Пираты Венеры - Берроуз Эдгар Райс. Страница 7

Я посмотрел на часы. Прошло двенадцать часов с того момента, как я обнаружил планету. Наконец-то я почувствовал волнение. Венера была вдвое больше, и, очевидно, вполовину ближе, чем двенадцать часов назад. Следовательно, торпеда преодолела половину расстояния, которое отделяло нас от планеты. Неужели столкновение все же возможно? Сейчас казалось едва ли не очевидным, что я буду безжалостно брошен на поверхность этого безжизненного, негостеприимного мира.

Ну так что же? Разве я и без того уже не обречен? Какая разница мне, если конец наступит на несколько недель раньше, чем я предполагал?

И все же я был взволнован. Не могу сказать, что я чувствовал страх. Я не испытываю страха смерти, я утратил это чувство, когда умерла моя мать. Но теперь, когда грандиозное приключение приближалось, я был ошеломлен его неизбежностью, невероятными картинами, открывавшимися передо мной, и огромным любопытством: что будет дальше?

Томительно тянулись долгие часы. Хоть я и привык мыслить в терминах сверхъестественных скоростей, мне казалось невероятным, что торпеда и Венера несутся к одной и той же точке так быстро: одна со скоростью тридцати шести тысяч миль в час, другая — более шестидесяти семи тысяч.

Становилось трудно наблюдать планету через боковой иллюминатор, так как она непрерывно приближалась к нашему пути. Я подошел к перископу. Венера величественно скользила в пределах его поля видимости. Я знал, что сейчас торпеда находилась на расстоянии менее тридцати шести тысяч миль, то есть меньше часа пути от ее орбиты, и уже не оставалось сомнений, что планета поймала нас. Нам было суждено столкнуться с ней. Даже в этих обстоятельствах я не смог удержаться от улыбки при мысли о моей поразительной меткости и удачливости, свидетельством которой служил этот факт. Я отправлялся к Марсу и теперь должен столкнуться с Венерой — безусловно, это космический рекорд всех времен среди наихудших выстрелов, угодивших хоть в какую-нибудь цель.

Я не избегал таким образом смерти — ведь лучшие астрономы мира уверили нас, что Венера непригодна для человеческой жизни, что ее поверхность либо невыносимо горяча, либо непереносимо холодна, к тому же планета лишена кислорода. Тем не менее жажда жизни, которая сопутствует каждому из нас с рождения, заставила меня осуществить приготовления к посадке. Те самые приготовления, которые мне надлежало сделать, если бы я успешно достиг своей первоначальной цели — Марса.

Я скользнул в комбинезон на шерстяной подкладке, надел защитные очки и подбитый шерстяной подкладкой шлем. Затем закрепил контейнер с кислородом на груди. Это было предусмотрено конструкторами, чтобы не запутать парашют. Контейнер мог быть также автоматически сброшен, если я попаду в атмосферу, пригодную для поддержания жизни — поскольку он будет ненужным и даже опасным грузом во время приземления.

Наконец, я надел и застегнул парашют. Потом глянул на часы. Если расчеты верны, мы столкнемся примерно через пятнадцать минут. Я снова вернулся к перископу.

Зрелище, которое предстало моим глазам, внушало благоговейный трепет. Мы погружались в кипящую, волнующуюся массу черных облаков. Это было подобно хаосу на заре сотворения мира. Мы попали в гравитационное поле планеты. Потолок кабины больше не располагался надо мной, я теперь стоял на передней стенке. Но я предвидел такое развитие событий, когда проектировал торпеду. Мы ныряли к планете носом вниз. В космосе не было ни верха, ни низа, а сейчас у нас появился низ, и вполне определенный.

Оттуда, где я стоял, можно было дотянуться до пульта управления, а рядом со мной была дверь в стенке торпеды. Я выпустил три батареи парашютов и открыл первую дверь — в стене внутреннего корпуса аппарата. Последовал ощутимый толчок — парашюты раскрылись и несколько замедлили скорость торпеды. Это должно было означать, что мы вошли в достаточно плотную атмосферу, а следовательно, у меня не было ни одной лишней секунды.

Одним движением рычага я выпустил оставшиеся парашюты и перебрался к внешней двери. Ее болты управлялись большим колесом, установленным в центре двери и могли открываться легко и быстро. Я зажал губами мундштук кислородного аппарата и торопливо повернул колесо.

