Беглецы. Восстание на золотых приисках (с илл.) - Линдсей Джек. Страница 50

— Да, я сказал одному из ребят, чтоб он передал об этом твоему отцу, — мне самому лучше туда пока не ходить. Полицейские, возможно, следят за всеми, кто приближается к спичечной коробке, которую ты называешь своим домашним очагом. А я не хочу наводить их на свой след.

— Правильно, — сказал Дик. Он встал с места, снова полный смелости и решимости. — Прости, что я так раскис. Но теперь обещаю, что всегда буду заодно с вами со всеми, и это моё последнее слово. Больше я не буду тебе докучать.

— Это ещё не называется докучать! — со смехом сказал Шейн. — Просто заговорил пустой желудок, я по себе знаю.

— Ну, так пошли.

Шейн схватил его за руку.

— Ты, видно, совсем рехнулся, если собираешься идти на улицу днём! Придётся тебе подождать темноты, паренёк. А теперь мне пора идти. Я вернусь только после захода солнца, но кто-нибудь принесёт тебе ещё еды, и что бы ни случилось, — не вылезай из сарая, какой бы сильный припадок бродячей болезни с тобой ни приключился.

— Я не сойду с места. Обещаю тебе, — сказал Дик, и Шейн ушёл.

Дик прилёг, продолжая лихорадочно размышлять, но усталость взяла своё, и он уснул. Вскоре после полудня ему принёс мешочек с провизией юноша канадец, который успокоил Дика, сказав, что через несколько минут будет говорить с мистером Престоном.

— Передай ему, чтобы он не тревожился, — попросил Дик. — И ещё скажи, чтоб он заставил Сандерса проверить крепления.

— Тебе повезло, что ты убежал из кутузки, — сказал канадец. — Ты получил бы по меньшей мере пару лет каторжных работ. Уэстерну дали шесть месяцев за участие в беспорядках, а он даже близко не подходил к «Эврике».

— Я не так уж беспокоюсь за себя, — серьёзно ответил Дик, — но всё-таки хотелось бы знать, чем всё это кончится.

— Не изводись понапрасну, брат. Правительству придётся сдаться, и мы заживём по-новому. Это я знаю твёрдо, а большего и не хочу знать. Мы постараемся уладить всё миром, но если будет нужно, — что ж, уладим по-другому. Ты Кеннеди знаешь?

— Я слышал его речь.

— Он хороший человек. Один из членов Лиги. Когда продажные болтуны начинают говорить о том, что всё надо сделать вежливенько, надо объяснить людям, как неправильно они поступают, — Кеннеди встаёт и поёт:

Увещеваний не слушает враг,

Лучшего довода нет, чем тумак!

— Ну вот, может, если сэр Чарлз Хотхэм не возьмётся за ум, то мы дадим ему хорошего тумака и спросим, нравится ли ему это, заешь его собаки!

После ухода канадца Дик доел принесённую еду, и ему захотелось поразмяться. Он стал бродить по хижине и заглядывать во все щели подряд. Иногда мимо сарая проходили старатели, иногда — женщины, а однажды прошёл полицейский солдат. Дик отпрянул от щели в страхе, что он обнаружен, что биение его сердца или лёгкое посвистывание воздуха при дыхании могут выдать его даже в том случае, если солдат ничего не подозревает. Но всё обошлось благополучно. Солдат больше не появлялся.

Затем Дика напугал мальчуган, который, убив на камне жука, начал бесцельно заглядывать в сарай через самые широкие щели. Хотя Дик знал, что снаружи ничего не видно, он решил, что тот выследил его. Мальчишка подошёл к двери и попробовал её открыть, но Дик уже раньше задвинул засов. Он сидел скрючившись, ожидая, что мальчик начнёт колотить по непрочной стене из древесной коры, и одновременно доказывая себе, что попытка открыть дверь — хороший знак, потому что такой карапуз не решился бы на это, если б не был уверен, что сарай пуст.

После этого мальчик ушёл. Дик стал с нетерпением ждать Шейна, теперь уже убеждённый в том, что шаткие постройки на равнине, наскоро сооружённые из кое-как отёсанных эвкалиптовых досок, коры и мешковины, парусины, дранок и жести, — плохое укрытие от полицейских.

Наконец спустились сумерки, и вскоре пришёл Шейн.

