Противостояние. Том I - Кинг Стивен. Страница 50

Он вздохнул.

— Ты дашь мне знать, когда обоснуешься на новом месте?

— Наверное.

— Ты по-прежнему собираешься продолжить учебу?

— Через некоторое время. Хочу на один семестр взять академический отпуск.

— Если я понадоблюсь тебе, Фрэнни, ты знаешь, где меня найти. Я никуда не сбегу.

— Я знаю это, Джесс.

— Если тебе понадобятся баксы…

— Да.

— Свяжись со мной. Я не настаиваю, но… Я бы хотел видеться с тобой.

— Хорошо, Джесс.

— До свидания, Фрэн.

— До свидания.

Повесив трубку, она подумала, что последние слова прощания прозвучали у них обоих слишком бесповоротно, а разговор тем не менее получился каким-то незаконченным. Собственная догадка больно ранила ее. Впервые они не сказали друг другу на прощание: «Я люблю тебя». Она расстроилась из-за этого и, как ни пыталась убедить себя не поддаваться унынию, справиться с ним не могла.

Последний звонок раздался около полудня — звонил отец. Позавчера они вместе обедали, и он сказал, что его тревожит состояние Карлы, в котором она находится после случившегося. Прошлую ночь она не спала, а провела ее в гостиной, изучая старые генеалогические записи. Он зашел к ней около половины двенадцатого узнать, когда она поднимется наверх, в спальню. Она сидела в ночной рубашке. Ее распущенные волосы рассыпались по плечам. По словам Питера, она казалась безумной, утратившей всякое ощущение реальности. На коленях она держала увесистый том и даже не взглянула на Питера, продолжая переворачивать страницы. Она ответила, что не хочет спать, но скоро поднимется. Питер с Фрэнни разговаривали в кафе «На углу», но к своим гамбургерам почти не притрагивались. Он сказал ей, что Карла простудилась. У нее насморк. Когда он спросил Карлу, не принести ли ей горячего молока, она вообще не ответила. Утром он нашел ее спящей в кресле с книгой на коленях.

Сон помог ей немного прийти в себя, но простуда только усилилась. Карла не захотела, чтобы он вызывал доктора Эдмонтона, заявив, что это обычная простуда. Она поставила на грудь горчичники, прикрыв их фланелевой салфеткой, и сказала, что ей уже лучше. Но Питеру совсем не нравился ее внешний вид, как он признался Фрэнни. Хотя Карла не позволила ему измерить ей температуру, ему показалось, что у нее жар.

Он позвонил Фрэнни как раз в тот момент, когда раздался первый раскат грома. Над заливом нависли темно-фиолетовые тучи. Закапал редкий дождик, который постепенно перешел в ливень. Разговаривая с отцом, она смотрела в окно и видела, как в воду за пирсом вонзаются молнии. И каждый раз, когда это происходило, в трубке раздавалось слабое потрескивание, словно иголка проигрывателя царапала пластинку.

— Сегодня она осталась в постели, — сказал Питер. — Наконец-то она согласилась, чтобы Том Эдмонтон осмотрел ее.

— Он уже был?

— Только что ушел. Он считает, что у нее грипп.

— О Господи, — проговорила Фрэнни. — Это не шутки в ее возрасте.

— Это верно. — На секунду он замолчал. — Я все рассказал ему, Фрэнни. О ребенке, о вашей с Карлой ссоре. Том с детства лечил тебя, он не проболтается. Я хотел знать, не из-за этого ли Карла слегла. Он сказал «нет». Грипп есть грипп.

— Болезнь заманила ее в постель, — мрачно сказала Фрэн.

— Что?

— Не обращай внимания, — ответила она. Отец обладал на удивление широким кругозором, но он ничего не смыслил в бисексуальных отношениях. — Продолжай.

— Да я, собственно, почти все уже сказал, дорогая. Том говорит, что вокруг многие сейчас болеют. Какой-то на редкость опасный вид гриппа. Похоже, он пришел откуда-то с юга и уже поразил весь Нью-Йорк.

— Но проспать в гостиной всю ночь… — усомнилась Фрэнни.

