Повесть о суровом друге - Жариков Леонид Михайлович. Страница 35

У входной двери понуро стояли рабочие в чистых рубашках, с новыми картузами в руках, бедные женщины, солдаты-калеки.

Генерал Шатохин в торжественной тишине оглушительно сморкался в большой белый платок. Рядом с его ногами, обутыми в зеркальные штиблеты, чернели наши грязные, покрытые цыпками, босые ноги. Невдалеке, возле высокого, закапанного воском медного подсвечника молились наши исконные враги - кадеты. Они с презрением поглядывали в нашу сторону и незаметно подвигались к алтарю, не желая уступать нам очередь во время причастия.

Васька следил за ними исподлобья и подталкивал нас вперед.

Вдруг от кадетов отделился маленький шкетик в кадетской форме и на цыпочках прошел мимо, больно наступив мне на ногу.

- Уходи отсюда! - угрожающе шепнул он и стал позади.

Другой, с широким носом, толкнул меня в бок, а третий, огромный верзила, подошел и стал впереди, заслонив собой алтарь и попа.

В это время хор грянул: «Тело Христово приимите, источника бессмертного вкусите». Поп вынес из алтаря золоченую чашу и блестящую ложечку.

Мы ринулись вперед. Васька схватил за полу длинного кадета и, оттянув его назад, шагнул к попу.

Кадет разозлился и, когда Васька наклонился для благословения, чем-то уколол Ваську сзади.

Васька вздрогнул и поддал головой чашу, которую поп держал в руке. Вино плеснулось и облило золоченую ризу.

- Кровь Христову разлили!

Молящиеся заволновались.

- Богохульники!..

- Тикай! - крикнул мне Васька и бросился к выходу.

Я побежал за ним, ныряя в щели между молящимися.

Позже мы узнали, что кадетов, виновных в пролитии «крови Христовой», высекли розгами.

С того дня нам была объявлена война. Если кто-нибудь из наших попадался в центре города, кадеты ловили его и, прежде чем предать пленного лютой казни, спрашивали: «Кадет или нет?» Скажешь «нет» - побьют, скажешь «кадет» - тоже отлупят. «Не ври, у нас нищих нет». Враги, насмехаясь, заставляли нас есть землю, грызть камни, спускали на нас цепных собак.

Мы тоже не оставались в долгу и, если на окраине попадался кадюк, давали волю кулакам. Но кадетам незачем было ходить на окраину, а мы каждый день бегали в город, потому что там были киноиллюзион и цирковой балаган, поэтому нам попадало чаще. Кадеты просто-напросто не давали нам жить. Если к этому прибавить, что они стояли за войну, а потом и царя откуда-то выкопали, мы не могли стерпеть такое. Тогда и решил Васька свергнуть кадетов, отнять у них власть.

4

И вот пробил час расплаты.

Кадеты кинулись в наступление первыми. Их было человек сто. Враги шли с горы стройными рядами, уверенные в себе. Чувствовалось, что они на кого-то надеялись и этот «кто-то» был временно припрятан.

Впереди с топориком в руках шагал колбасник Сенька. Справа от него коренастый гимназист с царским флагом.

У каждого кадета сбоку висела сумка с камнями. Враги надвигались сплошной стеной, и от этого становилось не по себе. Васька воинственно взмахнул железным крюком.

- Флаг вперед! - скомандовал он. - Не бойсь!

Кадеты приблизились настолько, что можно было разглядеть выражение лиц. Обе армии остановились. Началось, как всегда, с обидных песенок-припевок. Кадеты начали первыми. Сенька запел хриплым голосом:

Пароход идет

Мимо пристани,

Будем рыбу кормить...

Сенька подал команду, и кадеты дружно выкрикнули:

Коммунистами!

Васька отдал приказ Алеше Пупку:

- А ну, отвечай буржуям!

Алеша вышел вперед и запел:

Николай любил малину,

А Керенский виноград.

Николай пропил Россию,

А Керенский Петроград.

Частушка задела кадетов, и они перешли на оскорбления. Начал колбасник:

- Эй, голоштанники! Заплатки с лоскутами разговаривают!

