Худей! (др. перевод) - Кинг Стивен. Страница 5

В городке Вилли обнаружил, что кеды стали деклассе. Никто даже вспомнить не желал, что когда-то слышал о них. Тогда он купил пару щегольских альпинистских кроссовок и порадовался, так легко они сидели на ноге. Тут он понял, что последние пять лет у него не было спортивной обуви. Пять лет?.. Или шесть? Невероятно, но именно так.

Хейди была в восторге и сказала, что теперь он действительно выглядит так, словно похудел. Рядом с обувным магазином стоял платный автомат для взвешивания, один из тех, что определяет «Твой вес и судьбу». Халлек с детства не видел их.

— Залезай, герой, — попросила Хейди. — У меня есть пенни.

Халлек замялся, чуть нервничая.

— Поспеши. Я хочу посмотреть, сколько ты сбросил.

— Хейди, эти штуки такие неточные, ты же знаешь…

— Мне достаточно приблизительной цифры. Давай, Вилли. Не будь дурачком. — Он неохотно отдал ей пакет с новыми туфлями и ступил на весы. Она бросила пенни. Послышался щелчок и выскочили две серебристые металлические панельки. На верхней был обозначен его вес, а на нижней — версия его Судьбы, предложенная машиной. Вилли Халлек в удивлении вздохнул.

— Я так и знала! — выдохнула Хейди. В ее голосе звучало удивление и сомнение, словно она не была уверена, радоваться ли ей, пугаться или удивляться. — Я знала, что ты похудел.

Если она и услышала его хриплый вздох, подумал Халлек чуть позже, то она без сомнения приписала его числу, показавшемуся на шкале. Даже в одежде, с ножом в кармане вельветовых брюк, с плотным завтраком в брюхе стрелка остановилась точно напротив отметки 232. С того дня как Кэнли прекратил спор в суде, Вилли потерял четырнадцать фунтов.

Но не вес вызвал вздох. Табличка, предсказывавшая его Судьбу. Нижняя панелька открыла нетрадиционную надпись вроде: «финансовые затруднения скоро прояснятся», «жди визита старых друзей» или «не принимай важных решений в спешке».

На ней была строчка черных букв:

«поХудеть Удастся при Достатке Еды! эЙ!»

Глава 4

Вес 227 фунтов

Большую часть обратного пути в Фэрвью они проехали молча. Хейди сидела за рулем, пока они не отъехали от Нью-Йорка. Движение на автостраде стало интенсивнее. Тогда она подрулила к обочине, и Вилли пересел за руль. Никаких причин, чтобы ему побездельничать: старая женщина погибла, совершенно верно. Одна рука почти оторванная от тела, живот вспорот, череп расколот как китайская ваза, брошенная на пол, но Вилли Халлек не получил ни одного прокола в водительских правах. И все благодаря любезности старого любителя потискать чужих жен — Гари Россингтона.

— Ты слышишь меня, Вилли?

Он посмотрел на жену только на секундочку, потом его глаза обратились к дороге. В эти дни он водил машину намного аккуратнее, и хотя не пользовался сигналом больше обычного, не размахивал руками, не кричал больше обычного; он лучше чувствовал промахи водителей, да и свои собственные промахи, чем когда-либо в прошлом, и не собирался быть снисходительным ни к другим, ни к себе. Убийство старой женщины сотворило чудо с его вниманием. Оно подгадило самоуважение и вызывало довольно омерзительные сны, но безусловно подхлестнуло уровень концентрации.

— Я немного задумался. Извини.

— Я поблагодарила тебя зато, что мы чудно провели время, — она улыбнулась Вилли и слегка коснулась его руки. Поездка действительно получилась чудесной, для Хейди во всяком случае. Безусловно, Хейди погребла все в прошлом: цыганку, предварительное слушание, на котором дело замяли, старого цыгана с гнилым носом. Для Хейди это стало неприятностью прежней жизни, как и дружба Вилли с итальянским гангстером из Нью-Йорка. Но что-то еще донимало ее. Это подтвердил второй косой взгляд. Улыбка поблекла, четче обозначились морщинки вокруг глаз.

— Всегда пожалуйста, — сказал он. — Всегда к твоим услугам, крошка.

