Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич. Страница 114

— Лихо получается! Видите ли, удалось идентифицировать этого самого застреленного. Ответ пришёл из МВД СССР: отпечатки пальцев утопленника с пулевым ранением соответствуют отпечаткам пальчиков некоего Пузанкова, который отбывал наказание в колонии по статье 144 и освободился четырнадцать лет назад…

— Фю-ить! — присвистнул Латынис. — Действительно закручено!

— Но Пузанков не глухонемой… Короче, проведите как можно скорее опознание и допросите сестру и брата Решилиных.

— Теперь уже завтра…

Напоследок Чикуров проинструктировал майора, что ему следовало узнать у Ольги и Емельяна.

Назавтра Латынис произвёл опознание. В райотдел внутренних дел сначала вызвали Емельяна Решилина. Среди предъявленных ему фотографий он сразу указал на одну, сделанную с убитого под Южноморском незнакомца. Это действительно был Тимофей Карпович, проживавший до этого на даче художника. Однако сообщить подробности, кто он, как попал к Феодоту Несторовичу и чем на самом деле занимался, Емельян Решилин не мог. По его словам, он навещал знаменитого родственника очень редко. И вообще отношения между двумя братьями были далеко не идеальные.

После допроса Емельяна Решилина пригласили Ольгу Несторовну, доставленную в РОВД.

Увидев в числе пяти разных фотографию, сделанную с покойного Тимофея Карповича, Решилина окаменела.

— Узнаете? — спросил майор.

— Господи! — сестра художника медленно перекрестилась дрожащей рукой.

— И его, сердешного, бог прибрал? Пошто?..

Она вытерла кончиком чёрного платка набежавшую слезу и прерывающимся голосом произнесла:

— Он это, товарищ майор, Тимофей Карпович Пузанков…

Оформив опознание протоколом, Латынис приступил к допросу. Ждал, что Решилина будет откровенной, ан нет, Ольга Несторовна замкнулась наглухо, отвечала односложно, каждое слово приходилось буквально вытаскивать из неё, повторяя одни и те же вопросы по нескольку раз.

Сколько жил на даче у Решилина Пузанков, она якобы не знала. Феодот Несторович пригласил её приехать и взять заботы о его доме на себя шесть лет назад, когда он обзавёлся дачей на берегу водохранилища. А Пузанков уже жил там, помогал по хозяйству, исполнял обязанности сторожа, истопника, а также следил за автомобилем. Ольга Несторовна утверждала, что прошлое Пузанкова ей неизвестно. Когда Латынис сообщил ей, что Тимофей Карпович вовсе не глухонемой, та выразила крайнее удивление, так как прежде была абсолютно уверена, что «бог его обидел». Майор рассказал Решилиной и о том, что Пузанков грабитель. Но это не произвело на женщину никакого впечатления.

— Я ничего про такие дела не знаю и знать не хочу. Меня это не касается, — твёрдо заявила Решилина.

— Ещё один вопрос, Ольга Несторовна, — сказал оперуполномоченный уголовного розыска. — Утверждают, что вы и Пузанков находились в близких отношениях. Так ли это?

— А вы, товарищ майор, побольше Емельяна слушайте, — криво усмехнулась Решилина. — Он вам такого напоёт. Небось убедились вчера, какой это злобный человек! Аспид!

— Не только Емельян Несторович. Соседи тоже…

— Какие ещё соседи? — Решилина бросила на майора сердитый взгляд. — Не этот ли слептырь, генеральский папаша? Так он ведь даже на даче ни разу у нас не был. И потом, разве кто-нибудь застал нас в постели? — Ольга Несторовна истово перекрестилась. — Прости меня, господи, за такие слова!

Как говорится, крыть майору было нечем. Он так и не мог решить, правду говорила сестра художника или же прикидывалась, ловко прикрываясь религиозностью. Во всяком случае — орешком она оказалась крепким.

После допроса Решилиной Латынис беседовал с участковым инспектором. Разговор был ещё более неприятным, чем вчера: прошляпил матёрого уголовника, который жил преспокойненько на его участке столько лет!

Затем майор поехал в Москву. Снег прекратился, стоял лёгкий морозец. Столицу украшали к ноябрьским праздникам. Глядя на транспаранты, кумачовые флаги и разноцветные гирлянды, перекрывающие центральные улицы, Ян Арнольдович подумал, что ему вовсе не до фанфар: следствию по делу не видно конца и края.

У Чикурова и Кичатова настроение было тоже отнюдь не предпраздничное. Они сидели в южноморском горуправлении внутренних дел и обсуждали сообщение Латыниса.

