История Лизи (др. перевод) - Кинг Стивен. Страница 85
Потому что я там была. Потому что слышала хохотунов и поверила ему, когда он сказал, что там водятся твари и пострашнее. И они водились. Я видела тварь, о которой он говорил. Я видела ее в 1996 году, когда отправилась в Мальчишечью луну, чтобы привести его домой. Только ее бок, но этого хватило.
– Он был бесконечным, – пробормотала Лизи и пришла в ужас, осознав, что действительно в это верит. В 1996 году стояла ночь. Та самая ночь, когда из холодной спальни для гостей она «перескочила» в мир Скотта. Спустилась по тропе, углубилась в Волшебный лес и…
Где-то неподалеку заработал двигатель. Глаза Лизи открылись, она чуть не закричала. Затем снова расслабилась мало-помалу. Херб Галлоуэй, а может, Латтелл, парнишка, которого иногда нанимали Галлоуэи, косил траву на соседнем участке. Этот день кардинально отличался от пронизывающе-холодной ночи в январе 1996 года, когда она нашла Скотта в спальне для гостей. Он дышал, но в остальном полностью ушел.
Лизи подумала: Если бы я и смогла это сделать, то сейчас не получится – слишком шумно.
Лизи подумала: Чрезмерен этот мир для нас.
Лизи подумала: Кто это написал? [98] И, как часто случалось, за этой мыслью пришла вторая: Скотт точно знал.
Да, Скотт знал. Она подумала о нем, во всех этих номерах мотелей, склонившемся над портативной пишущей машинкой (СКОТТ И ЛИЗИ, РАННИЕ ГОДЫ), и позже, с лицом, подсвеченным дисплеем ноутбука. Иногда с сигаретой, которая дымилась в стоящей рядом пепельнице, иногда со стаканом, всегда с прядью волос, падающей на лоб. Подумала о нем, лежащем на ней на этой самой кровати, бегающем за ней в том ужасном доме в Бремене (СКОТТ И ЛИЗИ В ГЕРМАНИИ), оба голые и смеющиеся, сексуально озабоченные, но не счастливые, тогда как грузовики и легковушки грохотали на кольцевой развязке выше по улице. Она подумала о его руках, обнимающих ее, о всех тех разах, когда его руки обнимали ее, о его запахе, о его щетине на щеке, прижимающейся к ее щеке, и подумала, что продала бы душу, да, свою бессмертную долбаную душу ради того, чтобы услышать, как внизу хлопнула дверь, и он идет по коридору с криком: «Эй, Лизи, я дома… все по-прежнему?»
Замолчи и закрой глаза.
Голос был ее, но почти что и его, очень хорошее подражание, вот Лизи и закрыла глаза и почувствовала первые слезы, слезы утешения, просачивающиеся сквозь полог ресниц. Есть много такого, чего они не говорят тебе о смерти, она познала это на собственном опыте, но одна из самых главных недомолвок – время, которое требуется любимому человеку, чтобы умереть в твоем сердце. «Это секрет, – думала Лизи, – и должен быть секретом, потому что у кого может возникнуть желание сближаться с другим человеком, если они будут знать, сколь тяжелым станет расставание? В твоем сердце любимые умирают постепенно, не так ли? Как комнатное растение, которое никто не поливает, потому что ты, отправившись в поездку, забыла отдать его соседке, и это так печально…»
Она не хотела думать о грусти и печали, не хотела думать о своей изуродованной левой груди, в которую вновь начала заползать боль. Вместо этого она вернулась мыслями к Мальчишечьей луне. Вспомнила, какой восторг и изумление испытала, в мгновение ока перенесясь из морозной, заснеженной ночи в Мэне в это тропическое место. С каким-то особым воздухом, напоенным ароматами красного жасмина и бугенвиллии. Она вспомнила потрясающий свет заходящего солнца и поднимающейся луны, вспомнила, как вдали звенел колокольчик. Тот самый колокольчик.
Лизи осознала, что треск газонокосилки на участке Галлоуэев доносится уже издалека. Так же как рев мотоцикла на шоссе. Что-то происходило, она в этом нисколько не сомневалась. Пружина закручивалась, колодец наполнялся, колесо поворачивалось. Может, для нее мир все-таки не был чрезмерным.
Но что ты будешь делать, если попадешь туда и увидишь, что там ночь? При условии, что твои ощущения не есть сочетание воздействия наркотиков и самовнушения; что, если ты окажешься там ночью, когда охотятся жуткие твари. Твари вроде длинного мальчика Скотта?
