Противостояние. Том II - Кинг Стивен. Страница 53

Страх окутал ее, как пуховое одеяло. Она застыла от ужаса. У нее перехватило дыхание, и лишь позже она обнаружила, что слегка обмочилась.

Стук повторился — с полдюжины торопливых, четких ударов. «Боже мой, — подумала она. — Слава Богу, что хоть шторы опущены».

За этой мыслью последовала неожиданная леденящая уверенность, что она оставила свой велосипед там, где его может увидеть кто угодно. Так оно и было? Она отчаянно попыталась сосредоточиться, но какое-то невыносимо долгое мгновение не могла отыскать в памяти ничего, кроме смутно знакомой тарабарщины: «Прежде чем вытащить соломинку из глаза соседа, вынь бревно из своего…»

Стук опять повторился, и раздался женский голос:

— Есть кто дома?

Фрэн сидела не шевелясь. Вдруг она вспомнила, что оставила велосипед позади дома, под бельевыми веревками Гарольда. С парадного входа его не видно. Но если гостья Гарольда решит подойти к задней двери…

Ручка на передней входной двери — она была видна Фрэнни через маленький холл — начала вертеться туда-сюда, описывая короткую дугу.

«Кто бы она ни была, надеюсь, она разбирается в замках не лучше меня», — подумала Фрэнни и тут же была вынуждена зажать рот обеими ладошками, чтобы подавить безумный всплеск смеха. Тогда-то она и кинула быстрый взгляд на свои слаксы и увидела, как здорово испугалась. «Хорошо хоть, она не заставила меня обделаться, — подумала Фрэнни. — По крайней мере пока». Смех снова забурлил внутри — испуганный и истерический — и чуть не вырвался наружу.

Потом с неописуемым чувством облегчения она услышала шаги, удаляющиеся от двери по цементной дорожке перед домом Гарольда.

То, что Фрэнни сделала вслед за этим, она совершила абсолютно неосознанно. Она тихо пробежала через холл к входной двери и заглянула в маленькую щелку между шторкой и краем дверного оконца. Она увидела женщину с длинными черными волосами, в которых серебрилась седина. Та уселась на маленький мотороллер «веспа», припаркованный возле кромки тротуара. Когда мотор ожил, она откинула волосы назад и заколола их.

«Это та женщина, Кросс, та, что пришла с Ларри Андервудом! Она знает Гарольда?»

Потом Надин врубила передачу, рывком тронулась с места и вскоре исчезла из виду. Фрэн испустила тяжкий вздох, и ноги ее стали как ватные. Она открыла рот, чтобы дать волю смеху, уже рвущемуся наружу, хорошо зная, что в нем прозвучат дрожь и облегчение. Вместо этого она разревелась.

Через пять минут, слишком обессилевшая, чтобы продолжать дальнейшие поиски, она уже лезла в окошко в подвале подставив плетеный стул. Выбравшись, она ухитрилась оттолкнуть стул достаточно далеко, чтобы нельзя было догадаться, что кто-то с его помощью вылез через окошко. Стул все-таки теперь стоял не на своем месте, но люди редко замечают таки мелочи… и, похоже, Гарольд вообще не пользуется подвалом, разве что хранит там свою кока-колу.

Она закрыла окошко и уселась на свой велик. Она по-прежнему испытывала слабость, страх и легкое отвращение к собственному страху. Хоть штаны уже высыхают, и то хорошо, подумала она. В следующий раз, Фрэнсис Ребекка, когда ты отправишься на грабеж со взломом, не забудь надеть свои гигиенические трусики.

Она помчалась прочь с дворика Гарольда, пролетела весь Арапахо, крутя педали изо всех сил, и скоро очутилась в центре города, на Каньон-Бульваре. Пятнадцать минут спустя она уже была в своей квартире.

Дома стояла полная тишина.

Она раскрыла свои дневник, взглянула на грязный шоколадный отпечаток пальца и подумала, где же Стю.

И с ним ли Гарольд.

«Ох, Стю, пожалуйста, вернись домой. Ты мне так нужен».

После ленча Стю расстался с Гленом и пришел домой. Он сидел без дела в гостиной, раздумывая над тем, куда могла отправиться Матушка Абагейл, и еще — насколько правы Ник с Гленом, пуская все на самотек, когда раздался стук в дверь.

