Повесть о суровом друге - Жариков Леонид Михайлович. Страница 66

Я почувствовал острую жалость к себе, и она хлынула горячим потоком слез.

Я вскочил и, плача, побежал к Пастуховскому руднику.

Дальше все проходило как во сне. Около домов кто-то гнался за мной и кричал: «Стой, стреляю!»

Потом меня привели к командиру Сиротке. На нем были красные галифе, на поясе висела шашка. Сиротка узнал меня, ласково обнял единственной рукой, и я долго рассказывал ему, как попал сюда и что случилось со мной и моим другом на берегу речки Кальмиус.

Когда я, всхлипывая, умолк, он попросил:

- Повторить приказ можешь?

Я повторил, что запомнил.

Откуда-то явился матрос Черновал, дядя Ваня и Абдулкин отец, дядя Хусейн. Сиротка сказал, что надо объявить тревогу.

- Хлопцы, по коням!

- По ко-о-ням! - запели всюду голоса.

На востоке вполнеба занялась алая заря. Тысячи конников, выхватив шашки, лавиной помчались к городу.

Я все еще не мог прийти в себя. Шахтер Петя отвел меня в дом, напоил чаем, а потом принес и велел надеть галифе, гимнастерку и серую островерхую шапку с красной суконной звездой, пришитой спереди.

- Вот теперь ты настоящий кавалерист! Будешь служить со мной, пулеметчика из тебя сделаю. Видишь тачанку? Это наша с тобой судьба! Будем воевать, пока трудящийся народ не победит на всем свете! И не печалься. Погляди, какие у нас кони! Четверка! Сядем с тобой за пулемет, и только искры из-под копыт засверкают! Не горюй, Ленчик!..

Днем на широком рудничном дворе я увидел много новых гробов. Я вглядывался в лица убитых и неожиданно увидел того, кого искал. Васька занимал только половину грубого, неоструганного гроба и лежал как живой. Высокий лоб его, как всегда, был нахмурен. Теплый степной ветерок тихо шевелил его белые волосы, клином спадавшие на лоб.

Слезы сами собой лились и лились по моим щекам. Я смотрел на побелевшее, но такое родное хмурое лицо, на упрямо сжатые губы и вдруг подумал: сейчас он откроет глаза и спросит: «Ты думаешь, я помру?»

Я повернулся и убежал, чтобы не видеть, как будут его хоронить...

Так умер Васька, мой суровый и нежный друг, и последняя ночь его жизни была последней ночью моего детства.

Степь... степь...

Такая загадочная и простая, далекая и родная, полынная шахтерская степь.

Много лет я не видел ее, но запах ладана и чабреца, красные брызги мака и трель невидимых жаворонков и теперь ярко встают передо мной, как только я закрою глаза.

Детство. Знойная донецкая степь - родина горькой полыни.

Детство. Розовый дым заводских кочегарок, кривые землянки, мелкая речка Кальмиус и степь, степь без предела...

Москва, 1937, 1950 - 1953

notes

Примечания

По преданиям, шахтерский черт, живший в шахтах.

Блох

На войне как на войне (фр.)

Внимание! Приготовиться! (нем.)

Поймать парня! (нем.)

Германия, Германия превыше всего (нем.)

Подойди ко мне, мальчик (нем.)

Подойди, подойди ко мне (нем.)

Я тоже рабочий! (нем.)

Да здравствует революция! (нем.)

До свидания! (нем.)

Миллион