Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 41

— Тогда у меня ноги работали. А сейчас-то как?

— Можно ведь и без педалей! Будешь делать крен своим телом.

— Я так не умею...

— Сумеешь. Туловищем направо-налево... Я же легкий.

«Это ведь сон, — уже который раз напомнил я себе. —

Во сне все получается, если он хороший... А это хороший сон, раз я с Сережкой!»

Но следом подумалось:

«А если хороший, почему не работают ноги? Будто наяву...»

Но эту мысль я прогнал.

— Хорошо, Сережка! Я попробую! — И даже пошутил: — Только не превратись в себя самого в воздухе. А то мне придется лететь на тебе верхом. Как кузнец Вакула на черте!

Сережка посмеялся, но как-то нервно.

— Ромка, торопись. Ночь-то короткая...

Приборная Доска была почти такая же, как в моем самолете. Только ключ зажигания похож был на обычный плоский ключик от квартирного замка (уж не тот ли, что Сережка носил на шее?). Я повернул его.

Пропеллер махнул узкими лопастями, растворился в воздухе, самолет Сережка задрожал. Мотор загудел негромко и уверенно.

— Поехали? — деловито спросил я.

— Давай!.. Сразу бери круче вверх, здесь мало места для разбега.

Я разогнал самолет и крепко потянул на грудь рычаг с резиновой велосипедной рукояткой. Оторвался от земли.

— Ой! — вдруг тонко сказал динамик сквозь шум мотора.

— Что?

— Говорил ведь: бери круче! Левым колесом штангу на воротах зацепил. Крутится, как сумасшедшее...

— Я нечаянно... Больно, да?

— Не так уж... Но если бы оно оторвалось, как бы ты меня посадил? На одно-то колесо!

— Ой, а разве придется садиться?

— А как же!

В своих прежних снах я ни разу не сажал самолет. Взлетать взлетал, а посадок не было, я всегда просыпался до окончания полета. Так я и объяснил Сережке. Он отозвался насупленно:

— Сейчас другой сон. Даже и не совсем сон... Если грохнемся, ты, может, и проснешься как ни в чем не бывало...

— А ты?!

— А от меня — щепочки. И уж завтра я к тебе не приду...

У меня ослабели руки.

— Тогда зачем ты... такое дело...

Сережка откликнулся так, словно вез меня в коляске:

— Да не бойся. Ведь все в порядке.

И правда все пока было в порядке. Страхи страхами, но я машинально работал ручкой управления, ровно набирал высоту. Желтые крохотные лампочки уютно светились над приборами. Воздух привычно свистел, обтекая изогнутое лобовое стекло. Впереди в бледном небе проступили звезды Большой Медведицы.

— Теперь попробуй поворот, — посоветовал Сережка. — Крен налево и... ну, ты знаешь.

Я плечом лег на левый борт кабины, высунул голову из-за прозрачного щитка. Ветер крепко рванул волосы, ударил по щекам, по глазам... Но даже сейчас встречный воздух был теплым. И с уютным, спокойным таким запахом полыни...

Сережка-самолет послушался, крылом наклонился к земле. Я повел рычаг влево, и самолет вошел в плавную дугу. У меня из-за плеча выкатилась розовая, на три четверти полная Луна. Я осторожно выпрямил машину. Луна повисла неподвижно. Она быстро желтела, делалась ярче. Небо вокруг нее темнело.

— Видишь, получилось, — одобрительно сказал Сережка.

— Ага... Смотри! — Я взглядом привычно приблизил Луну, уменьшил ее до размеров арбуза и, снова накренившись влево, повел самолет вокруг этого ноздреватого глобуса.

 Чудеса! — искренне восхитился Сережка. А я осмелел еще больше. Подвинул к себе Луну так, что она стала вроде елочного шарика. И я... ухватил это космическое яблоко ладонью!

«Яблоко» было тяжелым, теплым и шероховатым.

— Сережка, я поймал Луну! Вот!

— Молодец... — В Сережкином голосе были и одобрение, и осторожность. — Ты не кузнец Вакула, а сам черт, который украл месяц... Только не держи долго. А то сдвинется что-нибудь в космическом механизме...