— Стю? — позвал Ральф Брентнер. — Эй, Стю, ты дома?

С ним был Гарольд Лодер. Улыбка Гарольда сегодня слегка увяла, но не сошла с лица; он был похож на веселого участника похорон, пытающегося выглядеть серьезным на похоронной службе.

Ральф, страшно переживавший из-за исчезновения Матушки Абагейл, полчаса назад повстречал Гарольда, возвращавшегося домой после работы с группой, набиравшей воду в боулдерском ручье. Ральфу нравился Гарольд — у того всегда находилось время выслушать и посочувствовать любому, кто хотел поделиться какой-нибудь своей грустной историей… И Гарольд никогда не просил ничего взамен. Ральф выложил ему все об исчезновении Матушки Абагейл, включая свои собственные опасения, что с ней может случиться сердечный приступ, или она сломает какую-нибудь хрупкую косточку, или просто умрет от истощения, если не вернется к ночи домой.

— Ты же знаешь, какие дожди идут почти каждый вечер, — закончил Ральф, когда Стю налил всем кофе. — Если она вымокнет, то наверняка схватит простуду. И что тогда? Скорее всего воспаление легких.

— Что мы можем тут поделать? — спросил их Стю. — Мы не в силах заставить ее вернуться, если она не захочет.

— Ну да, — согласно кивнул Ральф. — Но у Гарольда есть неплохая идея.

Стю устремил свой взгляд на Гарольда.

— Как дела, Гарольд?

— Неплохо. А у тебя?

— Отлично.

— Как Фрэн? Заботишься о ней? — Глаза Гарольда не избегали взгляда Стю, и в них светился легкий, добродушный юмор, но на мгновение Стю показалось, что улыбающиеся глаза Гарольда похожи на солнечные блики на воде Брейкман-Куори в его родных местах — вода там казалась очень соблазнительной для купания, но кое-где уходила на такую глубину, куда никогда не проникали солнечные лучи, и за несколько лет четверо мальчишек распрощались с жизнью в заманчивом на вид Брейкман-Куори.

— Стараюсь, — ответил он. — Так что ты придумал, Гарольд?

— Ну смотри. Я понимаю точку зрения Ника. И Глена тоже. Они видят, что Свободная Зона воспринимает Матушку Абагейл как теократический символ… И относительно Зоны они близки к истине, не так ли?

Стю сделал глоток кофе.

— Что ты подразумеваешь под «теократическим символом»?

— Я бы назвал это земным символом заключенного с Богом соглашения, — сказал Гарольд, чуть прикрыв глаза. — Как Святое Причастие или священные коровы в Индии.

Услышав это, Стю слегка смягчился.

— Да, неплохо сказано. Те коровы… Им разрешают слоняться по улицам и устраивать дорожные пробки, верно? Они могут свободно заходить в магазины, а могут и пойти погулять за город.

— Да, — согласился Гарольд, — но большая часть этих коров больна, Стю. Они едва не умирают с голоду. У некоторых чахотка. И все это потому, что они — всеобщий символ. Люди убеждены, что Бог позаботится о них, как и наши люди уверены, что Бог позаботится о Матушке Абагейл. Но я лично сомневаюсь в Боге, который говорит, что это правильно — предоставить бедной бессловесной корове бродить и страдать от боли.

На лице Ральфа на мгновение промелькнула какая-то неловкость, и Стю понял, что тот испытывает. Он и сам ощутил нечто похожее, и это дало ему возможность осознать, как он сам относится к Матушке Абагейл. Он почувствовал, что Гарольд скатился к богохульству.

— Как бы там ни было, — торопливо произнес Гарольд, бросив тему священных коров в Индии, — мы не можем изменить отношение людей к ней…

— Да и не хотим этого делать, — быстро вставил Ральф.

— Точно! — воскликнул Гарольд. — В конце концов, это она собрала нас всех вместе, причем безо всяких там раций.

Моя мысль состоит в том, чтобы мы оседлали наши верные мотоциклы и сегодня днем прочесали западную окраину Боулдера. Если не будем сильно отрываться друг от друга, то сможем поддерживать связь через переносную рацию.

Стю кивал. Именно этим он и хотел заняться. Бог или не Бог, священные коровы или не священные, но неправильно — оставлять ее там одну. И это не имело бы никакого отношения к религии, это было бы просто полной бессердечностью.