Противостояние. Том I - Кинг Стивен. Страница 21
«Джордж уехал на свидание с Нормой Виллис».
«Вик, поставь лошадь в стойло сам и повесь ей торбу. Будь хорошим мальчиком».
«Это не моя работа».
«Виктор, ты же любишь маму».
«Да. Но это не…»
«Ты должен любить свою маму. У мамы грипп».
«Нет, мама. У тебя туберкулез, и он убьет тебя. В тысяча девятьсот сорок седьмом. А Джордж умрет через шесть дней после того, как попадет в Корею, как раз достаточный срок для одного письма, а потом бах-бах-бах. Джордж…»
«Вик, помоги мне и поставь лошадь в стоило, я последний раз тебе говорю».
— Это у меня грипп, а не у нее, — прошептал он, снова выныривая из бреда. — У меня.
Он смотрел на дверь и думал, что даже для больницы она чертовски странная. У нее были закругленные углы, а по краям шли заклепки, и порог приподнимался сантиметров на пятнадцать, а то и больше, над кафельным полом… Даже такой неважный плотник, как Вик Полфри, мог бы… (Отдай комиксы, Вик, ты уже насмотрелся.) (Мама, он отобрал мои веселые картинки! Отдай! Отда-а-а-ай!) сделать получше. Она (стальная)…
Какая-то мысль как гвоздь вонзилась в его мозги, и он отчаянно пытался сесть, чтобы получше разглядеть дверь. Да, так оно и есть. Совершенно точно. Стальная дверь. Почему он в больнице за стальной дверью? Что случилось? Он и вправду умирает? Не пора ли ему подумать, как он предстанет перед Всевышним? Господи, что же случилось? Он напрасно силился пробиться сквозь серый, обволакивающий туман, до него доносились откуда-то издалека лишь голоса, которые он не мог узнать.
«Так вот, я и говорю… они сказали… к черту эту сраную инфляцию…»
«Лучше отключи колонки, Хэп». (Хэп? Билл Хэпскомб? Кто это? Мне знакомо это имя.)
«Е-моё».
«Они мертвы, без сомнения…»
«Дай руку, и я вытащу тебя отсюда…»
«Отдай комиксы, Вик, ты уже…»
Солнце теперь почти полностью скрылось за линией горизонта, и в палате Вика зажегся свет. При свете он увидел целый ряд лиц, внимательно наблюдающих за ним сквозь двойное стекло. Он закричал, решив поначалу, что это те люди, которые разговаривают в его воображении. Один из них в белой докторской одежде энергично делал знаки кому-то, кто оставался вне поля зрения Вика, который к тому времени уже справился со своим страхом. Он был слишком слаб, чтобы надолго оставаться в его власти. Но внезапный испуг, охвативший Вика, когда в бесшумной вспышке света он увидел сосредоточенные лица этих людей (похожих на привидения в своих белых докторских одеждах), несколько прояснил его сознание, и он понял, где находится. Атланта. Атланта, штат Джорджия. Они приехали и забрали его — его, и Хэпа, и Норма, и жену Норма с детьми. Они забрали Хэнка Кармайкла. Стю Редмана. Бог знает, скольких еще. Вик был тогда напуган и возмущен. Да, у него насморк, и он чихает, но у него же нет холеры или той неведомой заразы, которая сразила беднягу Кампьона и его семью. У него была небольшая температура, и он вспомнил, как споткнулся Норм Брюетт и только с чужой помощью смог подняться в самолет. Жена Норма плакала от страха, и маленький Бобби Брюетт тоже плакал — плакал и кашлял. Это был скрежещущий, крупозный кашель. Самолет находился на небольшой взлетной полосе на окраине Брейнтри, но, чтобы выбраться из Арнетта, им пришлось миновать дорожный пост на 93-м шоссе, и люди там натягивали проволочные заграждения… проволочные заграждения прямо в пустыне…
Над странной дверью вспыхнула красная лампа. Раздался шипящий звук, который затем сменил звук работающего насоса. Когда все смолкло, дверь открылась. В палату вошел человек в огромном белом скафандре с прозрачным экраном для лица. Голова за этим экраном раскачивалась как воздушный шар, помещенный под колпак. На спине у него были кислородные баллоны. Он заговорил каким-то металлическим, отрывистым голосом, лишенным всего человеческого. Этот голос напоминал те фразы типа «Попробуй еще раз, Космический Курсант», которые раздаются в видеоиграх, когда ты сделал последний ход.