Я выпустил увесистый шарик. Он умчался в дальнюю даль и превратился в обычную Луну. А мне показалось, что ладонь у меня светится, словно я стер с шарика фосфорическую краску.

Я пригляделся. Нет, краски не было. Но при свете приборных лампочек я увидел на ладони розовые колечки — отпечатки лунных кратеров.

А в воздухе в это время выросли облачные столбы. Этакие гигантские застывшие смерчи из просвеченного луною пара. Я лавировал между ними, а Сережка в динамике легкомысленно мурлыкал старую, слегка переделанную песенку:

Превратился-то он один, но я не стал спорить. Мне было хорошо. Так же, как днем, когда гуляли по окраинам. Даже еще лучше, просторнее. Это было продолжение дневного счастья...

Светлые обычные колонны стали раздвигаться, отходить назад, а впереди открылось черное пространство, и в нем горели редкие звезды — такие далекие, что я не смог бы придвинуть их никаким усилием. Пространство это мягко вздрогнуло, отозвалось во мне толчком. Раз, другой, третий...

— Гулкие барабаны Космоса, — сказал я. Шепотом сказал. Но Сережка услышал.

— Ромка, туда не надо... пока. Это уже... другие миры.

— Безлюдные Пространства? — вспомнил я. И стало тревожно.

— Ну... всякие там пространства.

— Туда нельзя?

— Можно, только не сейчас...

— Ты, наверно, устал! — спохватился я.

— Не в этом дело. Просто пора. Поворачивай.

Тут я растерялся:

— А куда поворачивать?

В самом деле: где наш город, где стадион?

— На сто восемьдесят градусов! По компасу.

Я положил Сережку на правое крыло. Деления на шарике-компасе побежали за курсовой чертой, и я выровнял полет, когда вместо 150 появилось 330.

— Вот так и держи. Только давай ближе к земле...

Я послушно снизился. Теперь надо мной снова было обычное небо июньской ночи, впереди тлела заря, а внизу мерцали редкие огоньки. С десяток огоньков — красных, дрожащих — вытянулись в две параллельные цепочки.

— Ромка, смотри! Это чуки зажгли для нас посадочные костры!

Я ничуть не удивился, порадовался только, что садиться буду не в темноте. Сделал круг над огнями и стал снижаться, чтобы попасть между линиями костров.

— Смелей, смелей... Убери газ! — командовал Сережка. — Выпусти закрылки! Выключай... На себя чуть-чуть... Хорошо...

Колеса толкнулись в землю, нас мелко затрясло, пропеллер замелькал, замер. Замер и самолет. С двух сторон от него металось костровое пламя. Я разглядел, как от огня заспешили в темноту маленькие косматые существа.

— Ну вот, удрали, — с досадой сказал Сережка. — Я думал, они помогут тебе вылезти.

— Это чуки?

— Ну да! До того боязливые, даже тошно...

— Ничего, сам вылезу... — И я скатился по трапу.

Думал — попаду на каменную крошку стадиона. А оказалось — ласковый прохладный песок. Ой, да мы сели не у школы! Я узнал это место — мы были на краю Мельничного болота!

— Ромка, отползи подальше, — попросил самолет.

Я отполз к ближнему костру. В зябкости болотистого воздуха тепло от огня было таким приятным (даже ноги его почувствовали). Я с полминуты завороженно смотрел в пламя, потом оглянулся на самолет. Но самолета не было. Сквозь отпечатки огня я увидел, как бежит ко мне освещенный костром Сережка.

Подбежал, сел на корточки, засмеялся.

— Вот и приземлились! Хорошо, да?

— Да! — Я хотел, чтобы этот сон никогда не кончался.

Сережка обнял меня за плечи.

— Ты молодец. Ас...

— Ну уж ас!.. Ты же помогал мне! И не только советами!

— Самую чуточку...

— А почему мы сели здесь, а не на стадионе?

— Там же нельзя разводить костры! А здесь безлюдное пространство...

— Да, верно... Но смотри, впереди деревянный тротуар. Тот, что идет от коллектора. Еще бы немного, и мы в него — колесами.