Противостояние. Том II - Кинг Стивен. Страница 51

— Но подымется ро… — начал было Стю.

— Конечно, подымется ропот, — прервал его Глен. — Ник, может, нам по крайней мере собрать комитет и обсудить ситуацию?

Ник нацарапал: Какой смысл? Зачем нужно собрание, которое ничего не может изменить?

— Но мы могли бы сколотить поисковый отряд. Она не способна уйти далеко.

Ник обвел двойным кружком фразу: Человек предполагает, Бог располагает, а ниже написал: Если ты отыщешь ее, то как приведешь обратно? На цепи?

— Господи, нет! — воскликнул Стю. — Но, Ник, не можем же мы просто позволить ей скитаться по округе! Она вбила себе в голову какую-то дурацкую идею, будто она обидела Бога. Что, если ей померещится, что она должна удалиться в некую херовую пустыню, как какой-нибудь парень из Ветхого Завета?

Я почти уверен, что именно это она и сделала, — написал Ник.

— Ну вот тебе, пожалуйста!

Глен положил руку Стю на плечо.

— Остынь на минутку, Восточный Техас. Давай разберемся, какой в ее поступке смысл.

— Да к чертям весь этот смысл! Не вижу я никакого смысла в том, чтобы оставить старуху бродить где-то днями и ночами, пока она не умрет от истощения!

— Она не просто какая-то старуха. Она — Матушка Абагейл, и здесь она — папа римский. Если папа решит, что должен прогуляться в Иерусалим, разве ты, будучи истинным католиком, стал бы спорить с ним?

— А, черт, но ведь это же другое дело, и ты это знаешь!

— Нет, это то же самое. Да. По крайней мере именно так воспримут это люди в Свободной Зоне. Стю, ты готов с уверенностью заявить, что Бог не велел ей бродить по кустам?

— Н-нет… но…

Ник тем временем писал и, закончив, протянул листок бумаги Стю, которому пришлось помучиться, чтобы разобрать некоторые слова. Обычно почерк у Ника был четким, но эти строчки были написаны второпях, быть может, в раздражении.

Стю, это все равно ничего не изменит, кроме того, что, быть может, ухудшит моральный климат в Свободной Зоне. По даже в этом я не уверен. Люди не разбредутся лишь оттого, что она ушла. Это значит, что в данный момент нам не придется согласовывать с ней наши планы. Может, это и к лучшему.

— Я скоро просто рехнусь, — сказал Стю. — Иногда мы говорим о ней как о какой-то преграде, которую нужно объехать, вроде дорожного завала. А порой вы говорите о ней как о папе римском, и она, видите ли, не может сделать ничего неправильного, даже если и захочет. Но так уж случилось, что я люблю ее. Чего ты добиваешься, Никки? Чтобы кто-то споткнулся осенью об ее тело в какой-нибудь рытвине к западу от города? Ты хочешь, чтобы ее оставили там и она превратилась в… священный корм для ворон?

— Стю, — мягко возразил Глен. — Это было ее решение уйти.

— А, черт, что за бред, — сказал Стю.

К полудню весть об исчезновении Матушки Абагейл разошлась по всему сообществу. Как и предсказывал Ник, общая реакция выразилась скорее в безрадостном принятии этого факта, чем в ужасе или панике. Мнение людей в целом свелось к тому, что она, должно быть, ушла молиться «о наставлении Божьем», чтобы помочь им выбрать верную дорогу на общем собрании 18-го.

— Я не хочу богохульствовать, называя ее Богом, — сказал Глен за ленчем на скорую руку в парке, — но она что-то вроде доверенного лица Господа. Силу веры любого общества можно измерить по тому, насколько эта вера ослабевает, когда исчезает ее главный культовый объект.

— Повтори-ка это еще разок для меня.

— Когда Моисей разбил золотого тельца, израильтяне перестали поклоняться ему. Когда воды затопили храм Ваала, люди решили, что Ваал вовсе не такой уж распрекрасный Бог. Однако Иисус пошел перекусить и исчез на две тысячи лет, а христиане не только до сих пор следуют его учению, но живут и умирают, веря, что в конце концов он вернется, и когда это произойдет, они воспримут это как нечто вполне естественное. Так и Свободная Зона относится к Матушке Абагейл. Эти люди не сомневаются, что она вернется. Ты разговаривал с ними?

