Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич. Страница 113

Поздоровавшись с нотариусом и Яном Арнольдовичем, родственник живописца злорадно произнёс, обращаясь к сестре:

— Ничего у тебя не выйдет, как ни пыжься! Я только что был у юриста: делить наследство будешь не ты, а суд! И поровну! — Он театральным жестом показал на нотариуса. — Как тебе и объясняла Вета Владимировна.

Ольга Несторовна поджала губу, смерила брата презрительным взглядом, но ничего не сказала. А тот продолжал, апеллируя к обоим представителям закона:

— Представляете, моя дражайшая сестрица считает, что имеет право претендовать на большую часть!

— Нет, — мягко сказал Латынис, — наследство будет разделено между вами пополам. А ваш муж на него права не имеет, — повернулся он к хозяйке.

При слове «муж» Емельян Несторович так и взвился:

— Какой муж! Пригрела какого-то типа и выдаёт его за супруга!

— Никто не выдаёт… С чего это ты взбеленился? — пробормотала Решилина, которую явно смутил весь этот разговор.

— И рожа у этого Тимофея Карповича какая-то сомнительная! — не унимался Емельян Несторович.

— Э-эх, как тебе не стыдно! — напустилась на него сестра. — Обиженный богом человек, глухонемой, а ты…

— Ну да, его обидишь, держи карман шире! Он сам кого хочешь обидит! — зло произнёс Решилин-младший. — Не дай бог встретиться один на один в тёмном переулке! — Он снова обратился к нотариусу и Латынису: — Слышите, что она мне заявила: мол, будешь распоряжаться здесь, вернётся Тимофей Карпович, он тебя живо на место поставит!

— А где он? — спросил у Ольги Несторовны Латынис.

— Откуда я знаю? — пожала плечами хозяйка, ещё больше теряясь.

— Когда он уехал? — продолжал расспрашивать Ян Арнольдович, хотя такие вопросы вроде бы не должны были интересовать работника отдела юстиции, занимающегося нотариальными делами.

— Одновременно с Феодотом, царство ему небесное, — перекрестилась Ольга Несторовна и опять напустилась на брата: — Ты Феодоту в подмётки не годишься! Он в раю теперь, потому как жил по-праведному! Птаху малую не обидит! Вот и Тимофея Карповича приютил! — Это уже было обращено к представителям закона. — Тот и жил у нас, по хозяйству помогал… И никакой он мне не муж! — Она снова повернулась к брату и покачала головой: — Богохульник ты, Емельян, вот кто!

— А ты ханжа! — рявкнул в ответ Решилин-младший. — Перед людьми играешь в святошу, а сама готова задушить родного брата, лишь бы все наследство прибрать к своим рукам!

— Ты, Емельян, говори, — сурово посмотрела на него сестра, — да не заговаривайся!

Вета Владимировна хотела было вмешаться в ссору, но Латынис незаметно остановил её: в перепалке братец или сестрица могли сгоряча поведать такое, чего не выдали бы в спокойной обстановке.

— Нет, вы послушайте, как она решила делить между нами творческое наследие Феодота Несторовича, — апеллировал к нотариусу Решилин-младший. — Тебе, говорит, его старые картины, а мне, то есть ей, — новые! — Он резко повернулся к Ольге Несторовне. — А вот это не хочешь? — И показал сестре кукиш. — Уж лучше пусть все отойдёт государству!

— Тьфу, охальник! — сплюнула та.

— Погодите, что вы имеете в виду под старыми и новыми картинами? — ухватилась за слова Емельяна Несторовича Вета Владимировна.

— Новые — которые висят там! — показал на верх дачи Решилин-младший. — А старые во флигеле сложены, — кивнул он в окно, — на времянку.

— Как же так? — строго посмотрела на хозяйку нотариус. — Вы мне о картинах во флигеле ничего не говорили…

Ольга Несторовна покраснела и стала сбивчиво объяснять, что о существовании полотен Решилина во флигеле не знала, мол, лежали в запертой комнате, а она думала, что там какие-то старые вещи.

— Пойдёмте посмотрим! — решительно направилась к выходу Вета Владимировна.

