Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 19
— Все равно ведь разъедемся, — возразил Лесь. А флейта все играла вдали. — Гайка... А он правда не удивился, что ты про это заговорила?
— Ничуть... Он вообще какой-то...
— Какой?
— Будто про многое знает... И про нас с тобой...
Лесь вспомнил и признался бесхитростно:
— Мне один раз приснилось, что он мне сказал, будто знает, как мы купались в нашей бухте и что там случилось...
Гайка откликнулась еле слышно:
— Может, и правда...
— Никто не мог узнать, не бойся...
— Я и не боюсь.
— Боишься, — поддел Лесь, — что от мамы влетит.
— А вот нисколечко. Мама и так знает...
— Откуда?! — перепугался Лесь.
— Я сама рассказала... У нас с мамой такой обычай: перед днем рождения я про все свои провинности рассказываю. Чтобы следующий год жизни начинать... ну, так, с чистой совестью. И мама не сердится... Вот я и призналась, что купалась без спроса и что ты меня спас...
— И что искупаться именно я тебе посоветовал, — уныло уточнил Лесь.
Гайка покаянно вздохнула.
— А что сказала мама?
— Что нас обоих надо бы выдрать. Но меня нельзя, потому что именинница, а тебя — потому что герой...
— Понятно, почему она так смотрела на меня, — поежился Лесь. — Как на «героя». Когда я был у тебя в гостях.
— Да она просто тебя жалела, потому что ты рубашку помидором забрызгал. Как вцепился зубами в неразрезанный...
— Эта рубашка несчастливая какая-то, — примирительно согласился Лесь. — То кровь, то сок... Гайка, тебе не кажется, что где-то свирель играет? Или флейта...
— Постой... Тут все, что хочешь, может послышаться от такой тишины, когда в ушах звенит... И что хочешь привидеться может. Мираж какой-нибудь... Или даже по правде случиться...
— Что?
— Иногда кажется... вдруг летающая тарелка с инопланетянами опустится. Бесшумно так...
— Ну и пусть, — сказал Лесь беспечно. — Злые сюда не сядут. Пространство не пустит.
— А бывают и добрые инопланетяне?
— Конечно! Они всякие. Как и люди...
— Лесь... — Гайка боязливо хихикнула. — А может, ты уже встречался с ними?
— Два раза, — ответил Лесь. Не поймешь, то ли дурачится, то ли всерьез.
— А они... что?
— Капитан говорит: «Лесь Носов, полетим с нами. Поможешь нам осваивать энергию нашего солнца и расслаивать пространства, у тебя на это особый талант. А мы тебе покажем разные космические миры...»
— Ой... а ты?
— А что я... Это же на всю жизнь. Как я оставлю всех? И маму, и дядю Симу... и вообще...
— И Це-це, — полушутя вставила Гайка.
Лесь ответил без улыбки:
— И Це-це...
Все это Гайка вспомнила сейчас, за какие-то полминуты. Когда смотрела, как черная Луна ползет на вишневое солнце.
Лесь отодвинул ее плечом, глянул сам..
— Ого, сколько уже закрыла... Ашотик, иди посмотри на затмение!
Ашотик послушно забрался на крышу. Посмотрел в окуляр. Удивился, как полагается:
— Ай как красиво... — Но при этом зябко шевельнул под свитером спиной. И спросил негромко: — Лесь, можно я возьму Кузю, мы поиграем?
У Ашотика был теперь и свой желтый кузнечик — Денис. Он вывелся из пластмассового мячика два дня назад. И Ашотик его, конечно, полюбил. Но Денис, как и всякое только что родившееся дитя, был еще неразумен. За сутки он научился лишь отзываться на свое имя да кувыркаться через голову. А Кузя — тот прямо как веселый человечек. И Ашотик не упускал случая порезвиться с ним.
Ашотик неуклюже, но быстро сполз по приставной лестнице. А Лесь опять приник к окуляру.
От Солнца остался только светящийся серп, остальную часть закрыла глухая круглая чернота.
— Ой, Гайка, сейчас...
— Дай взглянуть.
— Только быстро. Я боюсь пропустить момент...
Лесь не пропустил момент.
...Луна закрыла Солнце полностью. Пунцовый серп исчез, и в тот же миг вокруг черного диска зажглась бледная лучистая корона. Лесь дернул в сторону фильтр. И корона засияла золотом!
