Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 42
— Не-а, — беспечно отозвался Сережка. — Он еще далеко...
— А я недавно грохнулся об него в полете! — И рассказал я Сережке про свой сон с аварией.
— Ромка, значит, этот тротуар шел вверх среди облаков?
— Ну да! Я же говорю!..
— Так вот где начинается другая дорога, — шепотом сказал Сережка. — Как я раныпе-то не догадался...
— Какая дорога?
— Я потом объясню, ладно?
— Ладно... — Я не обиделся. Мне так хорошо было с Сережкой у огня, среди этой ночи, где никого, кроме нас. Да кроме спрятавшихся чук и ночной птицы, которая вскрикнула в камышах.
Луна выглянула из-за развалин мельницы. С надутой щекой, важная, недоступная, словно я не держал ее недавно в ладони.
— Пора нам... — Сережка поднялся.
— Ой, а как ты потащишь меня отсюда? Велосипеда-то нет!
— А тут недалеко! Ну-ка... — Сережка подхватил меня на руки. Как младенца.
Неподалеку лежал полузарытый в песок барабан от кабеля. Этакая громадная, сколоченная из досок катушка. Сережка легко вспрыгнул со мной на круглую наклонную площадку.
— Зажмурься, Ромка.
Я доверчиво зажмурился.
— Раз, два, три! — И он прыгнул.
До земли было всего полметра, но я ощутил, что лечу. Вниз, вниз! Однако испугаться по-настоящему я не успел. Очнулся под своим одеялом...
В то утро мама еле добудилась меня.
— Что с тобой? Спишь, словно гулял где-то всю ночь!
А может, я и правда гулял? Потому и уснул как убитый, когда оказался дома после прыжка с Сережкой?
Я сел, откинул одеяло. Если все случилось на самом деле, ноги должны оказаться в царапинах...
Царапины были, но, скорее всего, от вчерашних колючек на пустырях. Я вздохнул, но тут же опять обрадовался жизни. Тому, что есть на свете Сережка! Тому, что он скоро опять придет!
Мама ушла в институт, оставив мне кучу привычных наставлений. Я в ответ кивал: «Да-да, конечно, мамочка, не волнуйся...» А сам готовился ждать и волноваться: когда же он придет. В самой этой тревоге была радость.
Но тревожиться почти не пришлось. Сережка появился через пять минут после ухода мамы. С большущей хозяйственной сумкой. С нетерпеливым весельем в глазах.
— Ромка, привет! Ну что, будем сегодня путешествовать?
— Конечно! Давай только перекусим на дорогу!
— Перекусывай. Я уже...
Почти не жуя, сглотал я половину батона, запил молоком из пакета. Какое уж там «разогрей картошку и свари кофе».
— Я готов!
— Книжку не забудь...
— Какую книжку?.. Ох... — я ведь опять забыл про девочку Сойку, которая будет ждать нас у рынка. И стыдно стало — перед собой, перед этой Сойкой и, главное, перед Сережкой, который обо всем догадался. Суетясь, я отыскал на стеллаже растрепанный томик — «Новые приключения великолепной пятерки».
— Положи сюда, — Сережка раздвинул пасть сумки.
— Ага... Зачем у тебя этот саквояжище? На рынок пойдем?
— Нет, просто так. На всякий случай...
И вот мы опять на улице. И утро такое... одним словом, настоящее летнее утро. Жары еще нет, пахнет влажной травой и мокрым асфальтом (проехала поливалка). Где-то по-деревенски горланит довольный петух. И даже прохожие кажутся не скучными, не озабоченными, как обычно, а такими, словно все собрались в долгожданный отпуск.
Я бодро вертел колеса, а Сережка шагал рядом и рассказывал, что к нашему дому пришел еще в восемь часов, но ждал, когда моя мама уйдет на работу.
— Вот чудак! Мама тебе обрадовалась бы!
— Да ну, неловко как-то... А когда она вышла из подъезда, я сразу ж-жик к тебе!..
— А как ты узнал, что это именно она?
— Сразу видно. Вы похожи...
Знакомыми переулками, без задержек, мы добрались до угла Кровельщиков и Кутузовской, к ограде рынка.
Белоголовая Сойка сидела на прежнем месте, мы увидели ее издалека. И она нас — тоже. Я заметил, как она вся напряглась и спрятала за спину картонную коробку.
