Повесть о суровом друге - Жариков Леонид Михайлович. Страница 33
- Почему богачи учатся читать и писать, а нас в школы не принимают?
Золотистые, как пшеничная солома, волосы на Васькиной голове росли буйно и неудержимо. Они сползали клиньями на виски, на высокий лоб, а на затылке даже закручивались в косичку. Брови у Васьки были грозно сомкнуты, а голубые глаза метали молнии.
- Кадеты на ставок нас не пускают, купаться не дают, - продолжал он. - Вчера колбасник Сенька нашему Алеше Пупку голову проломил. Поглядите, вон у Алеши голова перевязана. За что сироту мучить? Мы с вами кто?.. Я спрашиваю, кто мы?
Ребята не знали, как отвечать, и помалкивали.
Мне захотелось поддержать Ваську, и я выкрикнул:
- Пролетарии всех стран!
- Правильно! - одобрил Уча.
А Васька, ободренный нашими возгласами, продолжал:
- ...И если мы пролетарии всех стран, что мы, ставок у кадетов не отвоюем?
- Отвоюем! - поддержали ребята.
- Что мы, кадетам по шеям не дадим?
- Дадим! - загудели голоса.
- Царя кто скинул?
- Я! - выкрикнул Уча.
- Правильно! - подтвердил Васька. - Я сам видел, как Уча и Абдулка за веревку тянули. Значит, ставок теперь наш. Верно я говорю?
- Верно, верно! - одобрительно кричали отовсюду.
- Тут кадеты письмо прислали, - сказал Васька, - сейчас Ленька прочитает.
Я взобрался на тачку. Абдулка Цыган, у которого под глазом красовался лиловый синяк - «подарок» кадетов, порылся за пазухой и вместе с обрывками веревок, гвоздями и цветными стекляшками извлек черный конверт. Посредине конверта зловеще белели череп и две скрещенные кости.
При виде страшного письма все подались вперед.
- Смерть! - прошептал кто-то.
- Тише, может, там бомба, - сказал Илюха.
Я вскрыл конверт. К моим ногам упала желтая двадцатирублевая керенка.
Стукаясь лбами, ребята бросились поднимать.
- Глянь, деньги! Зачем это?
Васька взял из рук Илюхи керенку, повертел и кивнул мне:
- Читай, Лёнь, потом узнаем.
Я вынул из конверта тетрадный листок в три косых. На нем синими чернилами крупным красивым почерком было написано:
- «Я вчера приехал из Петербурга, и мне пожаловались, что вы, оборванцы, не хотите повиноваться нам и даже деретесь...»
Прочитав это, я запнулся.
- Читай, чего остановился? - загалдели ребята.
- Тут руганье, - сказал я.
- Читай, - зашумели вокруг, - читай все подряд!
- «Кухаркины сыны, рабы презренные! Как вы смеете поднимать руки на своих господ? Свободы захотели? Я вам покажу свободу!..»
Я взглянул на ребят. Задрав головы, они в недоумении глядели на меня. Я продолжал читать:
- «А в общем, а ла гер, ком а ла гер[3], как говорят французы, сегодня я приеду к вам с моим войском, и скажите там вашему сапожнику Ваське, чтобы он поклонился мне в ноги, когда приеду, а то я не люблю ослушания!..»
На этот раз поняли все и обиделись.
- А вот этого он не пробовал? - вскричал Уча, грозя костылем.
- Тише, не мешайте слушать.
Напрягая голос, я читал дальше:
- «Приказываю собрать к моему приезду и сдать оружие. Кадет 4-го Санкт-Петербургского кадетского корпуса, 5-го класса Геннадий Шатохин».
Дальше шла приписка карандашом большими кривыми буквами:
- «Выходите сегодня на пустыр, мы вам набем морды. А на 20 рублей нехай Васька закаже себе гроб. Гроза и молния - силач Семен Муромец (у которого кулаки смертью пахнут)».
Когда я кончил читать, поднялся невообразимый свист, крики, топот ног.
Васька вскочил на тачку и поднял письмо:
- Что будем делать?
- Ответ писать!
- Не надо ответа!
- Бить кадетов!
- Голосуй!
- Кто за то, чтобы кадетов бить, подымай руки кверху. Вот так...
Мы дружно исполнили команду. Васька сурово оглядел нас и сказал:
- Против нема никого? Значит, объявляем кадетам бой... - Васька помедлил и добавил: - Не на живот, а на смерть!
На тачку взобрался Абдулка, которому кадеты передали письмо, и рассказал, как его поймали враги, как били, а потом приказали передать письмо. Абдулка сказал, что сочинил письмо настоящий кадет, приехавший из Петербурга на побывку, а приписку сделал сын колбасника Цыбули Сенька. Кроме того, мы узнали, что вражеским войском будет командовать сам кадет, верхом на лошади и с настоящей шашкой.
