Готическая коллекция - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 53

– Вы решили помочь нам? – спросила Марта. – Но вы же… Какое вам дело? Вы же просто отдыхаете, приехали на пару недель. Зачем вам-то это все? Зачем вам мы с нашими бедами и страхами?

– Я, как и вы, хочу, чтобы это кончилось. Я смертельно боюсь, идя на пляж купаться, наткнуться на чей-нибудь труп. Еще раз я уже не выдержу. Это должно прекратиться. Как-то, как угодно, но это надо прекратить.

– Где ваш муж? – вдруг спросила Марта. Она смотрела в сторону причала, где Линк разговаривал с Дергачевым. Катя заметила, что внешне Марта изменилась. Лицо ее осунулось, лучезарная улыбка погасла. Светлые волосы были в полном беспорядке. Без косметики Марта казалась не такой привлекательной и свежей, как обычно, но вместе с тем выглядела гораздо моложе. Вид у нее был задумчивый и испуганный. Она еще больше походила на Золушку из киносказки, на Золушку, пережившую двенадцатый удар королевских часов, увидевшую, как ее золотая карета превращается в тыкву, ливрейные слуги – в серых крыс, а бальное платье – в грязные лохмотья.

А тем временем Линк и Дергачев распрощались. Линк зашагал по берегу назад, а Дергачев вернулся к работе. Но перед этим он обернулся и несколько секунд созерцал вершину Дюны, где Катя с Мартой были как на ладони. И тут внезапно Кате вспомнилась одна деталь, на которую прежде она не обратила внимания. Ей вспомнилась фотография Светы Пунцовой, показанная Катюшиным. Тогда в опорном пункте Катя взглянула на снимок мельком – уж слишком свежи и ужасны были ее впечатления от того, какой Пунцова была в пруду после трехнедельного пребывания в воде. Но сейчас… Катя разглядывала Марту и отчетливо припоминала фото. Сходства не было, и Марта была, конечно, старше, и все же… Тип был один и тот же – инженю, Золушка, полуженщина-полуребенок. Катя пожалела, что до сих пор не удосужилась попросить у Катюшина снимки двух других убитых девушек.

– Мой муж спит, – ответила она машинально. – Он с пяти часов сегодня на ногах.

– Спит? – В голосе Марты было столько презрения, что Катя даже не решилась спросить в ответ о том, где ее жених, Григорий Петрович Сукновалов. Да это было и неважно. Сукновалов мог, как и Мещерский, только помешать. А Дергачев был на виду на причале и пока не собирался никуда уходить.

– У меня к вам важный разговор, Марта, – повторила Катя.

И услышала в ответ:

– А вы правда поможете?

Что было говорить? Да, я помогу? Но Катя не хотела врать. Нет? Тогда зачем было проявлять любопытство к чужим делам?

– А вы в милиции кто? – продолжала настойчиво допрашивать Марта. – Клим мне сказал, что вы из Москвы, из министерства, а там вы кто? Следователь?

– Я не из министерства, я в пресс-центре области работаю. Средства массовой информации. Правда, звучит жутко казенно.

– Газеты? – Марта была разочарована.

– И газеты в том числе. Иногда мы сами статьи пишем о том или ином случае, если он интересный и если ясна полная правда о том, как все было на самом деле.

– А как бывает на самом деле, когда происходит убийство?

– Ужасно запутанно. А иногда с самого начала вроде бы все ясно, а потом оказывается, что у вашей медали аж три стороны. А порой и пять или двадцать пять. И уголовное дело вроде бы давно уже в суде, а все равно неясно, кто прав, кто виноват. Иногда все, что нужно, – это, как в детективе, угадать имя убийцы. А иногда даже от такой угадки никакого толка. Потому что имя – это просто буквы. И ничего больше. И, узнав имя, понять, почему этот человек делает то, что делает, очень трудно, а иногда и просто невозможно. А порой, Марта, честное слово, бывает так горько, что не хочется знать правды. Потому что… становится еще страшнее. – Катя посмотрела на собеседницу. – Но правда нас ведь не спрашивает, хотим мы ее знать или нет. Она…

– Что? – Марта плотнее запахнула на себе свою толстую вязаную кофту.

– Правда выплывает наружу. Почти наверняка. Но иногда не сразу, а спустя даже годы.