Тогда я оттуда вернусь.
Ты хочешь сказать, если у тебя будет время.
Да, именно это я и хочу сказать, если у меня…
Внезапно, шокирующе свет, который пробивался сквозь ее веки, изменился с красного на густо-пурпурный, чуть ли не черный. Словно окно задернули шторой. Однако на штору не спишешь внезапно ударившую в нос умопомрачительную смесь ароматов тропических цветов. И штора не несла ответственности за траву, которая колола бедра и голую спину.
Она это сделала! Прорвалась. Перенеслась в другой мир.
– Нет, – прошептала Лизи, не открывая глаз, едва слышно, протестуя чисто номинально.
Ты знаешь, что сделала, Лизи, – прошептал голос Скотта. – И времени в обрез. СОВИСА, любимая.
И поскольку она знала, что голос абсолютно прав (времени было в обрез), Лизи открыла глаза и села в детском убежище своего талантливого мужа.
Села в Мальчишечьей луне.
Был не ночь и не день, но теперь, попав туда, Лизи этому нисколько не удивилась. Два прежних раза она переносилась в Мальчишечью луну аккурат перед сумерками. Так чего удивляться, если и теперь оказалась там именно в это время суток?
Солнце, ярко-оранжевое, стояло над горизонтом в конце бескрайнего люпинового поля. А над противоположным горизонтом как раз всходила луна, огромная, гораздо больше самой большой луны, какую Лизи доводилось видеть в своей жизни.
Это не наша луна, правда? Но как такое может быть?
Ветерок шевелил мокрые от пота кончики волос, и где-то, не очень далеко, звенел колокольчик. Она помнила звук, она помнила колокольчик.
Тебе бы лучше поторопиться, или у тебя есть другое мнение на этот счет?
Да, конечно. У пруда безопасно, так, во всяком случае, говорил Скотт, но тропа вела через Волшебный лес, а вот там безопасностью и не пахло. Пруд находился неподалеку, но все равно тянуть время не стоило.
Она чуть ли не бегом направилась вверх по склону к деревьям, ища крест на могиле Пола. Поначалу не нашла, потом заметила… крест сильно наклонился в одну сторону. У нее нет времени выпрямлять крест… но она потратила на это время, потому что так поступил бы Скотт. На мгновение рассталась с серебряной лопатой (она действительно перенеслась с ней, вместе с желтым вязаным квадратом), чтобы использовать обе руки. Должно быть, краски той стороны не выдерживали здешних погодных условий, потому что единственное с таким трудом написанное слово «ПОЛ» сильно выцвело и едва просматривалось.
Скорее всего я выпрямляла его и в прошлый раз, думает Лизи. В 1996-м. И наверняка хотела поискать шприц, да только не было времени.
Нет времени и теперь. Это ее третье путешествие в Мальчишечью луну. Первое было самым лучшим, потому что она попала сюда со Скоттом, и они добрались только до сломанного указателя с надписью «К ПРУДУ», после чего вернулись в их номер в отеле «Оленьи рога». Второй раз, в 1996 году, ей, однако, пришлось в одиночку войти по тропе в Волшебный лес. Она не могла вспомнить, каких волевых усилий ей это стоило, не зная, как далеко пруд и что она там найдет. Но и это, третье, путешествие отличалось своим набором проблем. Она была голой по пояс, в изуродованной левой груди вновь начала пульсировать боль, и один только Бог знал, каких тварей мог привлечь запах крови. Впрочем, с волнениями на этот счет она уже опоздала.
Если какая-то тварь набросится на меня, подумала Лизи, вновь берясь за короткий черенок серебряной лопаты, к примеру, один из хохотунов, я просто огрею его «Надежной персональной дубинкой маленькой Лизи», изобретено в 1988 году, защищено патентным законодательством, все права охраняются.
Где-то впереди вновь зазвенел колокольчик. Босиком, с голой грудью, перемазанная кровью, в одних только старых джинсовых шортах, сжимая в правой руке лопату с серебряным штыком, Лизи двинулась на звук по тропе, которую быстро окутывали сумерки. Пруд лежал впереди, на расстоянии не более полумили. Там было безопасно даже с наступлением темноты, и там она собиралась раздеться и омыть себя его водами.
98
«Чрезмерен этот мир для нас» – сонет английского писателя-романтика Уильяма Вордсворта (1770–1850), написан в 1807 г.