— Сойка, привет! — небрежно сказал Сережка. Будто однокласснице. Я что-то неловко бормотнул. Она ответила шевелением губ. И глаза — сначала в землю, потом на нас. Несмелые, вопросительные... «Ох и ресницы», — вновь подумал я. Протянул книжку.
Она снова шевельнула губами.
— Спасибо... Я быстро прочитаю, — удалось расслышать мне.
— Да читай сколько хочешь! А потом я тебе еще одну принесу! Про этих же ребят! — Я это выпалил с энтузиазмом, а потом опять неловко замолчал. Про что еще говорить? Сойка кивнула и молчаливо съежилась.
Выручил Сережка. Запросто сел рядом с ней на корточки.
— Ты вдвоем с бабушкой живешь, да?
Она качнула ресницами.
— Да...
— А родители... их нету, что ли?
— Есть! — Сойка испуганно, суеверно как-то дернулась. — Есть, конечно!.. Только они не тут, а в Дорожкине. Деревня такая у города Самойловска.
— А чего же они... Ты здесь, а они там?
— Так получилось... — Сойка отвечала тихо, но без неохоты. — Папина фабрика закрылась, он тогда поехал в Дорожкино, купил там у знакомых домик. Говорит: «Будем ферму устраивать». Сперва все хорошо было, а потом нас подпалили, дом сгорел...
— Кто подпалил? — ахнул я.
— Местные. Они фермеров не любят, говорят: приехали тут, нашу землю порасхватали... А земля-то все равно бросовая была, пустошь одна...
Сойка излагала грустную историю по-взрослому, устало, но доверчиво.
— А теперь что? Все заново? — понимающе спросил
Сережка.
— Ну да... Папа с мамой теперь там в сараюшке живут, пытаются дом починить. А меня сюда привезли. «Зачем тебе, — говорят, — с нами маяться...»
— Разве здесь тебе лучше?
— Они думают, что лучше... А там даже школы нет. Самая ближняя за двенадцать километров.
«Подумаешь, школа, — хотел сказать я. — Можно и дома учиться. Я вот учусь, и все нормально...» Однако не решился. Сойка рассказывала про другую, про суровую жизнь, о которой я, балконный житель, знал только из газет да из телевизора...
И все же я спросил:
— А мама с папой знают, что бабушка тебя... заставляет вот так?
Ее ресницы-гусеницы словно щекотнули меня.
— Конечно, нет! Она же... Вы не думайте, что она какая-то... неграмотная пьяница! Она всю жизнь в театре работала, контролером, с артистами знакома... и теперь у нее фантазии.
— Какие фантазии? — неласково сказал Сережка. Мол, фантазии фантазиями, а кто дал право этой контролерше издеваться над человеком!
Сойка мотнула тощими косицами.
— Ну... такие. Говорит: «Я все силы отдала этому... обществу. А общество меня сделало нищей. И сын о родной матери не заботится, занялся какой-то деревенской дурью. Да еще дочь свою мне подбросил»... Это меня... Иди, говорит, и принимай участие в добывании пропитания...
Тут я не выдержал, спросил через силу:
— Она тебя бьет?
— Еще чего! — Сойкины глаза на миг вспыхнули под ресницами. — Я бы тогда... пешком бы ушла в Дорожкино, за тыщу километров!
И здесь я понял, что эта маленькая тихая Сойка — гордая. И что в нищенки она пошла как бы в отместку бабке. Чтобы не есть даром ее хлеб. Пойти-то пошла, но попрошайничать не умеет и стыдится. А отступать тоже не хочет...
И Сережка это понял. Но не стал утешать Сойку. Поднялся.
— Ладно, Сойка... Мы скоро еще придем.
— Когда? — Она опять вскинула глаза.
— Сегодня. Ты будешь здесь?
— Буду. Мне все равно где... особенно когда книжка...
— Ты что-то придумал? — спросил я, когда мы были уже в полквартале от Сойки.
— Ничего такого... Мы ведь шастаем по всяким пустырям, а там попадаются брошенные бутылки. Задень можно столько заработать, сколько ей и за месяц не подадут...
— Правильно, Сережка! А ты ведь это еще давно запланировал! Да? Потому и сумку захватил!
Он не стал отпираться.
Ага... Но мы не будем специально за бутылками охотиться, не бойся! Это так, попутная добыча.