Тотчас дверь отворилась. Давление внутри торпеды мгновенно упало; и струя воздуха, вырвавшаяся наружу, вытолкнула меня в пространство. Правой рукой я схватился за кольцо парашюта. Но не рванул его тотчас, а выждал несколько секунд, осматриваясь в поисках торпеды. Она двигалась почти параллельно со мной, все уцелевшие парашюты раскрылись над ней, образуя странную и притягательную радугу из ярких куполов. Я видел ее только мгновение, затем торпеда нырнула в облачную массу, и я потерял ее из виду. Но какое жуткое и великолепное зрелище она представляла собой в это краткое мгновение!

Теперь, когда мне не угрожала опасность столкновения с торпедой, я дернул за кольцо парашюта — как раз в тот миг, когда облака поглотили меня. Сквозь утепленный комбинезон я почувствовал острый холод. Словно удар ледяной волны, холодные облака плеснули мне в лицо. Затем, к моему облегчению, парашют раскрылся, и я стал падать медленнее.

Я падал вниз, вниз, вниз. Я не мог даже предположить ни времени спуска, ни расстояния. Было очень темно и очень влажно, как будто я тонул в глубинах океана, но только не ощущалось давления воды. Мои мысли в течение этих долгих минут не поддаются описанию. Возможно, я слегка опьянел от кислорода — не знаю. Я чувствовал радостное возбуждение и огромное желание проникнуть в великую тайну, скрытую внизу. Мысль о том, что я скоро умру, волновала меня куда меньше, чем мечты и догадки о том, что мне предстоит увидеть перед смертью. Я вот-вот совершу посадку на Венере — первый человек во всем мире, который увидит, что скрывается под облачным покровом планеты!

Внезапно я оказался в безоблачном пространстве, но далеко внизу подо мной было нечто странное, в темноте кажущееся еще одним слоем облаков. Это заставило меня вспомнить распространенную теорию двух облачных покровов Венеры. По мере того, как я спускался, температура постепенно повышалась, но все еще было холодно.

Когда я вошел во второй облачный слой, температура стала повышаться гораздо быстрее. Я отключил подачу кислорода и попытался дышать через нос. Глубоко вдохнув, я обнаружил, что получаю достаточно кислорода, чтобы поддерживать жизнь, и теории земных астрономов были разбиты вдребезги. Надежда вспыхнула во мне, как маяк на скрытом в тумане берегу.

Медленно опускаясь, я начал различать далеко внизу слабое свечение. Что бы это могло быть? Существовало много объективных причин, по которым это не мог быть солнечный свет. Солнечный свет не мог идти снизу и, кроме того, в этом полушарии Венеры была ночь. Естественно, множество странных предположений пронеслось в моем мозгу. Могло ли это быть свечение раскаленной поверхности? Но я тут же отбросил эту версию, как несостоятельную, потому что жара раскаленного мира уже давно убила бы меня. Затем мне пришло в голову, что это может быть отраженный свет той части облачного покрова, которая освещена Солнцем. Но небо надо мной было темным со всех сторон.

Единственная возможная разгадка была чрезвычайно естественной для землянина, и к тому же казалась верной. Я, как представитель высокоразвитой цивилизации, прибывший из мира, в котором весомое место отводится науке и технике, не мог устоять перед соблазном. Я осмелился предположить, что это слабое сияние — отражение искусственного света от нижней поверхности облачных масс. Света, созданного разумными созданиями из того мира, куда я медленно опускался.

Я попытался вообразить этих существ. Мое волнение возрастало по мере того, как я предвкушал чудеса, которые вскоре откроются моим глазам. Но, я думаю, это волнение было простительным в сложившихсся обстоятельствах. Готовясь к такому приключению, кто бы не разволновался, представляя, что его ожидает?

Я выплюнул мундштук кислородного аппарата и обнаружил, что могу дышать совершенно свободно. Свет подо мной постепенно становился ярче. Мне показалось, что в окружающих меня облаках я разгляден какие-то неясные темные очертыния. Быть может, тени, но что могло бы их отбрасывать? Я отсоединил кислородный контейнер и отбросил его. Я отчетливо услышал, как он обо что-то стукнулся мгновение спустя. Затем подо мной неясно вырисовалась темная тень, и через мгновение мои ноги встретили нечто упругое и податливое.