Но не этот свет и блеск нужен был Лесю. Сердце у него колотилось лихорадочно, и приходилось делать частые глотки, чтобы удержать его в грудной клетке.
Ну где ты, где, единственный нужный лучик?
И вот — случилось. На бархатно-угольном круге проклюнулась колючая звездочка.
Лесь охнул, схватил «лейденскую» банку, приставил отверстием к окуляру. И сразу понял — есть энергия! Банка наполнилась плотной, увесистой теплотой... Не лопнула бы! Лесь щелкнул резинкой жестяного затвора. Банку прижал к груди, а сам опять глянул в окуляр.
Полного затмения уже не было. Черный диск тихо двигался и снова открыл — теперь с другой стороны — солнечный серп. Без фильтра серп казался ослепительным, Лесь засмеялся и заморгал.
Для излучателя у Леся заранее был приготовлен приклад. Выструган из обрезка доски. Вроде маленького самодельного ружья.
Лесь изолентой примотал к этому ружьецу банку. Длинную резинку затвора соединил с проволочным крючком. Нажмешь спуск — откроется в донышке клапан...
— А это предохранитель... — И Лесь медной скобкой зажал спусковой крючок. — А то надавишь нечаянно — и знаешь, какая сила вырвется, ой-ей-ей... И вдруг в кого-нибудь вляпает случайно!
— Но это же добрая сила, ты сам говорил, — опасливо напомнила Гайка.
— Добрая энергия тоже может сжечь, если сверх меры. Как Солнце...
— А что она еще может? — серьезно спросил Ашотик.
— А вот это как раз и надо выяснить...
— Она может злых людей делать добрыми, — сказала Ашотику Гайка. — Помнишь, Лесь объяснял?
— Но это еще не точно. Попробовать надо... — Лесь покачал в ладонях излучатель.
Ашотик своими пушисто-коричневыми глазами посмотрел на Гайку, на Леся. Спросил еле слышно:
— А... оживлять людей, которые умерли, не может?
Тихо стало, как на Безлюдных Пространствах. Даже Кузя, который сидел на плече Ашотика, словно засох.
— Наверно, нет... — виновато выговорил Лесь. — Тут уж ничего не поделаешь... Разве что того, кто умер минуту назад и в нем еще хоть крошечная капелька жизни... Это как аккумулятор. Если разряженный, можно зарядить снова, а если разбился, то никак...
Ашотик взял Кузю на ладонь, дохнул на него. Тот ожил, кувыркнулся. Но Ашотик не стал веселее.
— Можно, я пойду домой? — И объяснил, чтобы не обижались: — Я по Денису соскучился. А он, наверно, по мне...
Лесь покосился на Гайку. Ему до сих пор было неловко, что Дениса он подарил Ашотику, а не ей. Хотя Гайке на день рождения он принес драгоценную вещь — стеклянный кубик от шкатулки Це-це.
Едва Лесь подумал о Це-це, как она оказалась легка на помине. Появилась в калитке с авоськой, полной банок с зеленым горошком.
— Лесь, какой ты умница, что сказал мне про этот магазин! Я истратила на горошек все деньги, но ведь это такой дефицит? Теперь мы с запасом на зиму!
Лесь почувствовал, как краснеет. Хорошо, что под загаром не видно.
— Тетя Цеца, давайте сумку, я унесу на кухню!
— Спасибо, мой хороший!.. Я еле дотащила эту тяжесть. Но самое тяжелое — стоять в очереди. Там все словно... враги друг другу. Бабушка, дряхлая совсем, умоляла: пустите, голубчики, устала я стоять, мне всего одну баночку. Так ее из магазина в шею... Я заступилась, но тут и меня чуть не съели...
Лесь потускнел и потащил авоську в дом. Выгибаясь от тяжести. Излучатель висел у него за спиной, будто автомат на ремне. Гайка смотрела вслед. И вдруг представила, как
Лесь, расставив ноги, перехватывает излучатель и веером хлещет из него невидимой жаркой энергией — по тесной очереди хмурых, отравленных злобой людей...
И что же люди? Размякнут, заулыбаются, кинутся вслед за старушкой, которую прогнали? С удивлением и неловкостью глянут друг на друга? Будто проснутся: что это с нами было, люди?..
Гайке не верилось... Но ведь Лесь до сих пор никогда не обманывал.
А Лесь уже возвращался.
— Ашотик, давай я унесу Кузю. А потом мы тебя проводим...