— Ага, — кивнул Стю. — Просто не могу в это поверить. Старая женщина бродит невесть где, а каждый твердит: угу, интересно, принесет ли она вовремя Десять Заповедей на каменных скрижалях — в аккурат к собранию.

— Может, и принесет, — угрюмо буркнул Глен. — Впрочем, не все говорят «угу». Ральф Брентнер буквально волосы рвет на себе от отчаяния.

— Я понимаю Ральфа. — Стю пристально взглянул на Глена. — А как насчет тебя, лысик? Ты что скажешь об этом?

— Мне не нравится, когда меня так называют. Это очень неуважительно. Но я скажу тебе… это чуть-чуть забавно, что у старины Восточного Техасца оказался гораздо более прочный иммунитет к идее Божественного провидения, которой она околдовала это сообщество, чем у выдающегося старого агностика, да еще социолога в придачу. Я полагаю, она вернется. Почему-то я просто уверен в этом. А что говорит Фрэнни?

— Не знаю. Я не видел ее с утра. Не удивлюсь, если она сейчас где-нибудь пожирает саранчу и дикий мед вместе с Матушкой Абагейл. — Он уставился на гряду Флатайронс, вздымавшуюся высоко в небо в голубой дымке раннего полдня. — Господи, Глен, я надеюсь, со старухой все в порядке…

Фрэнни даже не знала, что Матушка Абагейл исчезла. Она провела все утро в библиотеке, читая книги по садоводству. И в своем порыве она была не одинока. Она встретила еще двух или трех людей, сидевших над книгами по земледелию, молодого человека лет двадцати пяти, склонившегося над книжкой под названием «Семь независимых источников энергии для вашего дома», и хорошенькую блондинку лет четырнадцати с потрепанной книжкой в бумажном переплете, озаглавленной «600 простых кулинарных рецептов».

Она вышла из библиотеки около полудня и побрела вниз по Уолнат-стрит. Она была уже на полпути к дому, когда встретила Шерли Хаммет — старшую женщину из компании Дайны, Сюзан и Патти Кроугер. С той поры Шерли здорово поправилась и теперь выглядела оживленной и миловидной городской матроной.

Она остановилась и поздоровалась с Фрэн.

— Когда, ты думаешь, она вернется? Я уже всех спрашивала. Если бы в городе выходила газета, я бы обратилась с просьбой провести опрос общественного мнения. Как раньше: «Что вы думаете по поводу заявления сенатора Бангхоула об истощении нефтяных запасов?» Что-нибудь в этом духе.

— Кто вернется?

— Матушка Абагейл, конечно, кто же еще? Ты что, не в курсе?

— Как это понимать? — в ужасе спросила Фрэн. — Что случилось?

— В том-то все и дело. Никто точно ничего не знает. — И Шерли рассказала Фрэн, что происходило, пока та торчала в библиотеке.

— Она просто… ушла? — нахмурившись, спросила Фрэн.

— Да Конечно, она вернется, — доверительно сообщила Шерли. — Так сказано в записке.

— «Если такова воля Господа»?

— Это просто такой речевой оборот, я уверена, — сказала Шерли и взглянула на Фрэн с холодком.

— Что ж… Я надеюсь. Спасибо, что сказала мне, Шерли. Как твои головные боли?

— О, теперь все прошло. Я буду голосовать за тебя, Фрэн.

— М-мм? — Она погрузилась в себя, переваривая новую информацию, и какое-то мгновение совершенно не могла взять в толк, о чем говорит Шерли.

— За то, чтобы тебя избрали в постоянный комитет!

— О-о… Что ж, спасибо. Я еще не уверена, что хотела бы там работать.

— Ты отлично справишься. И ты, и Сюзи. Мне надо идти, Фрэн. Увидимся.

Они расстались. Фрэн торопливо направилась к дому, желая поскорее выяснить, не знает ли Стю чего-нибудь еще. Исчезновение старой женщины, последовавшее сразу после их вчерашнего собрания, кольнуло ее в сердце плохим предчувствием. Ее беспокоило то, что они не сумеют представить свои основные решения — вроде засылки шпионов на запад — на суд Матушки Абагейл. Теперь, когда та ушла, Фрэн ощутила слишком большую ношу ответственности на своих плечах.

Вернувшись домой, она не застала там Стю. Она разминулась с ним минут на пятнадцать. В записке под сахарницей было сказано просто: Вернусь к 9.30. Я с Ральфом и Гарольдом. Не волнуйся. Стю.