Принцесса-невеста - Моргенштерн С.. Страница 53

Он тоже встал.

– За одним небольшим исключением.

– И что же это?

– Ты думала о том, что, возможно, он больше не желает на тебе жениться?

До этого момента такая мысль не приходила ей в голову.

– Мне не хотелось бы напоминать об этом, но на Огненном Болоте ты была не слишком нежна с его чувствами. Прости меня, любовь моя, за то, что я говорю это, но ты в некотором роде покинула его в беде.

Лютик тяжело опустилась в кресло, теперь уже она была ошарашена.

Хампердинк вновь встал на колени у её ног.

– Этот твой Уэстли, этот моряк; у него есть гордость?

Лютик смогла прошептать:

– Больше, чем у любого другого мужчины на свете, как мне иногда кажется.

– Тогда подумай, дорогая моя. Сейчас он плавает где-то вместе с Ужасным Пиратом Робертсом; у него был месяц, чтобы залечить все те душевные раны, что ты нанесла ему. Что, если теперь он хочет остаться один? Или, хуже того, что, если он нашёл другую?

Лютик уже не могла даже шептать.

– Я думаю, милое дитя, что нам с тобой следует заключить сделку: если Уэстли всё ещё хочет жениться на тебе, я благословляю вас. Если же, в силу причин, о которых мне неприятно упоминать, его гордость не позволит ему этого сделать, тогда ты, как и планировалось, выйдешь за меня, и будешь королевой Флорина…

– Он не мог жениться. Я уверена. Не мой Уэстли. – Она взглянула на принца. – Но как же я узнаю об этом?

– Как насчёт такого варианта: напиши ему письмо, расскажи ему обо всём. Мы сделаем четыре экземпляра. Я же предоставлю четыре быстрейших своих корабля, и мы разошлём их в разных направлениях. Ужасный Пират Робертс редко бывает больше чем в месяце пути от Флорина. Тот из моих кораблей, что найдёт его, поднимет белый флаг перемирия и доставит твоё письмо, и тогда Уэстли сможет решить. «Нет» он сможет передать через моего капитана. Если же он скажет «да», то мой капитан привезёт его к тебе, и тогда мне придётся как-то удовольствоваться менее достойной невестой.

– Я думаю – я не уверена, но я определённо думаю, что это – самое щедрое предложение, что я слышала в своей жизни.

– Взамен же сделай мне одолжение: до тех пор, пока мы не узнаем намерения Уэстли, каковы бы они ни были, мы будем вести себя так же, как и до сих пор, и празднования не будут прекращены. И, если тебе покажется, что я испытываю к тебе слишком нежные чувства, помни, что я ничего не могу с этим поделать.

– Договорились, – сказала Лютик и направилась к двери, но лишь после того, как поцеловала его в щёку.

Он последовал за нею.

– Иди же и напиши своё письмо, – и он поцеловал её в ответ, улыбаясь глазами до тех пор, пока она не скрылась за поворотом коридора. У него не было ни малейшего сомнения в том, что в грядущие дни он будет казаться испытывающим к ней слишком нежные чувства. Ведь было невероятно важно, чтобы, когда она будет убита в ночь их свадьбы, весь Флорин осознал всю глубину его любви, весь невероятный размер его потери, ибо тогда никто не осмелиться поколебаться и не последовать за ним, когда он объявит Гульдену войну во имя отмщения.

Сначала, когда он нанял сицилийца, он был убеждён, что будет лучше, если её прикончит кто-то другой, представив всё так, словно это было дело рук солдат Гульдена. И когда неизвестно откуда возник человек в чёрном, чтобы разрушить его планы, он чуть не сошёл с ума от ярости. Но теперь он, оптимист по натуре, вновь был уверен в себе: всё всегда делалось к лучшему. Теперь люди были влюблены в Лютик просто до безумия, как никогда до похищения. И когда он объявит с балкона своего замка о том, что она была убита – мысленно он уже видел эту сцену: он прибудет слишком поздно, чтобы спасти её от удушения, но достаточно рано, чтобы увидеть, как солдаты Гульдена выпрыгивают из её окна на мягкую землю – когда он произнесёт эту речь на пятисотлетнюю годовщину своей страны, о, тогда на Площади не будет глаз, что останутся сухи. И хотя он немного волновался, ведь прежде ему ещё не доводилось убивать женщину голыми руками, но всегда приходится что-то делать впервые. Кроме того, если хотите, чтобы что-то было сделано как надо, делайте это сами.

Той ночью они стали мучить Уэстли. Саму боль вызывал граф Руген; принц просто сидел рядом, вслух задавая вопросы, про себя восхищаясь навыками графа.

Графу действительно была небезразлична боль. Стоявшие за воплями “почему” интересовали его не меньше, чем само страдание. И, как принц провёл свою жизнь, занимаясь охотой, граф Руген читал и изучал всё, что мог найти связанного с предметом физической боли.

– Итак, – обратился принц к Уэстли, лежащему в огромной клетке на пятом уровне, – прежде чем мы начнём, скажи мне: есть ли у тебя жалобы касательно того, как с тобой обращались до сего момента?

– Никаких, – ответил Уэстли, и у него правда не было ни одной. О, он бы, конечно, предпочёл, чтобы с него иногда снимали цепи, но, будучи пленником, нельзя было просить большего, чем ему дали. Оказываемый альбиносом медицинский уход был тщателен, и его плечо снова было в порядке; еда, которую приносил альбинос, всегда была горяча и питательна, вино и бренди были восхитительно согревающими во влажности подземной клетки.

– Тогда ты находишься в хорошем состоянии? – продолжил принц.

– Я думаю, что мои ноги немного онемели из-за цепей, но, не считая этого, да.

– Хорошо. Тогда я обещаю тебе вот что, и пусть Господь будет тому свидетелем: ответь на следующий вопрос, и этой же ночью мы отпустим тебя на свободу. Но ты должен ответить честно, полно, ничего не утаивая. И, если ты солжёшь, я узнаю об этом. И тогда ты будешь иметь дело с графом.

– Мне нечего скрывать, – сказал Уэстли. – Спрашивай.

– Кто нанял тебя похитить принцессу? Это был кто-то из Гульдена. Мы нашли на коне принцессы кусок ткани, указывающий на это. Скажи мне имя этого человека, и ты свободен. Говори.

– Меня никто не нанимал, – ответил Уэстли. – Я работал исключительно независимо. И я не похищал её; я спас её от тех, кто сделал это.

– Ты кажешься разумным человеком, и моя принцесса сказала, что знает тебя много лет, поэтому от её лица я предоставлю тебе последний шанс: имя нанявшего тебя гульденца. Скажи мне или будешь подвергнут пытке.

– Меня никто не нанимал, клянусь.

Граф поджёг руки Уэстли. Ничего такого, что могло бы его покалечить навсегда; он просто окунул руки Уэстли в масло и поднёс свечу достаточно близко, чтобы оно закипело. Когда Уэстли прокричал: «НИКТО-НИКТО-НИКТО-КЛЯНУСЬ ЖИЗНЬЮ!» – достаточное количество раз, граф окунул руки Уэстли в воду и вместе с принцем ушёл через подземный проход, оставив лечение альбиносу, который во время пытки находился неподалёку, но никогда не был видим настолько, чтобы отвлекать их.