Все вышли во двор, подошли к домику. Снег падал крупными мокрыми хлопьями, пятная одежду. Решилина достала связку ключей, открыла дверь. Во времянке было холодно и сыро, сразу было видно, что здесь никто не жил. И все же Ян Арнольдович заглянул в две небольшие комнатки, одна из которых была спальней с двумя кроватями, другая служила, видимо, для всех остальных нужд: кухней, столовой, гостиной.

А вот третья комната, довольно обширная, была чем-то вроде кладовки или сарая. В помещении было несколько старых вещей: сломанный пылесос, колченогое кресло, торшер, какой-то узел, а все остальное пространство занимало нечто, покрытое цельным куском пыльной материи.

— Вот видите, — оправдывалась Ольга Несторовна, показывая на рухлядь в углу. — Я думала, под тряпками тоже старьё.

И она приподняла материю. Под ней штабелем лежали картины.

Вета Владимировна взяла одну в руки. С холста глядело румяное лицо молодой женщины с ослепительной рекламной улыбкой. Из-под руки жизнерадостной доярки умно и счастливо смотрела на свет бурёнка.

А дальше пошли суровые и непреклонные, озарённые возвышенным трудовым подвигом комбайнёры, водители могучих самосвалов, рыбаки, шахтёры, академики…

Латынис и Вета Владимировна переглянулись.

— Странно, — проговорила нотариус. — Ведь Феодот Несторович все это якобы сжёг… Давно…

Сестра художника не могла ничего сказать ей в ответ.

Приступили к описи. Картин оказалось двести семнадцать.

— Это ещё не все, — вставил своё слово молчавший до сих пор Емельян Несторович. — На чердаке над гаражом имеется штук пятнадцать.

Когда Решилина запирала времянку, Латынис внимательно присмотрелся к ключам: ему показалось, что он уже видел где-то похожую связку — два от английского замка и один странный, похожий на шуруп, но без нарезки Ян Арнольдович попросил на минутку связку, заинтересовавшись якобы брелоком…

«Да, я определённо уже встречался где-то с такими ключами», — заключил он, возвращая связку владелице. Но вот где именно, майор не мог вспомнить.

Гараж состоял из двух отделений. В одном стоял, поблёскивая лаком, большой чёрный приземистый «ситроен», похожий на неведомое морское чудовище, в другом помещении находилось то, что держит обычно рачительный хозяин машины, — запасные части, автокосметика, инструмент. Отсюда шла лесенка на чердак, где хранились картины Решилина, его, так сказать, первого периода. Причём сюда он определил почему-то портреты вождей, многие имена которых уже даже не помнятся.

И эти картины внесли в дополнительную опись. Ольга Несторовна неожиданно вдруг отчего-то расстроилась, расплакалась, и Латынис отказался от своего намерения провести по фотографиям опознания неизвестных граждан, утонувших в том же месте, где и её брат. Принимая во внимание её состояние, он отложил это мероприятие на завтра.

По дороге назад Вета Владимировна явно была обескуражена находкой картин Решилина, от которых он сам якобы отрёкся. А оперуполномоченного уголовного розыска занимало другое: не давала покоя связка ключей, которые он видел в руках Ольги Несторовны.

Озарение пришло в Москве, когда он уже добрался до своей гостиницы. Ян Арнольдович тут же позвонил в Южноморск. Поначалу он рассказал Чикурову о посещении родственников художника и о том, что на даче никто, кажется, подпольно не живёт.

— Кажется или точно не живёт? — спросил руководитель следственно-оперативной группы.

— Емельян Несторович с радостью бы выдал этого глухонемого Тимофея Карповича, — сказал Латынис.

— Ещё что у вас?

— Помните, Игорь Андреевич, у неизвестного с огнестрельной раной на голове, которого водолазы нашли в море, была в кармане связка ключей…

— Да, вещдок хранится у меня в сейфе, — подтвердил Чикуров, и в голосе его послышалось насторожённость.

— Так вот, точно такая же связка имеется у сестры Феодота Несторовича Решилина, — сообщил майор. — Я хочу сказать, что это ключи от решилинской дачи.

На том конце провода воцарилось молчание. Латынис подумал, что их разъединили, и крикнул:

— Алло, алло! Игорь Андреевич!..

— Да слышу я, слышу, — откликнулся Чикуров. — Понимаете, Ян Арнольдович, перевариваю…

— И что?