Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 40

Я думал про них: «Гулкие барабаны Космоса...»

Но эти барабаны звучали не всегда. Я слышал их лишь в те моменты, когда залетал слишком далеко и начинал задумываться о бескрайности мира.

...А в тот вечер я ни о чем таком не думал. Увидев себя в кабине, запустил мотор и после короткого разбега круто и весело пошел в высоту. Мне повезло: тени черных орлов не напали. И уже через минуту я летел среди лунно-серебристых груд, похожих на пушистые айсберги.

Все было прекрасно. Я наслаждался полетом, встречным ветром и послушностью самолета. Сбросил кроссовки и носки, чтобы босыми ступнями чувствовать рубчатую резину педалей. Слегка покачивал свой «L-5» и держал курс прямо на нижнюю звезду в хвосте Большой Медведицы.

И вдруг все пространство пересекла изломанная диагональ! Я то ли увидел, то ли просто понял — в один миг! — что это с земли в высоту уходит узкий деревянный тротуар! Тот, что начинался у коллектора на Мельничном болоте.

Он был бесконечный и прошивал облака.

И я мчался прямо на него.

Я качнул вправо рычаг управления, надавил правую педаль и понял — поздно! Сейчас будет удар, треск, вспышка, чернота!

...Но ничего такого не было. Просто я лежал в постели и таращился в полутемный потолок. За окном светилась бледная июньская ночь. А сердце под ребрами: бух-бух-бух... Даже в ушах отдавалось.

А когда перестало отдаваться, я услышал шорох на балконе.

Хотите верьте, хотите нет, но я не испугался. Ничуть! Я почему-то сразу догадался, кто это.

Он осторожно отодвинул балконную дверь. И громким шепотом:

— Ромка...

— Сережка!

— Я... Видишь, я обещал прийти раньше, чем завтра, и вот...

— Какой ты молодец... Ой, а как ты сюда пробрался?

— По веревочной лестнице. Закинул и раз-раз...

— Но ведь решетка-то заперта!

Сережка заулыбался, я разглядел это в серых сумерках.

— У меня ключ, вот... — Он выдернул из-за ворота квартирный плоский ключик на шнурке. — Открывает любые замки. Почти волшебный... — Шепот у Сережки был особый, таинственный.

«Сон, — понял я. — Ну и что? Все равно хорошо...»

Сережка сел на край постели. Мы помолчали с полминуты.

— Ромка, пойдем погуляем, а?

— Кресло не вытащить, мама проснется...

— А кресло нам и не нужно, — все тем же шепотом объяснил Сережка. — Главное — спуститься с балкона...

Я ничего не успел сказать, как очутился у него на руках. Уже одетый. Он легко вынес меня на балкон.

— Сможешь спуститься на руках? Ты же умеешь подтягиваться на турнике, а здесь не труднее...

К перилам крючьями была прицеплена веревочная лесенка. С круглыми перекладинами. Поскольку это был сон, я не очень боялся. Позволил Сережке опустить себя за перила и, перехватывая палки, ловко добрался до земли. Сел в прохладную траву.

Сережка тут же оказался рядом. Качнул лесенку, она упала к его ногам.

— Ой, а как обратно?

— Об этом не заботься...

— А как же я без колес-то?

— Колеса есть! Сейчас...

Он отбежал и тут же вернулся с большим позвякивающим велосипедом, от которого пахло смазкой и пыльной резиной.

— Сможешь держаться на раме?

— Смогу! Меня уже катали! Вовка Кислицын...

Я не стал уточнять, что с Вовкой мы загремели в кювет. Знал, что с Сережкой не загремлю.

Рама была обмотана чем-то мягким. Красота! Сережка

усадил меня боком, я ухватился за руль. Ноги нечувствительно заболтались впереди педалей.

— Поехали! — Сережка позади меня прыгнул на седло. Теплый воздух качнулся навстречу. Я услышал, как головки травы защелкали по моим кроссовкам. Тряхнуло. Я засмеялся от радости.

Куда мы едем, я не спрашивал. Не все ли равно! С Сережкой я ничего не боялся. Правда, был внутри щекочущий холодок, но не от страха, а от предчувствия приключений.