– О чем вы хотите говорить со мной?

– Как раз о том, с чего начался мой здешний отдых. В первый день мы ехали по дороге, и вдруг я увидела, как вон тот человек, – Катя кивнула туда же, куда смотрела и Марта, – на причал, лодки, на Дергачева, в этот момент занятого и вроде бы целиком поглощенного делом. Вместе с остальными он переворачивал лодки и теперь помогал спускать две из них на воду, – как он хотел броситься вниз с во-он той колокольни. Я чуть со страха не умерла тогда. Когда его оттуда сверху сняли, он вроде бы пьяный был совершенно. И даже толком ничего объяснить не мог. И вот тогда ваш брат Михель сказал… У него это просто вырвалось в сердцах, от испуга, что все произошло из-за вас, что это из-за вас он хотел броситься вниз.

Марта не промолвила ни слова. А Катя решила не торопиться и ждать. Терпеливо и сколько потребуется.

– Дергачев, когда напьется, не помнит, что творит, – наконец произнесла Марта.

– Он всегда был таким или с ним произошла некая перемена после одного случая?

– После какого случая? О чем вы, Катя?

– Я тут эту вашу легенду вспомнила. Про Водяного. Такая там любопытная метаморфоза с ним происходила. Знаете, сказки порой удивительно бывают точны и наблюдательны в деталях. Этот ваш Водяной, если помните, когда его опутали сетью, был прекрасным золотоволосым героем. И просто пленил собой ту девчонку, забыла ее имя… А когда она его потом бросила, когда ему пришлось жертвовать своими детьми, он из прекрасного героя превратился в мерзкое чудовище.

– Там было не так. Водяной сначала превратился в чудовище и вышел на берег, а потом уже убил своего ребенка, чтобы причинить боль своей…

– Марта, вон у того человека, который делает вид, что он сюда даже не смотрит, как знают все в поселке, вся стена над кроватью увешана вашими фотографиями. Вашими и вашего ребенка.

Марта вздрогнула. Посмотрела на Дергачева, потом на Катю. В ее взгляде ясно читалось: а это тут при чем?

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Дергачеве. О вашей с ним жизни. У вас был сын или дочь?

– Сын. – Марта ответила удивительно тихо и спокойно. Даже бесстрастно, отрешенно. – Да, мы жили с Дергачевым… С Иваном. Я его два года из армии ждала, он на флоте служил спасателем. А до этого мы еще в школе с седьмого за одной партой сидели, он даже в театральный кружок за мной увязался. Всюду за мной ходил. Я сначала и внимания-то не обращала, ну как все девочки. А потом заметила. А в десятом классе он мне сказал: «Ты меня все равно полюбишь. Я парень настырный».

– И настырный парень добился, что после армии вы…

– Я в университете училась, на медицинском. У нас, я, наверное, говорила уже, были все в семье врачи… В четырех поколениях. Отец хотел, чтобы я пришла работать в его клинику. С Иваном у нас все было очень серьезно, мы встречались, но жить нам было негде. Мои родители и слушать не хотели, чтобы я выходила замуж.

– За Дергачева? А почему?

– Нет, отец против Ивана ничего не имел. Иван ему нравился. Но мне было заявлено: медицина – наука, а наука требует полной отдачи. Хочешь стать дельным врачом – учись, хочешь стать посредственностью – женись, то есть иди замуж. А учиться мне на медицинском ой как трудно было. – Марта вздохнула. – А после диплома мы решили снять квартиру. Ютились у хозяйки на частном секторе. Сначала все было хорошо…

– А потом? – Катя уже не могла сдержать любопытства.

– А потом… То ли мы привыкли друг к другу, то ли стал надоедать быт, я не знаю. Но мне стало казаться: как, неужели это вот все? И больше уже ничего другого не будет? Неужели так все время – я, он? Иван настаивал, чтобы мы поженились, родители мои наседали: надо оформить ваши отношения в загсе, а я… я дура была, – Марта посмотрела на Катю, – глупая, самонадеянная дура. А потом я забеременела. Это вышло случайно, вообще-то я предохранялась. Но… Сначала я даже не хотела ему говорить. У нас все в этот момент как-то не клеилось. Он начал пить. Приходил домой такой… в любви мне начинал клясться. А меня тошнило. Не от него, нет, просто у меня был токсикоз. А он думал…