Сказки Западной Африки. Живой огонь - Автор неизвестен. Страница 72

— Сестрица, сердце мое чует недоброе! — зашептал он встревоженно. — Нет, один без тебя я к дереву не пойду. Я боюсь! Пойдем вместе, иначе я убегу.

Буки поняла, что зайца так просто не проведешь. «Но чего мне бояться? — подумала она. — Почему бы мне не пойти вместе с Лёком? Говорить-то с деревом будет он! Его дерево и прикончит!»

— Очень уж ты недоверчивый, братец Лёк, — сказала гиена. — Но я тебя понимаю. Ладно, чтобы рассеять твои подозрения, я пойду с тобой.

И вот они вместе приблизились к баобабу. Тут Буки сделала зайцу знак, чтобы он задал дереву свой вопрос.

— Дерево, могу я… Дерево, можешь ты… можешь ты… — путаясь и заикаясь, начал заяц и тут же запнулся.

Ничего у него не получалось! Он уж и по лбу себя стучал, и в затылке скреб, но никак не мог вспомнить вопроса.

— Дерево, можешь ты?.. Дерево, можем мы?.. Дерево… можешь ты мне?.. Дерево, можно с тобой…

И когда он в двадцатый раз начал: «Дерево, можешь ты…»— у гиены Буки лопнуло терпение, и она зарычала зайцу на ухо:

— …со мной говорить!

И в тот же миг — крак! — огромная ветвь обрушилась на Буки и проломила ей голову.

С тех пор заяц Лёк с удовольствием прислушивается к голосам деревьев и трав, когда ветер заставляет их шелестеть и шептаться в сумерках, но он уже никогда ни о чем не пытается их расспрашивать.

Как Буки хотела снести яйца

Ранним утром, еще по росе, едва заяц Лёк отыскал в песке ямку посуше, к нему подбежала гиена Буки.

— Чего это ты от меня всегда прячешься? — спросила она с угрозой.

— А чего мне от тебя прятаться? — возразил заяц Лёк, хотя прекрасно знал, почему он сам и все его родичи избегали гиену Буки.

Солнце еще не взошло, трава была мокрой, лапы зайца не высохли, а зубы гиены были слишком близко от его хребта. Поэтому заяц Лёк повторил:

— С чего мне от тебя прятаться, почтенная Н'Джур? Я просто нашел себе ямку, где прохладнее, чем в траве у тропинки.

— Ах, вот оно что! — прогнусавила гиена Буки. — А я вот вся промокла ночью, схватила насморк и кашель. Слышала я, будто парное молоко — лучшее средство от хрипоты. Слушай, Лёк! Тут неподалеку одна, без пастуха, пасется корова Нагг. Вымя у нее полней, чем полный бурдюк. Пойди-ка поговори с Нагг, пока пастух не вернулся. А я подберусь сзади и пососу хоть немножко теплого молока!

Заяц Лёк знал, с кем имеет дело. Уж если Буки-гиена привяжется, от нее так легко не отделаешься.

Пришлось зайцу побежать к корове Нагг.

Всем известно, что Нагг ничему толковому не научилась ни дома, ни в школе. Однако она все-таки понимала, что сырая от росы трава не на пользу ее брюху. В тот ранний час корова Нагг медленно отщипывала верхушки побегов травы, которые слабые лучи утреннего солнца и ветерок уже немного подсушили.

— Здравствуй, Нагг! — обратился к ней заяц. — Я давно уже тебя заметил, но трава была слишком сырой, и я не мог к тебе подойти.

Корова помотала головой. Заяц думал, что она приветливо и вежливо кивает на его любезные слова. И вдруг услышал мрачное мычание, предсмертный стон боли, от которого у него ощетинились все волоски на шкуре и уши встали торчком.

Нагг повалилась на бок, и гиена Буки стала раздирать ее тушу на части.

Зайца Лёка трудно было чем-нибудь удивить. От Буки он ждал любой пакости. Он посмотрел на издыхающую корову и сказал:

— Где же мы теперь найдем молоко?

— Молоко? Ха-ха! — захохотала Буки. — Плевать мне на молоко! Что я, сосунок? Ты взгляни лучше: сколько в этой корове мяса, сколько костей! Это же не просто удача, это подарок богов. Помоги мне разделать тушу, тогда нам будет легче утащить ее отсюда. Я знаю Малалапуло, ее пастуха, и вовсе не хочу с ним сегодня встречаться. Если он застанет меня здесь…

Пришлось Лёку разделывать тушу Нагг, помогая своей опасной соседке, с которой, того и гляди, попадешь в беду!