Ещё раньше для удобства и наглядности следователи составили карту-схему, на которой были обозначены установленные и пока ещё не опознанные «действующие лица» трагедии в устье Чернушки, их связи, взаимоотношения, которые уточнялись по мере обнаружения новых сведений и фактов.

— Пузанков Тимофей Карпович, — заполнил круг, отведённый покойному с огнестрельной раной, Чикуров. — В нашу схему он вносит любопытные коррективы… Смотрите, он чем-то связан с Решилиным. Во всяком случае — жил у него на даче шесть лет!

— Это — по крайней мере! — многозначительно поднял вверх палец Кичатов. — Может, он находился при художнике значительно раньше, чем приехала на дачу Ольга Несторовна.

— Это вы хорошо сказали: находился при Решилине, — заметил Чикуров. — Интересно, что их связывало? Только ли то, что Феодоту Несторовичу нужен был в доме расторопный лакей и притом мастер на все руки? Знал ли Решилин, что Пузанков только притворяется глухонемым? И, самое главное, известно ли было хозяину дачи, что он дал кров преступнику?

— Да, Игорь Андреевич, — вздохнул подполковник. — Дать ответы на эти вопросы будет нелегко. Пузанков мёртв. Решилин тоже…

— А ответить надо. Почему стреляли в Пузанкова? Кто? Связано ли это с ограблением сберкассы?

В комнату заглянул Жур:

— Разрешите?

— Конечно! — в один голос обрадованно произнесли следователи и, когда он вошёл, набросились на капитана с вопросами: давно ли прилетел, что в Алма-Ате?

— Прямо из аэропорта, — сказал Жур. — А в Алма-Ате порядок! Погода, правда, неважная, но город мне понравился, очень красивый и своеобразный.

— Трешникова разыскали? — спросил Чикуров.

— Разыскал. Бедный малый чуть не заработал воспаление лёгких. Знаете, где он прятался? В домике на садовом участке своего деда. Холод зверский! Как Трёшников провёл там почти неделю — уму непостижимо! Другой бы окочурился…

— А с чего он прятался? — поинтересовался подполковник.

— Хоть и здоровый парень, а трусоват… Впрочем, было чего испугаться,

— вздохнул капитан. — Короче, он вам сам исповедуется. В коридоре сидит. Разрешите привести?

— Разумеется, — нетерпеливо сказал Чикуров.

Жур поднялся, направился к двери.

— Да, Игорь Андреевич, давить на него не надо, — посоветовал капитан.

— Он мне в самолёте всю свою жизнь поведал. По-моему, парень неплохой.

— Разберёмся, Виктор Павлович, — улыбнулся руководитель следственно-оперативной группы.

Входя в кабинет, Валентин Трёшников чуть пригнулся, чтобы не задеть притолоку двери. Лицо у него было прямодушное, хотя он явно чего-то боялся. Инструктор по физкультуре держал в руках носовой платок, которым поминутно вытирал покрасневший нос. Парень был простужен.

— Что же это вы, Валентин, прятались в холодном домике? — спросил Чикуров, списав с его паспорта данные в бланк протокола допроса. — Аж в горы забились…

— Что и говорить, товарищ следователь, дурак я дураком! — тяжело вздохнул Трёшников. — Надо было сразу прийти в милицию. А то столько приключений получил на свою голову — страшно подумать! Как расхлебаю все это, не представляю. И ещё поверите вы или нет… — Он с надеждой посмотрел на Чикурова.

— Если правду выложите, поверим, — сказал следователь.

— А мне нет смысла врать, честное слово!

В протоколе допроса показания Трешникова выглядели следующим образом:

«Я снимаю угол в частном доме по улице Пришвина, 19. В соседнем доме, Пришвина, 21, принадлежащем Э.К.Александропулос, проживал отдыхающей из Москвы Валерий Платонович (его фамилию не знаю) с молодой женщиной по фамилии О.Сторожук, которую представлял как свою супругу. Зная, что я имею спортивный разряд по подводному плаванию, Валерий Платонович зашёл ко мне вечером 22 октября с.г. и попросил помочь выловить в море его утонувшего знакомого, у которого якобы находились золотые изделия, которые, по словам Валерия Платоновича, принадлежали ему. Если бы нам удалось выловить утонувшего, Валерий Платонович обещал половину золотых изделий мне. Я спросил, почему он официально не обратится в соответствующие органы, на что Валерий Платонович заявил мне, что найденное золото отойдёт в пользу государства, так как доказать свои права на него он не сможет. Сначала я хотел отказаться, однако, поразмыслив, все же принял его предложение, так как мне очень нужны были деньги на предстоящую свадьбу и другие расходы, связанные с началом семейной жизни. Валерий Платонович взял с меня слово, что я никому ни о чем не скажу.