Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 17

Тогда Це-це умилилась:

— Какой ты молодец! Просто рыцарь!

Лесь поудобнее ухватил могучую книгу левой рукой.

— Давай вместе понесем! — забеспокоилась Гайка.

— Не... — Лесь вытянул правую руку. — Гайка, смотри, вон дом Ашотика. А его окно — пятое с левого края и четвертое снизу. Вон, зеленым занавешено. Видишь?

— Подожди... Ага, вижу! Лесь, а почему ты свою выпрямительную систему не приспособишь, чтобы маяк на мысу мимо этого дома видеть?

— Не получается, — сопя от тяжести, объяснил Лесь. — До маяка слишком близко. Системе нужны космические расстояния.

 Часть II

КУЗНЕЧИК БЕЛЬКА 

Под утро Лесю приснилось, что он встал, а на коленках — уши, в точности такие же, как на голове, под волосами.

— Ма-ма-а!.. Что теперь делать-то?

— Ну, что делать? Раз выросли, значит, так полагается. Мыть не забывай...

— При чем тут «мыть»!.. Дай мне школьные штаны, зимние, а то как же я...

— Где я их найду так скоро? Надо весь шкаф перетряхивать, а я на работу опаздываю. Не беда, сходишь в школу так. Сам виноват, чересчур много возился с кузнечиками...

И Лесь пошел в школу. Ранец держал в руках, прикрывал им коленки. И больше всего боялся увидеть Вязникова.

И конечно, увидел его: еще далеко от школы, в балке, под аркой старого водопровода.

Но у Вязникова не было ехидной улыбки. Он смотрел хмуро и виновато. И прикрывал ноги портфелем.

— Что? Тоже? — сразу догадался Лесь.

Вязников стыдливо отвел портфель. Уши были большие и круглые, как грузди. «И помытые», — язвительно подумал Лесь. Но тут же спохватился: не до злорадства.

— Как же нам теперь быть-то? А, Вязников?

— Житья не дадут, — горько сказал тот.

— А может, у других так же?

— Нет, я уже смотрел. Только у нас двоих.

У Леся уже слезы в голосе:

— За что нам такое наказание?

— Выходит, есть за что, — значительно и скорбно произнес Вязников. — Но теперь не плакать надо, а выход искать.

— Какой?

— У тебя же есть желтая нитка! Давай...

Лесь торопливо разул левую ногу, смотал нитку с пальца.

— Сядь, — велел Вязников, и Лесь послушно присел на глыбу ракушечника. Вязников намотал нитку вокруг уха на его коленке.

— Потерпи... — и дернул!

— Ай...

Но оказалось, что не очень больно. Ухо улетело в траву, а на коричневом колене остался розовый след, похожий на букву «С».

— Теперь другое...

— Ага... Ай!.. Теперь давай я тебе...

И уши с колен Вязникова тоже улетели в травяную чащу.

Лесь проследил за полетом последнего, сказал задумчиво:

— А все-таки как-то жаль их...

— Ничего. Они превратятся в раковины, и в них будут зимовать твои желтые кузнечики.

— Ты откуда знаешь про кузнечиков?

Вязников улыбнулся, но без насмешки.

— Я, Носов, много про что знаю.

— А про что еще? — насторожился Лесь.

— Ну, например, как вы с Малютиной купались в тайной бухте и она из-за тебя чуть не утонула. Но не бойся, я никому не скажу.

Лесь оттопырил губу:

— Говори, если хочешь! Подумаешь...

— Нет, не скажу...

— Ты лучше бы перестал меня на гараже рисовать!

Вязников развел руками:

— А вот это не могу. Я слово дал, что буду до десятого класса.

— Дурак ты, Вязников!

— Может быть... Но что поделаешь, если слово...

— Ничего не поделаешь, — согласился Лесь.

— Ой, подожди... Я придумал! — Вязников выхватил из портфеля обрезок бамбуковой палки. — Вот, возьми!

— Зачем? Стукать тебя за каждый рисунок? Не буду я...

— Не стукать! Сделай из нее флейту.

— Флейту? Зачем?

— Как заиграешь, мой рисунок сразу станет невидимым! Растает у всех на глазах.

— Ты, Вязников, это хорошо придумал, — медленно проговорил Лесь. Ему хотелось вспомнить: где еще, в каком его сне тоже была флейта?

Но не успел. Проснулся по-настоящему.

Наяву идти в школу было не надо — выходной.