- Продай колбасы вонючей! - отвечал ему гречонок Уча.

- А ты грек - соленые пятки!

Сенька взмахнул топориком:

- Запасайтесь гробами, сапожники! - и скомандовал: - По большевикам, ро-о-та, или!

Сенька первым кинул в нас чугунную плитку, за ним последовали остальные.

- Бей рабочих и крестьян!

- Лупи шаромыжников! Ура!

Лавина камней обрушилась на наши ряды.

Камни со свистом пролетали у нас над головами, рикошетом отлетали от земли и ранили ребят.

Наши выкатили пушку, но старые подтяжки подвели, и «снаряды» падали, не долетая до врага.

Я оглянулся и увидел, как некоторые из нашего войска попятились, как трусливо присел в канаву Илюха.

- Вася, наши тикают!

Он оглянулся и взмахнул железным прутом:

- Не отступать! - И бросился вперед, пряча голову от летящих камней, отскакивая или подпрыгивая, если камень пролетал понизу.

Пашка Огонь бесстрашно следовал за ним. Уча надел на голову старое ведро и запрыгал навстречу каменному ливню. О ведро ударялись камни, разбрызгивая ржавчину, но это не задерживало Учу. Васька раздавал удары направо и налево.

Я смотрел, как храбро дерется Васька, и мне сделалось стыдно, что я опять робею, вспомнил нашу клятву на костре и почувствовал, как во мне что-то зажглось.

- Не отступать! За мной! - крикнул я, и мне стало совсем не страшно. Нагнув голову и зажмурившись, я бросился в самую гущу врагов.

Началась рукопашная.

В это время появился всадник на белом коне. Он вертел над головой сверкающей шашкой и что-то кричал. Ко мне донеслись слова:

- Господа, война до победного конца! С богом, вперед!

Я узнал того самого кадета, с которым столкнулся в его доме в день свержения царя. Теперь, с шашкой, он казался еще страшнее. Голос у него был властный - не хочешь, испугаешься.

Кадет с ходу въехал в самую свалку, высоко поднял шашку.

- Да здравствует Александр Федорович Керенский! Ура! - выкрикнул он и чуть не упал с лошади, которая, испугавшись чьей-то палки, отпрянула в сторону.

Кадет сильно натянул повод и успокоил коня. С важным видом он подъехал к Ваське. Мы замерли. Остановились и враги.

Перед армиями лицом к лицу встретились двое командующих.

Кадет привстал на стременах, оглядел нас и спросил:

- Ну-с, кто тут свободы хотел?

Мы молчали.

Кадет вскинул шашку и повторил:

- Подходите, буду свободу выдавать!

Сенька, стоявший позади, хмыкнул в кулак.

Кадет все время делал вид, что не замечает Ваську. И вдруг, будто нечаянно увидел, посмотрел на него свысока, скривил губы в усмешке. Острым концом шашки он поддел и сбросил с Васькиной головы картуз.

- Это ты, что ли, сапожник Васька? А ну, повторяй за мной: «Да здравствует Александр Федорович Керенский!»

Васька сжался, готовясь к прыжку.

Кадет занес шашку, холодно блеснувшую в лучах солнца.

- Я тебе что приказываю, мерзавец? Кланяйся мне в ноги, ну?

Нет, что ни говори, а Васька был красивее кадета. Тот был какой-то плюгавый, а Васька - богатырь! Он смотрел на кадета исподлобья и молчал, держа прут обеими руками. Его загорелые плечи отливали медью.

Я боялся за Ваську: вдруг кадет рубанет сдуру по голове.

- Последний раз предупреждаю! - повелительно произнес Генька Шатохин. - Повторяй за мной: «Да здравствует...»

- На что мне сдался твой вшивый Керенский! - сказал Васька, поднял прут и воскликнул: - Да здравствует Ленин!

- Ур-ра!.. - подхватили мы.

Кадет ударил Ваську шашкой плашмя. Васька присел, но не от удара, а чтобы самому ловчее размахнуться. Он так стеганул прутом по морде лошади, что кобыла взвилась на дыбы. Кадет съехал набок, судорожно обхватив руками и ногами туловище лошади. Шашку он выронил.