Пахло тополями и нагретым за день асфальтом. Где-то трещал ночной кузнечик. Однако настоящей ночи не было, на севере в просветах среди многоэтажек неярко желтела июньская заря.

Мы ехали недолго, остановились у забора. Сережка ссадил меня в бурьян, раздвинул доски. Сперва протащил в широкую щель велосипед, потом меня. Устроил меня на деревянной скамейке со спинкой.

Мы были на краю большой площадки с футбольными воротами. Справа подымалось трехэтажное здание, в его квадратных окнах блестело отражение зари. Я понял, что Сережка привез меня на школьный стадион.

Он присел рядом, сказал деловито:

— Подходящее место.

— Для чего подходящее-то? — Я понял, что Сережка под деловитостью прячет беспокойство. Он ответил напряженно:

— Для взлета...

— Для чего? — Это я почти крикнул. Потому что... да, в самом деле я ожидал чего-то такого. Сережка тихо и словно виновато посапывая рядом. Тогда я спросил шепотом:

— У тебя есть самолет?

— Нет... То есть да... То есть...

— Ну, что? — у меня неожиданно прорвалась досада. — То «нет», то «да». Есть или нету?

Сережка не обратил внимания на мой тон.

— Ромка... ты только не удивляйся. Понимаешь, я сам... умею превращаться в самолет. Честное слово...

«Игра такая!» — подумал я. И почему-то пожалел Сережку. И чтобы загладить недавнюю раздражительность, сказал, как маленькому фантазеру:

— Ну что ж... это бывает. Конечно...

—Я сейчас покажу. — Он встал. — Ты только не пугайся. И еще...

— Что?

— Когда я превращусь, тебе надо будет забраться в кабину. Самому. Помогать-то будет некому...

— Ладно. Уж как-нибудь... — Я вдруг сразу поверил Сережке. И даже испугался оттого, что поверил так быстро и крепко. Но тут же старательно вспомнил опять, что это сон. И повторил веселее: — Ладно!.. А говорил, что у тебя никаких талантов!

Сережка отозвался серьезно, грустно даже:

— Я не знаю, талант это или наоборот. Но тут уж, видать, судьба, раз мы встретились.

Я не успел ничего ответить. Сережка отошел. В светлых сумерках я видел, как он встал прямо, приподнялся на цыпочках, раскинул руки... И через миг на школьном стадионе стоял самолет.

Размах крыльев занимал в моем поле зрения столько же места, сколько за секунду до того занимали раскинутые Сережкины руки. Поэтому самолет оказался не там, где только что стоял Сережка, а дальше, метрах в двадцати. «Эффект линейного зрения!»

Я съехал со скамейки на землю и пополз к самолету. Понимал, что крошки гравия обдирают мне ноги, но не чувствовал этого. Самолет выглядел не так, как тот, на котором я летал в своих прежних снах. Крыльев было не две пары, а одна. Они торчали из бортов и сильно сужались к округлым концам. Но все равно это был, как и у меня, одноместный легкий самолетик — словно специально для мальчишки. И на серебристой, светящейся в сумерках ткани я различил знакомый знак «L-5». А еще — силуэт морской звезды с пятью изогнутыми щупальцами.

От самолета пахло бензином, теплым дюралем и резиной маленького тугого колеса. Сон, а все так подробно, реально.

Дверца была раскрыта, от нее спускался дюралевый трап с тремя дырчатыми ступеньками. Вот на этом трапе я помучился. Но Сережкин голос (немного изменившийся) подбадривал меня. Когда я оказался в кабине, на вогнутом пластиковом сиденье, то понял, что голос этот — из динамика на приборном щитке.

— Все в порядке? — спросил Сережка с виноватой ноткой.

— В порядке. Руки-то у меня сильные... (И я тихонько плюнул через левое плечо, чтобы в локтях и пальцах не появилась пугающая слабость.)

— Значит, полетим?

— Давай...

— Нет уж, это ты «давай», — вздохнул Сережка в динамике.

— Почему я?!

— Ну... такое правило. Если я один, я могу управлять собой сам, а если кто-то у меня в кабине, то я уже не могу. Должен тот, кто в пилотском сиденье... Да чего ты боишься? — В голосе зазвенела привычная веселая струнка, Се-режкина. — Ты же умеешь! Столько раз летал на своем самолете!

Я не принял его бодрого тона.