Жемчужины бесед - ан-Наари Имад ибн Мухаммад. Страница 49

– То, что ты сказала, истинная правда. Но надо ведь соблюдать приличия. Недаром существует пословица «Кто обеднел, потерял уважение людское». [260] По этому поводу также сказано:

Богач, покровитель неимущих, [261] который гордился своей бедностью, счел позором бедность общины. Сказал пророк – да приветствует его Аллах: «Бедность – унижение в обоих мирах». Может ли быть человек более ничтожным и презираемым, чем нищий, жалкий в глазах собственной жены. Человека без золота даже родные презирают и унижают. Если даже он будет вести умные речи, над ним станут глумиться, если он заговорит о вещах сокровенных, его поднимут на смех.

И лжемуж продолжал в том же духе, а добродетельная жена Мансура отвечала:

– Ради бога, не смей говорить так, не предавайся подобным мыслям, ибо только неверные и низкие женщины поступают так с достойным мужем и не оказывают почета и уважения хозяину дома и своему благодетелю, когда он попадает в трудное положение. А ведь у тебя в запасе богатство в десять раз больше потерянного. Стоит тебе совершить одно путешествие, как ты наживешь еще больше. Так что не следует тосковать и горевать, ибо, если в этом суетном мире не будет смуты золота, если в этой обители праха не найдется дорогой утвари, ничего страшного не произойдет.

Лжекупец обрадовался подобным речам и без всякого стеснения и зазрения совести стал расточать чужое добро. Он стал, не жалея, тратиться на домашнее хозяйство, отдавать сто динаров тому, кому Мансур должен двадцать, открывать замки сокровищ купца ключами мотовства и беспечности.

Прошло какое-то время, и он вознамерился завлечь Мах-Пейкар в постель мерзости, на ложе прелюбодеяния, запятнать полу ее целомудрия прахом скверны. Однако в соответствии с обычаями и правилами, которые существуют между мужем и женой, он не мог поступить так, не знал он и привычек и обыкновений Максура.

Сама же Мах-Пейкар из-за расточительства и безрассудств мнимого мужа была в сильном сомнении. В силу ее нравственной чистоты и твердой добродетели в ее сердце закрались недоверие и подозрения. Хотя у нее не было никаких сомнений насчет внешнего сходства, однако в поведении и повадках она находила различие и раздумывала о чудесах и превращениях этого мира. Она перестала угождать и льстить ему, размышляя: «Если этот человек – мой муж Мансур, куда же девались его прекрасные нравственные качества и добродетели? А если это другой человек, то откуда столь полное сходство? Ведь наша религия не признает переселения душ… [262] Если же это не Мансур, если настолько изменился характер, который выражает истинную сущность человека, то видно случились какие-то великие перемены. Как бы то ни было, мне надлежит сторониться и избегать его, уповая на милость творца, и ждать, когда тайное выйдет из-за завесы истины».

Чем больше усердствовал мнимый муж в лести и уговорах, тем большим сомнением проникалась Мах-Пейкар, она прибегала к отговоркам вроде «может быть», «возможно» и ссылалась на всякого рода болезни. Днем и ночью она склоняла луноподобный лик во прах перед чертогом Судии и била челом страданий о землю скорби.

Затем красавица отказалась от пищи и питья, принимала только то, что ослабляет тело и дух. Хозяин же вкушал все блага земные, кроме обладания красавицей. А она в тоске и печали не смыкала глаз.

И вот, наконец, Мансур вернулся из поездки. Оставив слуг и служителей, он один, как бы влекомый безумием, вечером пришел к своему дому. Привратник сказал ему:

– Господин мой, ты ведь только что благополучно восседал во дворце!.. Может быть, ты вышел через черный ход? Я ведь ни на минуту не отлучался от входа.

Купец поразился, но не поверил его словам, и горделиво вступил в свой дом. Он нашел Мах-Пейкар на ложе болезни, а на хозяйском месте увидел человека, похожего на себя, словно двойник, который ухаживал за хозяйкой. Тут они и сцепились друг с другом.

Один кричал:

– Кто ты такой? Это мой дом!

Другой вторил ему:

– Сам ты кто? Это мой дом!

Всю ночь горел светильник вражды и светилась свеча распри, а искры той драки испепеляли сердце купца и душу Мах-Пейкар. И никто не мог докопаться до истины, конь рассудка не мог выйти на ристалище мысли ввиду потрясения ума.

Наконец настала пора, когда кормчий утра поднял на небе светлый парус, а купец солнца стал осыпать обитателей мира золотыми опилками в качестве гостинцев из дальних стран. Дом Мансура наполнился людьми, явились близкие и друзья, но никто не мог отличить подлинного купца от мнимого. Один, прикладывался к Мансуру, другой падал в ноги двойнику, этот пожимал пальцы одному, тот склонялся во прах перед другим. И ссора и тяжба меж ними все разгоралась.

И вот об этом сообщили судьям города, и обоих тяжущихся повели в присутственное место. Люди дивились и поражались такому сходству, и никто не решался вынести решение и настоять на своем. И, наконец, все согласились на том, что надо расспросить жену о тайнах и секретах мужа, об отце, матери и всяких других посторонних вещах, о первой брачной ночи, о том, что произошло в день свадьбы, о размерах выкупа и приданого и записать все это на бумаге, затем задать те же вопросы каждому из споривших и занести ответы их в тетрадь, а потом сравнить записанное. И тот, чьи показания совпадут со словами жены, будет объявлен мужем.

С этой целью вызвали прекрасную хозяйку и, как это было решено мудрыми и учеными судьями, все показания ее были записаны и закреплены на бумаге. Потом со знанием дела они принялись сравнивать и отличили истину от лжи, преступника от невиновного.

Слова Мах-Пейкар полностью совпали с тем, что говорил Мансур, и он повел свою добродетельную супругу в целости и сохранности домой. Ему стали ясны причины ее болезни, он оценил по достоинству ум и сообразительность жены, воздал ей хвалу.

А мнимый купец был подвергнут допросу с пристрастием, у него выпытали все, что было, применив угрозы. От страха он во всем признался. После наказаний и истязаний его заточили в темницу, лишили хлеба и воды, так что он сдох от голода и жажды в яме. А для других это послужило поучительным уроком: вот что постигает обманщиков и негодяев за их козни и коварство.

И попугай закончил так:

– О Мах-Шакар! Ты слышала историю о мнимом купце и его коварстве, о его печальном конце, о каре, которая его постигла, о бедствиях и несчастьях, которые он снискал в обоих мирах. Если я, верный раб, не споспешествую тебе душой и сердцем, если во всем не помогаю тебе, то клянусь верой и заповедной птичьей клятвой, что меня ждут такие же страдания и позор, как того ложного купца.

Мах-Шакар от этого рассказа, в котором было много назиданий, похвал добрым людям и осуждение грешным, а также серьезное предостережение, на время забыла о псах властного зова. Хотя еще добрая половина ночи была впереди, она не захотела пойти к возлюбленному и занимала себя беседой и разговором с попугаем,