— Он сказал, что и на самом деле вертикальное положение, возможно, лучше для ее легких и дыхательных путей. Больше он ничего не сказал, ведь Альберт Эдмонтон состоит в тех же обществах, что и Карла, поэтому больше он и не мог ничего сказать. Мы оба знаем, что она сама навлекла на себя эту напасть, Фрэн. Она — президент Городского исторического комитета и по двадцать часов в неделю проводит в библиотеке. Она — секретарь Женского клуба и Клуба любителей литературы. Еще до смерти Фреда она начала принимать постоянное участие в городских маршах, а прошлой зимой она, кроме того, стала активисткой Фонда милосердия. И в довершение ко всему в последнее время она стала проявлять интерес к деятельности Генеалогического общества Южного Мэна. Она просто надорвалась, загнала себя. Отчасти из-за этого перенапряжения она так напустилась на тебя. Эдмонтон сказал, что она сдалась без всякого сопротивления первой же попавшейся ей на пути инфекции. Это все, что он мог сказать. Фрэнни, она стареет, хотя ужасно не хочет этого. Она всегда работала больше меня.

— Как она сейчас, папа?

— По-прежнему в кровати, пьет сок и принимает назначенные Томом таблетки. Я взял отгул, а завтра с ней придет посидеть миссис Халлидей. Карла хотела, чтобы пришла именно она, чтобы обсудить с ней повестку дня июльского собрания Исторического общества. — Он шумно вздохнул. Вспышка молнии вызвала легкое потрескивание в трубке. — Мне иногда кажется, что она хочет умереть за работой.

Фрэнни неуверенно спросила:

— Как ты думаешь, она будет против, если я…

— Сейчас будет. Но дай ей время, Фрэнни. Она смягчится.

Теперь, спустя четыре часа после разговора с отцом, повязывая на голову непромокаемую косынку, Фрэнни размышляла над тем, сменит ли ее мать гнев на милость. Может быть, если она откажется от ребенка, никто и городе так ничего и не пронюхает. Хотя вряд ли. Жители маленьких городков обладают удивительно острым чутьем. И, конечно, если она оставит ребенка при себе… Но она еще всерьез не думала об этом, так ведь? Так ли?

Натягивая легкое пальто, она вдруг почувствовала себя виноватой. Да, мать переутомилась. Фрэнни заметила это еще тогда, когда приехала домой из колледжа и они с матерью обменялись поцелуями. У Карлы залегли мешки под глазами, кожа казалась чересчур желтой, а седины в волосах, хотя они, как всегда, были безупречно уложены, заметно прибавилось, несмотря на регулярное подкрашивание в парикмахерской, обходившееся ей каждый раз в тридцать долларов. Но по-прежнему…

Она была истеричкой, законченной истеричкой. И Фрэнни мучилась вопросом, какова будет степень ее вины, если грипп матери обернется пневмонией или приведет к другим серьезным последствиям. Или даже к смерти. Господи, что за ужасная мысль! Это невозможно. Умоляю, Господи, нет, только не это. Таблетки прогонят эту болезнь прочь. А поскольку Фрэнни будет оставаться вне поля ее зрения, тихо вынашивая своего Маленького Незнакомца в Сомерсуэрте, мать сможет оправиться от обрушившегося на нее удара. Она сможет…

Снова зазвонил телефон.

С минуту она остолбенело смотрела на него. За окном сверкнула молния, а за ней последовал зловещий раскат грома, да так близко, что Фрэнни буквально подскочила на месте.

Дзинь-дзинь-дзинь.

Но ведь ей уже звонили три раза, кто бы это мог быть? Дебби незачем звонить ей снова, да и Джессу тоже. Может быть, ей звонит оператор автоматической телефонной службы или какой-нибудь торговый агент? В конце концов, не исключено, что это все-таки Джесс.

А подходя к аппарату, она уже была уверена, что звонит отец с плохими известиями. «Что ж, это мой кусок пирога», — сказала она себе. Ответственность — это как пирог. Своими добрыми делами ты снимаешь с себя часть ответственности, но ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что выкрутишься и тебе не придется отрезать себе собственными руками большой, сочный и горький кусок пирога, чтобы потом съесть его весь, до последней крошки.

— Алло?

На другом конце провода молчали. Фрэнни недоуменна нахмурилась и повторила «алло».

Тогда отец ответил:

— Фрэн? — и издал странный звук, словно подавился чем-то. — Фрэнни? — И снова тот же звук. С нарастающим ужасом Фрэнни поняла, что он борется со слезами. Она — непроизвольно поднесла руку к узлу завязанной на шее косынки и вцепилась в него.