Оборотень - Ширянов Баян. Страница 120
– Но смотрит же?! – Удивился Репнев.
– Не глазами… Хотя ими и двигает… И слышит не ушами, а всей поверхностью тела… Его зачали в момент Чернобыльского взрыва. Электромагнитный импульс не повредил его генетическую структуру, но заставил ее работать чуть по другому, чем у обычных людей. Он мощнейший природный биоэнергетик. Телепат. Не знаю, что там еще. Этому, может, и названия пока нет.
– И чего с этим ублюдком делать? – Разочарованно спросил Николай Андреевич, понимая, что с ребенком ему не позволят ничего сделать никакие воровские законы. – Не мочить же его?
– Не мочить, – согласился целитель. – А если наказывать, то как?.. Не по попке же отшлепать? А для суда он мал еще. Родители умерли… Да и бандуру эту с него снять когда-нибудь придется. А то запаршивеет. В общем, не знаю, что делать… – резюмировал Игорь Сергеевич.
– А, может, с ним просто, по-мужски побазарить? – Предложил от безысходности Корень.
– Наверное, так и надо…
Витя был уверен, что как только Дарофеев найдет его, то тут же изобьет до полусмерти. Как иначе, ведь по его ГУЛовской наводке, москвича столько раз пытались убить? Но все случилось совершенно не так, как он себе представлял. Конечно, это был полный крах. Крушение всех надежд и мечтаний о лучшем будущем всех людей, но, странное дело, Витя чувствовал от своего пленения только непонятное облегчение.
Первое время он страшно боялся. Дарофеев-гном вылез из какой-то щели, моментально вырос и тут же надел на него железный шлем. Хорошо, что не маску.
Потом он сидел в холле, все вокруг него громко разговаривали, и он путался в этих голосах, они сливались для него в один неразборчивый гомон. К москвичу подходили его друзья. О чем-то с ним беседовали, бросая злобные взгляды на него, поверженного ГУЛа.
И вдруг, у него в голове послышался чей-то голос:
– Ты меня слышишь? – Спросил он.
Витя поискал зрением говорящего и понял, что это Дарофеев. Экстрасенс прямо смотрел на него, и был теперь видим во всех частях, не только твердой.
– Ответь, пожалуйста. – Повторил Дарофеев.
– Слышу…
– Не бойся… Я хочу объяснить тебе, что именно ты хотел сделать. И какие это вызвало бы последствия. Хочешь?
ГУЛ мысленно пожал плечами:
– А я могу отказаться?
– Я думал, тебе это будет интересно…
Витя согласился и тут же, непрерывным потоком в его мозг потекли разнообразные сведения. И о сталинских репрессиях, и о расплате за свои поступки, и о ценности любой жизни, и о карме, и об ответственности, и об энергетических законах социального развития, и об эгрегорах, и о внеземных кураторах человечества.
С каждым полученным знанием, Витя все сильнее внутренне съеживался. К нему, наконец, пришло понимание. Понимание и абсурдности своих замыслов о всеобщем равенстве и счастье, и дикости своих собственных методов. В какой-то момент он мысленно закричал:
– Не надо больше! Это же жестоко!
И горько разрыдался.
– А каким жестоким был ты сам? – Услышал ГУЛ мысль москвича. – Подумай…
– Я!.. Я не хочу быть таким! Я хочу быть, как все! Ты когда-нибудь страдал от полного одиночества? Было у тебя такое, что тебя не понимает ни единая тварь во всем свете? Было? – Тело Виктора билось в рыданиях, но мысль работала достаточно четко, чтобы Дарофеев мог улавливать и ее саму, и интонации.
– Так ты хотел всех сделать такими, как ты сам? – Удивился Игорь Сергеевич. – Разве ты не понимал, что это невозможно?
– Я не знаю… Я хотел, чтобы все были счастливы… Но я… Я не могу больше…
Пономарь прочитал в сознании мальчика мысль о самоубийстве и немедленно погрузил паренька в глубокий сон. Действительно, даже взрослый, зрелый человек, узнав о том, какие колоссальные, неисправимые глупости он натворил, подумал бы наложенить на себя руки. Чего же взять с еще не до конца сформировавшегося ребенка?
Целитель представил себя на его месте и ужаснулся. Да, действительно, он поступил с ГУЛом слишком жестоко.
Но, с другой стороны, рано или поздно ему все это надо было объяснить…
В общей сложности, штурмовики потеряли всего двух человек. Самого первого мафиози, которому в голову попал чугунок, и фээсбэшника, прошитого очередью из милицейского автомата. Все остальные остались живы. Было пятеро с легкими пулевыми ранениями, у двоих сломаны ноги, у четверых – ключицы от попадания на них тяжелых предметов.
Тем, у кого были мелкие увечья, первую помощь оказали в стационаре. Остальных, тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, оставили в Хумске лечиться.
Штурмовики ехали назад, в Москву радостные и разочарованные одновременно. Тот светловолосый пацан в блестящем шлеме, который спал на плече своего злейшего врага – Дарофеева, никак не ассоциировался со страшным всемогущим ГУЛом.
Сам же Игорь Сергеевич пытался разобраться в своих чувствах. Да, мальчишка причинил ему, да и не только ему, массу хлопот, множеству людей его безрассудные эксперименты стоили жизни, но ведь сказано в Святом Писании: «Прощайте врагов ваших.» А Пономарь, как только узнал, что ГУЛовские программы перестали функционировать, уже был готов простить несчастного гения от биоэнергетики Витю Матюшина.
Ему бы с самого начала попасть в хорошие руки, а не вариться в собственном соку в клинике, где над тобой ставят всякие эксперименты. Естественно, что будучи слепоглухо-немым, но одновременно все прекрасно видя и слыша, только не говоря, Витя испытывал страшный комплекс неполноценности, который и деформировал его талант в черную сторону.
«Может, – подумал целитель, – еще не все потеряно? Кундалини у малыша на месте… Безоговорочно черным он пока не стал. Так, может, еще не поздно?» Потом пришла мысль об усыновлении, за ней – о том, сколько же придется потратить усилий, чтоб ликвидировать все свои программы, но Пономарь только улыбнулся им. Он все сделает правильно. А если и ошибется, то вовремя исправит. Разве не так?