- Кадета Генькой зовут, а отец у него генерал, - рассказывал Абдулка. - Этого Геньку слуги укачивают, когда он спать ложится.
- Не ври.
- Ей-богу, правда: кладут в люльку и качают.
- Выдумываешь...
- Да нет же. И это еще не все. Слуги ему штаны по утрам надевают.
- А сам?
- Не умеет.
- Вот гад...
- Ничего удивительного нет, - заключил Уча, - богачи что хотят, то и делают, с жиру бесятся. У них только птичьего молока нету.
- Есть, - выкрикнул Илюха, глядя на нас бесстыжими глазами, - я сам видел, как Генька птичье молоко пил!
Ребята рассмеялись, а Васька вскочил на тачку и яростно взмахнул кулаком:
- Долой десять министров-капиталистов!
- Долой! - поддержали мы, хотя никто из нас не понял, о каких министрах шла речь. Но если Васька сказал - значит, долой!
- Я ихнему Геньке пропишу письмо вот этим карандашом! - И Уча воинственно потряс костылем.
- Вась, а правда, что кадеты хотят обратно царя поставить? - спросил я.
- Уже поставили, - хмуро отозвался Васька, - только называется он не Николай, а... как-то... забыл.
- Керенский, - подсказал Абдулка.
- Верно. Этот кадетский царь Керенский только называется царем, а сам с виду мокрица: глянешь, и плюнуть охота.
- Какой же он?
- Поганый: волосы как сапожная щетка, нос толстый, а правая рука за пазухой.
- Почему?
- Камень там держит... камень за пазухой, понятно?
- Правитель нашелся, - передразнил Уча. - Деньги свои выпустил.
Ребята стали разглядывать керенку, присланную колбасником. Она была похожа на обертку от дешевой конфеты. На ней, как и на царских деньгах, значился двуглавый орел, но какой-то ощипанный и без короны.
Васька продолжал:
- Я вам про войско Керенского рассказал бы, да боюсь, кишки со смеху порвете.
- Не порвем, Вась, расскажи.
- У него армия - одни тетки в юбках.
- Как тетки? - удивились ребята.
- А так. Набрал теток и разных женщин, одел их солдатами, дал винтовки и приказал: «Стреляйте!»
Ребята рассмеялись - кто недоверчиво, кто весело.
- Не может быть, чтобы тетки стреляли.
- Ей-богу, не вру.
- А командир тоже в юбке?
- И командир в юбке. Зовут Мадам, шапка солдатская, на ногах сапоги, а ружье кривое, вроде кочерги: целишь прямо, а пуля летит вбок.
Ребята покатывались со смеху.
- Это войско называется «Батальон смерти», - продолжал Васька под хохот ребят.
Уча спросил:
- Почему называется «Батальон смерти»?
- Потому, что с этого батальона можно обсмеяться до смерти.
Васька взял керенскую двадцатирублевку и наколол ее на пику.
- Не признаем кадетов! Мы большевики!
- Вась, расскажи про Ленина, - попросил Абдулка.
- После боя, сейчас некогда.
Васька сложил два кулака трубками и приставил к глазам. Как в бинокль, он долго оглядывал окрестности, откуда должен был появиться неприятель. Кадетский фронт проходил по бугру, а наш понизу, вдоль речки Кальмиус.
- Еще рано воевать, расскажи про Ленина, - просили ребята.
Наконец Васька сел в густую лебеду. Мы расположились вокруг и затихли.
- Ленин добрый, потому что сам бедный, - начал Васька. - Если, к примеру, ты, Уча, придешь к нему и скажешь: «Здравствуйте», - он перво-наперво спросит: «Ел сегодня?» Ты, конечно, застесняешься, скажешь: «Благодарствую, сыт». Так он, думаешь, поверит? Нет. «Садись, - скажет, ешь, а после разговаривать будем». Он тебе последнее отдаст. Вот какой Ленин...
Ребята молчали, пораженные и очарованные рассказом.
- А верно, что его царь в цепи заковал?
- Верно. И в Сибирь угнал. А Сибирь знаете где? На самом краю света! За тыщу дней оттуда не дойдешь, не доедешь. А Ленин дошел. Тяжело было идти в цепях. Снег вот до сих пор, по самую грудь, а еще вьюги, мороз. Но Ленин не сдался: где пешком шел, где на паровозе. Приехал в Петроград (царь тогда в Питере жил). Пришел Ленин к рабочим на завод и говорит им: «Смотрите, братья, в какие цепи заковал нас царь», - и ка-ак рванет кандалы, они и рассыпались. Взяли рабочие красный флаг и пошли ко дворцу. А царь сидел на троне и водку пил. Ленин подошел и говорит: «Отдавай власть народу!» Царь отставил бутылку и отвечает: «Не отдам, а тебя еще дальше в Сибирь загоню». Тогда Ленин сказал: «Эх ты!» - и свергнул царя.