Голос пролязгал:
— Как вы себя чувствуете, мистер Полфри?
Но Вик не смог ответить. Он опять погрузился в зеленую пучину бреда. За экраном белого скафандра он увидел лицо матери. Мама была одета во все белое, когда папа привез его и Джорджа в последний раз к ней в санаторий. Ей пришлось поехать туда, чтобы не заразить никого из близких. Туберкулез заразен. От него можно умереть.
Он разговаривал с мамой… сказал, что будет хорошим и поставит лошадь в стойло… пожаловался, что Джордж отнял его комиксы… спросил, как она себя чувствует и скоро ли вернется домой… Человек в белом скафандре сделал ему укол, и он еще глубже погрузился во тьму, а его слова стали неразборчивыми. Человек в белом повернулся к людям за стеклянной стеной и покачал головой.
Подбородком он включил переговорное устройство, вмонтированное в шлем, и произнес:
— Если это не подействует, то к полуночи мы его потеряем.
Для Вика Полфри «магический час» окончился.
— Закатайте рукав, мистер Редман, — попросила хорошенькая темноволосая медсестра. — Это не займет и минуты. — В руках, защищенных перчатками, она держала прибор для измерения кровяного давления. Она мило улыбалась Стю сквозь пластиковую маску, словно их объединяла какая-то пикантная тайна.
— Нет, — ответил он.
Ее улыбка немного потухла.
— Я хочу только измерить давление. Это не займет и минуты.
— Нет.
— Так распорядился врач, — сказала она, переходя на деловой тон. — Пожалуйста.
— Если так распорядился врач, то дайте мне поговорить с ним.
— Я думаю, что сейчас он занят. Если бы вы только…
— Я подожду, — спокойно заявил Стю, даже и не думая расстегивать рукав.
— Это всего лишь моя работа. Вы же не хотите, чтобы у меня из-за вас были неприятности? — Она адресовала ему милую неопределенную улыбку. — Если бы вы только позволили мне…
— Не позволю, — отрезал Стю, — идите и скажите им, пусть пришлют кого-нибудь.
С обеспокоенным видом медсестра подошла к стальной двери и повернула в замке квадратный ключ. Раздался звук работающего насоса, дверь открылась, и она перешагнула через порог, напоследок бросив на него укоризненный взгляд. Стю же смотрел на нее вполне дружелюбно.
Когда дверь закрылась, он встал и торопливо подошел к окну. Перед ним было двойное стекло, к тому же зарешеченное снаружи, но уже совсем стемнело и он ничего не увидел. Стю вернулся обратно и сел. На нем были вылинявшие джинсы, клетчатая рубаха и коричневые залатанные стоптанные башмаки. Он провел рукой по лицу и недовольно поморщился, нащупав щетину. Они даже не разрешают ему побриться, а он быстро зарастает.
Он не возражал против самого обследования, но он был против того, чтобы его держали в страхе и неведении. Он не был болен, во всяком случае, пока, но был очень напуган. Что-то здесь нечисто. И он больше не собирается участвовать в их делах, пока ему не объяснят, что случилось в Арнетте и какое отношение ко всему этому имеет тот парень Кампьон. По крайней мере тогда его страх, может, будет оправдан чем-то серьезным.
По их лицам он понял, что они ожидали подобных вопросов еще раньше. У них масса способов скрывать от больных правду. Четыре года назад его двадцатисемилетняя жена умерла от рака. Он сначала поразил ее матку, а потом с быстротой молнии и весь организм. Стю видел, как ловко уклонялись они от ее вопросов, либо меняя тему разговора, либо давая ей информацию, напичканную специальными терминами. Поэтому поначалу он и не стал ничего спрашивать, замечая, как это тревожит их. Но сейчас настало время спросить. Ему должны хоть что-нибудь ответить. Пусть односложными словами.
Кое-что он сообразил сам. У Кампьона, его жены и ребенка была какая-то скверная болезнь. Начиналась она как грипп или летняя простуда, но дальше тебе становилось все хуже и хуже, пока наконец ты не захлебывался собственными соплями или не сгорал от внутреннего жара. Эта болезнь была невероятно заразной.