— А когда мы вернемся домой…

— Я снова взгромозжусь на твои кости! — воскликнул он с поддельным энтузиазмом и изобразил похотливую улыбку. На самом деле ему казалось, что сейчас его член не сможет поднять даже парад далласских красавиц, марширующих перед ним в белье, смоделированном Фредериком из Голливуда. Ничего общего с тем, как часто они занимались любовью в Мохонке. Все дело в том предсказании, четком, как заголовок в «Нью-Йорк таймс».

— Можешь залезть на меня, если так хочешь, — сказала Хейди. — Но чего бы я действительно хотела, так чтоб ты сначала вскочил на весы в ванной.

— Перестань, Хейди. Я сбросил несколько фунтов. Ничего особенного.

— Я очень горжусь тем, что ты скинул несколько фунтов, Вилли, но мы были вместе последние пять дней, и будь я проклята, если понимаю, как ты их скинул.

Вилли внимательнее посмотрел на жену, но она не смотрела на него.

— Хейди…

— Ты ешь так же много, как обычно. Даже больше. Горячий воздух, наверное, добавил оборотов твоему мотору.

— Зачем сластить пилюлю? — спросил он, замедлив скорость, чтобы бросить сорок центов в пункте оплаты. Его губы сжались в тонкую белую линию, сердце колотилось слишком быстро. Он внезапно разозлился. — Ты просто хочешь сказать, что я — здоровенный жирный боров? Скажи прямо, если тебе так хочется! Какого черта! Я это вынесу.

— Не имела в виду ничего подобного! — воскликнула Хейди. — Почему ты хочешь сделать мне больно, Вилли? Почему ты хочешь это сделать после такого чудного путешествия?

На этот раз ему не нужно было смотреть на жену, чтобы понять: она почти плачет. Об этом говорил ее дрожащий голос. Ему было жаль, но сожаление не убивает гнев, не убивает страх, который спрятан за гневом.

— Я не хотел сделать тебе больно, — он так сжал рулевое колесо Оулдо, что побелели суставы. — Никогда не хотел. Но потеря веса — хорошая вещь, Хейди, почему ты не перестанешь травить меня из-за этого?

— Не всегда хорошо так неожиданно худеть! — закричала она, чуть напугав его, заставив слегка соскользнуть с прямой. — Это не всегда так, ты это знаешь! — Теперь она действительно заплакала и стала шарить в сумочке в поисках платочка в своей немного раздражительной и чуть трогательной манере. Он передал ей свой платок.

— Можешь говорить, что хочешь. Можешь злиться, можешь грубить мне, Вилли, можешь даже испортить эти чудесные каникулы, но я люблю тебя и должна сказать. Когда люди начинают терять вес, не находясь на диете, это может значить, что они больны. Это один из семи признаков рака. — Она бросила платок обратно ему.

Слово было произнесено. Рак. Рифмуется со словом «смак» и «позой раком». Бог свидетель, слово мелькало у Вилли в голове уже не раз с тех пор как он сошел с весов у обувного магазина. Вилли пытался отвернуться от него, как отворачиваются от неопрятных женщин с пакетами, которые сидят, покачиваясь в замызганных закутках Центрального Вокзала… или отворачиваются от резвящихся цыганят, которых полно в каждой цыганской шайке. Кажется, что у всех них либо кожная болезнь, либо косоглазие, либо заячья губа. Когда вы внезапно сталкиваетесь с подобной комбинацией резвости и уродства, что еще остается делать? Только отворачиваться. Женщины с пакетами, цыганята… и рак. Хаотический бег мыслей напугал его. И все же лучше, что слово выскочило.

— Я чувствую себя прекрасно, — повторил он наверное уже в шестой раз с той ночи, как Хейди спросила его о самочувствии. Но, черт возьми, он и правда чувствовал себя хорошо! — Я упражнялся…

Тоже верно… Если говорить о последних пяти днях, по крайней мере, они все-таки добрались до вершины лабиринта; хотя он пыхтел всю дорогу и втягивал живот, чтобы протиснуться через пару узких мест, но ни разу ничего даже близкого к тому, чтобы застрять. Получилось, что Хейди, чуть ли не задыхаясь, дважды молила о передышке. Вилли дипломатично не упоминал о ее злоупотреблении сигаретами.

— Не сомневаюсь, что ты себя прекрасно чувствуешь, — сказала она. — Великолепно. Но стоит провериться. Ты не был у врача уже полтора года. Я уверена, доктор Хьюстон по тебе соскучился.