Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич. Страница 80
– Но я же поразил Каракульямбра копьём! – ещё больше удивился Дон Кихот, соскакивая на землю.
Спешился и Санчо.
– Значит, – не растерялся лиценциат, – ваше рыцарство его только ранили. Но принцесса Микомикона убеждена, что только вы и сможете одолеть его окончательно. Потому и послала нас умолить на коленях досточтимого Дон Кихота Ламанчского спасти её.
– Встаньте, сеньор, встаньте! – спохватился Дон Кихот. – Кто бы вы ни были, не гоже стоять на коленях перед скромным странствующим рыцарем.
Они поднялись с колен, а Санчо подозрительно обошёл их, всматриваясь в их лица и бормоча:
– Хоть я уже не однажды слышал от сеньора Дон Кихота: «Санчо, не верь глазам своим», но я же прекрасно вижу, что вы – сеньор Перо Перес, священник из нашего села, а вы, сеньор, наш цирюльник – маэсе Николас. Да и вы сами, ваша милость, – обратился он к Дон Кихоту, – сказали, как только увидели этих сеньоров: «Откуда вы, друзья мои?». Уж вы-то ошибиться не могли, столько лет дружбу с ними водите!
– М-да, ты прав! – нахмурился Дон Кихот и тоже обошёл посланцев Микомиконы, со всё возрастающим подозрением всматриваясь в них.
Цирюльник с нескрываемым укором глянул на лиценциата, но тот притворно вздохнул и продолжил задуманную игру.
– Похоже, вы нам не верите, сеньор! И неудивительно: мы и сами, высадившись с корабля на вашу землю, перестали узнавать друг друга. Однако нам и в голову не могло прийти, что я – вылитый священник из вашего села, а он – копия вашего цирюльника. Но Каракульямбр не простой великан, он вдобавок и колдун. Это он, он наделил нас внешностью ваших близких друзей, а уж они-то воистину не могут быть посланцами далёкой принцессы! Что же нам делать? – уставился он на маэсе Николаса.
– Да, что же нам делать? – совершенно искренне развёл руками маэсе Николас.
– Есть только один выход, – предложил Перо Перес. – По дороге в Микомиконию мы заглянем в ваше село. И вы убедитесь, что и священник, и цирюльник на своих местах. Только вы увидите двух Перо Пересов и двух маэсе Николасов.
– Ну, что же, я согласен, сеньоры, – сказал Дон Кихот.
Наконец всё понявший цирюльник бросил на лиценциата восхищённый взгляд, а Перо Перес в ответ тонко улыбнулся.
– Но я готов поверить вам на слово, – добавил Дон Кихот. – И мы вполне можем миновать наше селение.
У цирюльника испуганно вытянулось лицо, а священник заявил со всей решительностью:
– Мы настаиваем на такой проверке, сеньоры, ибо только она может избавить нас всех от ненужной подозрительности!
– Хорошо, – согласился Дон Кихот. – Но мы тут же двинемся дальше.
– Разумеется! – расплылся в улыбке священник. – Нас поджидает в бухте корабль, на котором мы прибыли, а в море много островов, и по дороге, сеньор рыцарь, вы без труда сможете завоевать любой из них.
Последнее было явно адресовано Санчо, и тот не замедлил отреагировать, умоляюще подняв на Дон Кихота глаза.
– Ваша милость!..
– Помню, помню, – похлопал его по плечу Дон Кихот. – Считай, что на одном из них ты уже губернатор!
По знаку лиценциата цирюльник кинулся в оливковую рощу и не успел Дон Кихот занести ногу в стремя, как на дорогу выкатилась повозка с клеткой.
– А это ещё что такое? – уставился на клетку Дон Кихот.
– О, непобедимый рыцарь из Ламанчи! – поклонился ему лиценциат. – Не судите несчастную Микомикону за то, что она печётся о вашей безопасности в пути. В этой клетке вы станете невидимы для коварных глаз Каракульямбра.
– Уж так она заговорена, сеньор рыцарь! – поклонился цирюльник.
– Странно, – покачал головой Дон Кихот. – Я читал, что рыцарей иногда переносят по воздуху, закутанных в чёрное или серое облако. Но в клетке?
– Всё верно, сеньор, – кивнул Перо Перес. – И как только мы ступим на землю Микомиконии, эта клетка мгновенно превратится в облако. И непременно в чёрное или серое.
– Уж так она заговорена! – вставил маэсе Николас.
А Перо Перес продолжал фантазировать:
– И над логовом Каракульямбра звук вашего рога, – священник достал из клетки рог и почтительно вручил его Дон Кихоту, – раздастся, точно гром трубы небесной. А ваш меч станет великану воистину небесной карой!
После такой патетической тирады Перо Перес платком отёр лоб, а Дон Кихот, не выпуская рога, тотчас забрался в клетку, и цирюльник замкнул щеколду на дверце.
– Но вы-то меня не потеряете из глаз? – обеспокоенно спросил рыцарь, поудобнее устраиваясь на скамейке.
– Ни в коем случае! – успокоил его священник. – Вы невидимы только для Каракульямбра.
– Тогда в путь! – скомандовал Дон Кихот. – Вы, конечно, не знаете дороги к нашему селению?
– Увы! – развёл руками священник. – Мы же здесь чужестранцы, сеньор.
– Тогда мулами будет править Санчо, – распорядился Дон Кихот. – Вы сядете на моего коня, а вашему спутнику, увы, придётся довольствоваться ослом.
– Превосходное решение, – заметил, взбираясь на Росинанта, лиценциат. – А там мы – ух! – возьмём вожжи в свои руки!
Санчо занял место на козлах повозки, тряхнул вожжами, причмокнул на мулов, и процессия двинулась.
Но Дон Кихот в клетке оказался не один!
У его ног, мои юные сеньоры и сеньорины, примостился не кто иной, как Луковичный Шут. Откуда он взялся? Да просто, как и положено, в сказках, возник из своего собственного желания втолковать рыцарю, как хитро его объехали лиценциат и цирюльник на своих мулах. Баллада о хитрости просто повисла в воздухе, и Шут не замедлил этим воспользоваться.
Но, зная подозрительность Дон Кихота, он начал издалека:
Но Дон Кихот, как зачарованный, смотрел на рог, вручённый ему лиценциатом, и вряд ли обратил внимание и на Шута, и на изначалие его баллады.
Тогда Шут подпрыгнул и устроился на столике перед Дон Кихотом, чтобы оказаться поближе к его ушам. Шут надеялся, что рыцарь теперь поневоле его услышит и продолжил:
Однако Дон Кихот, не отрываясь, любовался рогом и, очевидно, прикидывал в уме, можно ли им воспользоваться просто так, без определённой надобности.
Но Шут не терял надежды быть услышанным! Его зелёные ножки даже приподнялись на цыпочки, чтобы рыцарь всё же внял ему:
Но Дон Кихот был занят только рогом. И неудивительно: именно его, возвещающего и вызов на бой, и победу, недоставало в снаряжении рыцаря Печального Образа!