После завтрака Лесь вытащил из сарая обломки дедушкиного бамбукового кресла-качалки. Выпилил из спинки желтую лаковую трубку — сантиметров сорок длиной. И стал размышлять: как из этой штуки сделать флейту? В музыкальных вопросах Лесь не разбирался, это ведь не солнечная энергия.

«Надо спросить у Гайки», — подумал он.

Гайка оказалась легка на помине, возникла в калитке.

Все Гайке обрадовались: Пират приветливо помахал хвостом, дядя Шкип соскочил с конуры и потерся о Тайкины ноги, а Лесь сказал:

— Ты знаешь, как устроены флейты?

Гайка не знала. Она в свое время училась играть на фортепьяно.

— Если хочешь, узнаю у старых знакомых.

— Узнай.

— Лесь...

— Что?

— А помнишь, ты вчера обещал показать мне Безлюдные Пространства...

Лесь поморщился. Не хотелось ему туда сейчас, о флейте были мысли. Но он вспомнил, что один раз уже обманул Гайку — насчет кузнечика.

— Ладно, идем... Мама! Мы пойдем погуляем с Гайкой!

— Только недолго!

А Це-це тут как тут:

— Лесик, ты опять босиком! И без рубашки, без майки! Это же нехорошо. Тем более идешь с девочкой...

— Тетя Це-це! Я же не в театр с ней иду на балет «Лебединый щелкунчик»! Мы на берег!

— Только не купайся! Или по крайней мере купайся рядом со взрослыми!

— Ладно! — И хмыкнул: «Рядом со взрослыми. В Безлюдных-то Пространствах...»

Гайка призналась, что боится колючек, поэтому пошли через балку не тропинками, а в обход: мимо рынка и потом через гулкий железный мост. Перед мостом, в Торговом переулке, Лесь увидел своего недруга. Тот шел со старушкой. Видимо, направлялся со своей бабушкой на рынок. Они шагали навстречу.

Лесь толкнул Гайку локтем.

— Смотри, вон идет тот самый Вязников! — Лесь сказал это громко и бесцеремонно, словно про встречную лошадь или кота. Вязников не отвел глаз. Небрежно улыбнулся: мне, мол, наплевать на твое нахальство.

Они неторопливо сходились.

Вязников был сейчас, конечно, без черной бабочки и без белой рубашки. В старенькой желтой майке, выцветших коричневых трусиках и растоптанных полукедах на босу ногу. Поэтому он не казался таким противным, как в школе. По правде говоря, он совсем не казался противным. Тем более что Лесь не забыл недавний сон.

Но сон — это сон, а жизнь — это жизнь.

— Смотри, Гайка, этот синяк под левым глазом ему поставил я! Вчера.

Синяк и правда был еще заметен.

— Не надо... — шепотом попросила Гайка. Она не понимала тонкости их отношений и боялась, что повторится драка.

Вязников, проходя мимо, улыбнулся очень вежливо:

— Здравствуй, Гулькин. Нос у тебя все еще распухший...

— Неправда, — надменно откликнулся Лесь. И Вязников отвел глаза, потому что в самом деле сказал неправду.

Лесь и Вязников разошлись, а потом вдруг оглянулись друг на друга. Словно по уговору. И остановились.

— Не надо, Лесь, — опять боязливо попросила Гайка.

— Вязников, иди сюда, — нейтральным голосом сказал Лесь.

Вязников, улыбаясь все также, пошел к Лесю. Бабушка смотрела вслед бледно-голубыми глазами. Наверно, думала, что встретились приятели.

Они сошлись. Гайка опасливо моргала.

Лесь поджал ногу, смотал с пальца желтую нитку, скатал в комок. Его осенило этакое вдохновение.

— Давай, Вязников, я сведу твой синяк. Не бойся, это по правде.

— Я не боюсь, — вздохнул он. — Я знаю, что по правде.

Лесь три секунды подержал шерстяной комочек в солнечных лучах и потер им синяк Вязникова. Раз, второй. Вязников зажмурился и послушно замер.

Наконец Лесь опустил руку. Кажется, синяк побледнел.

— Ну вот. Через полчаса исчезнет совсем.

— Спасибо, — опять вздохнул Вязников.

— На здоровье... — И вдруг Леся словно толкнуло что-то: — Слушай, Вязников, ты умеешь играть на флейте?

Вязников не удивился. Трогая мизинцем потертый синяк, ответил рассеянно: