Вафельное сердце - Парр Мария. Страница 12

Нам это, конечно, ничего не стоило. Я тут же спросил папу, и оказалось, что и ему удобно, он все равно собирался привезти бабу-тетю к нам на выходные.

До бабы-тети двадцать километров. Папа рулил, Лену укачало, но не вытошнило, она только побледнела очень сильно.

Баба-тетя живет одна в маленьком желтом домике, обсаженном розами. Папа много раз предлагал ей перебраться к нам в Щепки-Матильды. И я тоже просил ее. Но баба-тетя отказывается. Ей так хорошо в ее желтом домике.

Мы провели у бабы-тети полдня и помогали во всем. Когда мы приехали, начался дождь, и на улице стало темно. А внутри баба-тетя красиво накрыла на стол, и все было так тепло и уютно, что у меня заныло в животе. Сидеть на диване у бабы-тети и есть горячие вафли под шум дождя на улице — лучше этого нет ничего на свете. Я попытался вспомнить что-нибудь лучше этого, но не вспомнил.

Пока мы ели, Лена пыталась просветить бабу-тетю по части футбола.

— Надо сильно-сильно бить! — объясняла она.

— Фу-у — отвечала баба-тетя.

— А во время войны здесь сильно стреляли? — спросил я.

Я знал, что баба-тетя гораздо больше любит говорить о войне, чем о футболе.

— Нет, голубчик мой Трилле, стреляли, к счастью, не сильно, но было много других не приятных вещей.

И баба-тетя рассказала, что во время войны немцы запрещали людям держать радиоприемники, они боялись, что в своих программах норвежцы станут подбадривать друг друга.

— Но у нас радио было, — сказала баба-тетя и подмигнула хитро. — Мы закопали его за сараем и выкапывали, когда хотели послушать.

Родители деда и бабы-тети во время войны все время нарушали все запреты и правила, потому что во время войны все наоборот. И то, что запрещают, как раз и есть самое честное и правильное.

— Вот бы так всегда было, — размечталась Лена, но баба-тетя сказала, чтобы мы так и думать не смели. Потому что когда человек попадался, то все. Если бы немцы прознали, что их папа слушает радио, его бы арестовали и услали.

— Вот, тогда и у тебя тоже не было бы папы, — сказала Лена.

— Это верно, — сказала баба-тетя и погладила Лену по голове.

— А куда ссылали тех, кто слушал радио? — спросил я.

— В Грини.

— В магазин «Рими»? — переспросила потрясенная Лена.

— Нет, в Грини. Концлагерь, который они устроили в Норвегии. Это было очень неприятное место, — объяснила баба-тетя.

Лена посмотрела на нее задумчиво.

— Ты очень боялась? — спросила она наконец.

Бабе-тете не бывает страшно, — сказал я, прежде чем она успела ответить сама. — Потому что когда она спит, ее стережет Иисус.

И я повел Лену в спальню бабы-тети и показал ей картину над кроватью.

— Видишь? — сказал я. На картине был нарисован ягненок, который застрял на узком выступе горы, не в силах двинуться ни выше, ни ниже. Мама-овца стоит наверху горного кряжа, она отчаянно блеет и очень боится за своего малыша. Но Иисус крепко всадил свой посох в расщелину дерева, перегнулся вниз и сейчас спасет ягненка.

Лена наклонила голову набок и долго рассматривала картину.

— Она волшебная? — спросила Лена наконец.

Этого я не знал. Я только знал, что бабе-тете никогда не бывает страшно, потому что Иисус стережет ее, когда она спит.

По дороге домой я сидел впереди и переключал передачи, а Лена ехала сзади с бабой-тетей. Ее укачивало все сильнее, и, немного не доехав до дома, она выскочила на поле и пошла тошниться.

— Трилле, это потому что ты дергаешь ручку как дурак, — сообщил мне мой лучший друг больным голосом, вернувшись назад в машину. Я сделал вид, что ничего не слышал. Хотя подумал, что съеденные Леной девять вафель с маслом и сахаром тоже сыграли свою роль.

— Фрекен, чтоб к утру поправились, — сказал папа, — а то как вы будете искать с нами овец?

Мы с Леной вытаращили глаза.

— Нас берут? — почти крикнул я.

— Да, по-моему, вы уже достаточно взрослые, — сказал папа самым обычным голосом.

Удивительное дело, как сильно человек может радоваться!!!

СГОН ОВЕЦ С ПОЛЕТОМ НА ВЕРТОЛЕТЕ

Все лето наши овцы ходят по горам без присмотра и делают что хотят. Но перед зимой мы должны собрать их всех и спустить вниз, в хлев.

— Вот и у них каникулы кончились, — говорит обычно Лена. — Так им и надо!

Она считает жуткой несправедливостью, что у овец каникулы дольше, чем у людей.

И вот нас с Леной берут искать овец! Я едва верил в то, что это правда, стоя на другой день со всеми своими, минус Крёлле, плюс Лена с мамой. И дядя Тор. Папа, с мешком и в бейсболке, спросил, все ли готовы. И когда мы тронулись вверх по горе, мы помахали деду, Крёлле и бабе-тете, махавшим нам снизу, как всегда делали мы сами. Лена, кстати, никогда не махала. Она всегда поворачивалась спиной и была злая как недозрелый хрен, когда все уходили искать овец без нее.

Чувствовалось, что лето уже кончилось. Воздух был жесткий, а деревья нависли над головами мокрые и от воды тяжелые, едва мы, миновав хутор Юна-с-горы, зашли в лес. Мы с Леной были в сапогах и прыгали в каждую встречную лужу, как пара кроликов.

— Идите спокойно, — увещевал нас папа. — Иначе устанете понапрасну.

Но невозможно идти спокойно, когда человек так рад. Ноги скачут сами по себе.

Скоро мы вышли из лесу и подошли к самой горе. В этом месте она почти плоская, и все выглядит иначе.

— Это потому что мы ближе к небу, — сказала Ленина мама и стала прыгать по камням со мной и Леной.

Когда мы обернулись, бухта была далеко-далеко внизу. Изредка мы видели овец. Иногда наших, иногда чужих. Но сегодня мы овец не собирали. Мы должны были дойти до избушки и там заночевать.

Избушка наша на самом деле почти землянка, без туалета и электричества. Но в ней помещается много народу, если ложиться поплотнее. И я не знаю другой такой прекрасной избушки. Она похожа на бабу-тетю — видно, что она тоже радуется, когда мы приходим.

Скоро со всех сторон потянуло запахами высокогорной жизни. В избушке мама и дядя Тор на плитке жарили мясо, снаружи папа варил на костре кофе.

У папы в горах всегда отличное настроение. Тогда можно спросить его о том, о чем в другое время не решаешься. И он смеется почти постоянно.

— В горах нельзя кукситься, — сказал он, когда я спросил его об этом. — Ты разве сам не чувствуешь, Трилле-бом?

Я прислушался к себе, и почувствовал, и кивнул головой. Лена говорила, что если все и вправду так, то хорошо бы посылать папу в горы гораздо чаще. Она сидела по другую его руку и смотрела в костер. И в эту минуту мне очень захотелось дать и Лене немножко папы. Чтобы она узнала, каково это — иметь папу, который может сложить костер и любит горы. По-хорошему, она могла бы одалживать моего папу иногда.

— Угу, каждую среду между обедом и ужином, например, — буркнула Лена, когда я сказал ей это. — И я бы выгуливала его в горах.

А на следующий день все пошли искать овец. Нам с дядей Тором достались горы под названием Тиндене, они с одного бока пологие, а с другого почти отвесные. Папа показывал пальцем, объяснял и давал советы: он собирает овец в горах каждый год с моего возраста.

— Хорошенько смотри за детьми! — крикнул он своему младшему брату.

— Ой-ой, — ответил дядя Тор.

Дядя Тор шагает широченными шагами, мы с Леной за ним не поспеваем. Я думаю, он считает нас еще слишком маленькими и не хотел, чтобы нас брали, а теперь старается доказать свою правоту.