— Я не принёс тебе никакой еды, — сказал он. — Но я думаю, ты достаточно съел, чтобы не умереть с голоду, а если ты мило улыбнёшься, то тебя скоро накормят как следует. Возьми, надень это на себя.

Он бросил Дику свёрнутую одежду. Дик развернул свёрток, любопытствуя, какой костюм ему придётся носить.

— О, Шейн! — вскричал он с отвращением. — Это же девчоночье платье!

— Именно! — ухмыльнулся Шейн. — Влезай в него, мой мальчик!

Дик чуть было не взбунтовался, но, поразмыслив, решил, что лучшей маскировки для хождения по шоссе не придумать, и настоял только на праве носить под юбкой свои штаны.

— Только хорошенько подверни их, — сказал Шейн. — Я сведу тебя к миссис Вертхайм. Она живёт возле гостиницы «Герцогиня Кентская», которой заправляет — о чём ты, вероятно, не знаешь — миссис Спанхейк, старинная приятельница Верна. Берн дал клятву, — вернее, целый десяток клятв, — что миссис Спанхейк можно доверять, а миссис Спанхейк ручается головой за миссис Вертхайм. Но тебе нельзя ходить по дороге в собственном обличье, так что залезай скорее в эти финтифлюшки, а я возьму тебя под ручку и отведу в твоё новое жильё.

— Сколько мне придётся там прожить?

— Надеюсь, недолго. Губернатор отклонил требование делегации. Задал ей перцу. Послезавтра на холме Бэйкери будет общая сходка, так что скоро придёт и твоё время.

С помощью Шейна Дик напялил на себя блузу, нижнюю и верхнюю юбку, шаль и чепец. Башмаки были ему малы, их пришлось разрезать, чтобы он мог всунуть в них ноги. Но Шейн сказал, что лёгкая хромота только украсит Дика.

— У тебя будет грациозная, покачивающаяся девичья поступь. Любой полицейский при виде тебя растает и подумает, что ты напоминаешь ему далёкую возлюбленную. И пора нам уже убираться отсюда. Один из наших парней видел, что поблизости бродил тип, про которого известно, что он осведомитель, чёрт его подери!

Они тихонько выбрались из сарая — причём Дик опирался на руку Шейна — и благополучно вышли на шоссе. Затем им пришлось выдержать испытание в виде сверкающих огней и шумной толпы. Дважды полупьяные старатели пытались остановить Шейна и отпускали замечания насчёт его девушки, но Шейн и Дик продолжали идти быстрым шагом и наконец очутились перед домом миссис Вертхайм.

— Она сдаёт квартиры, — сказал Шейн, — но в данный момент у неё только один постоялец — доктор, янки и хороший парень, телом и душой преданный делу свободы. Ты можешь доверить ему свою жизнь, кошелёк и вообще всё, что у тебя есть при себе.

Стучать в дверь не пришлось. Она сразу же открылась, и Дик с Шейном вошли в дом. Хозяйка выкрутила фитиль керосиновой лампы, которая до этой минуты туско горела на подставке в прихожей, и Дик увидел толстую добродушную женщину. Она внимательно разглядывала его.

— Это же настоящая картина! — сказала женщина с сильным немецким акцентом, воздевая к небу пухлые руки. — Козима!

В конце коридора появилась девочка примерно того же возраста, что Дик, со светлыми волосами, заплетёнными в толстые косы, и блестящими синими глазами.

— Да, тётечка?

Дик пришёл в ярость оттого, что Шейн не предупредил его. В одежде девочки он чувствовал себя ужасно глупо.

— Тебе не стыдно, — сказала миссис Вертхайм Козиме, — смотреть на человека, который, даже переодетый, выглядит таким чистеньким и аккуратным? Я уверена, что он впервые в жизни носит юбку и при этом у него вид более аккуратный, чем у тебя, которая носит её с рождения.

Девочка тряхнула головой, её льняные косы подпрыгнули.

— По-моему, он выглядит ужасно, — холодно заметила она, — и смешно.

Дик уже успел покраснеть, но, услышав оценку своей внешности, почувствовал желание выскочить назад на шоссе, какие бы опасности его там ни ожидали. Он попытался укрыться за спиной Шейна, но тот опрокинул его расчёты, вежливо подтолкнув вперёд.

— Не обращайте на неё внимания, — сказала миссис Вертхайм. — Она очень своевольная девица.

— Можно ли ей довериться? — тихо спросил Шейн у миссис Вертхайм.