А солнце наконец взошло, и саванна пробудилась после долгого крепкого сна. Отовсюду слышались звериные и птичьи голоса. Даже самые отъявленные сони просыпались, громко позевывали. Надо было как можно скорее уходить подальше от этого места. Чего доброго кто-нибудь нагрянет!

И заяц предложил Буки:

— Давай я сбегаю за хворостом для костра. Но Буки возразила:

— Сырое мясо куда лучше на вкус!

— А я больше люблю мясо жареное, печеное и даже вареное, — ответил ей заяц.

— Ладно, будь по-твоему! Только за хворостом пойду я сама, — решила Буки-гиена, опасаясь, что заяц всполошит и приведет к ее добыче всех обитателей джунглей.

И гиена отправилась за хворостом.

Заяц Лёк подумал, что с него хватит неприятностей, сейчас, пожалуй, самое время удрать.

Все зайчата с самого детства с молоком матери впитывают страх перед гиеной и отвращение к ней. Они учатся никогда не упускать возможности сыграть с гиеной Буки злую шутку.

Потряс заяц головой, похлопал длинными ушами и только тогда наконец избавился от страха, который испытывал с того самого мига, когда гиена застала его в песчаной ямке.

Он отпрыгнул в сторону, посмотрел направо, посмотрел налево и, чтобы немного размяться, поскакал к баобабу, тень которого тянулась к туше глупой коровы Нагг.

Обежал заяц вокруг баобаба и вдруг замер, подняв мордочку и наморщив нос. В стволе баобаба он заметил дупло.

Заяц быстренько перетаскал по частям в дупло мясо и кости, требуху и шкуру коровы, оставил одну лишь голову, да и ту зарыл в землю, так что снаружи торчали только рога. А сам спрятался в дупле и скорчился там, как погребенный воин.

— Лёк! Эй, Лёк! — услышал он голос Буки. — Где ты, сын беды? Что ты сделал с моей коровой? Я вижу только нахальных мух, которые пьют ее кровь наперегонки с ненасытной жадной землей!

Буки тащила огромную вязанку хвороста и так сгибалась под этой тяжестью, что ее зад, и без того обвислый, волочился по траве.

— Мы здесь, я и твоя корова! — ответил ей глухой голос, похожий на отдаленный рокот боевого тамтама.

— Где это здесь? — спросила гиена Буки, поворачиваясь во все стороны.

— Здесь, под землей! Когда ты ушла, ненасытная земля разверзлась и поглотила нас. Я вишу, зацепившись за коровьи ноздри, и ничего не вижу. Подо мною черная бездонная дыра. Наверное, только коровьи рога нас и держат, меня и голову этой несчастной Нагг.

Голос звучал неизвестно откуда, печально и глухо, как далекие отзвуки грома.

Буки сбросила хворост и закрутилась, низко приседая. Вдруг она заметила коровьи рога, торчащие из земли. Ухватилась гиена за рога, дернула — и полетела вместе с коровьей головой кувырком!

— Хум-хум! — рявкнула Буки, поднимаясь. — Видно, у земли и впрямь острые зубы и ненасытное брюхо… Лёк! Эй, Лёк! Где ты теперь, сын беды?

— Зде-е-есь!..

— Где?

— Зде-е-есь!

Ба-Нйоли, страусиха, пробегала неподалеку и услышала вопли Буки и глухой, странный голос, от которого загудела ее маленькая страусиная голова. Подбежала она, захлопала крыльями и затанцевала вокруг гиены, как борец.

— Что случилось, почтенная Буки? — спросила страусиха Ба-Нйоли.

Рассказала ей Буки-гиена, что потеряла Длинноухого.

— Лёк, эй, Лёк, где ты?

— Я зде-е-есь!

— Наверное, он на дереве, — сказала страусиха Ба-Нйоли, поднимая маленькую голову.

— Нет! — ответила Буки-гиена. — Голос слышится из-под земли. Лёк, о Лёк, где ты?

— Я зде-е-есь!

Страусиха Ба-Нйоли обежала, приплясывая, вокруг баобаба, заметила дупло и сунула туда свою маленькую голову.

— Да вот же он, внутри дерева! — крикнула она гиене Буки.

— И корова тоже там?

— Какая корова? Чья корова?

— Это не твое дело! Посмотри и скажи мне: Лёк там один или вместе с коровой?

— Подожди, я просуну голову подальше…

И Ба-Нйоли засунула в дупло баобаба не только маленькую голову, но и почти всю свою длинную шею, голую и красную, как зад обезьяны Голо.