Книга будущих адмиралов - Митяев Анатолий Васильевич. Страница 108
«Крейсерская» попробовала буксировать «щуку». Но при большой волне стальные тросы лопались. Завели вместо троса якорную цепь. Она тоже лопнула. Командир К-22 Виктор Николаевич Котельников в мегафон передал приказ Военного совета флота:
– Личному составу Щ-421 покинуть корабль и перейти ко мне на борт! Взять секретные документы! Торопитесь, товарищи, самолёты противника в воздухе.
Когда передали эти слова морякам, задраившимся в седьмом отсеке, те ответили:
– С боевого поста уйдём только с личным приказом нашего командира.
Капитан-лейтенант Фёдор Александрович Видяев спустился с мостика в лодку и подтвердил приказ. Экипаж «щуки» перешёл на «крейсерскую». На мостике остались Видяев и Колышкин.
Иван Александрович Колышкин был командиром дивизиона подводных лодок. Опытный и мужественный, он плавал на лодках, которые получали особо сложное задание или командиры которых только начинали самостоятельное плавание. Так, он был на Д-3 в том походе, когда она потопила четыре транспорта, был на М-172 при атаке в гавани Линахамари. Теперь пошёл с Видяевым; Фёдор Александрович плавал раньше на Щ-421 старпомом, а в этот раз вёл её уже командиром.
Видяев и Колышкин остались на мостике «щуки». Решили погибнуть вместе с лодкой. Невыносимо трудно было покинуть обречённого друга подводный корабль, так долго и так честно исполнявший свой долг перед людьми.
Котельников хорошо знал Видяева, они вместе плавали на Д-3 к берегам Гренландии. Знал хорошо и Колышкина. Страдая от мысли, что сейчас вот придётся выпустить в «щуку» торпеду, убить свой же советский корабль, он думал, как заставить двух командиров перейти на борт «крейсерской».
Котельников повторил приказ Военного совета флота. Добавил от себя: К-22 не тронется с месте без командира дивизиона и командира подводной лодки.
Колышкин и Видяев тоже знали характер Котельникова. Разумное напоминание вывело их из оцепенения. Дальнейшее промедление могло погубить оба экипажа.
Спуская кормовой флаг, Видяев плакал. С обнажёнными головами стоял экипаж «щуки» на палубе К-22. Сначала Колышкин, а затем Видяев перешли на борт двадцать второй. Палуба дрогнула – в «щуку» пошла торпеда. В пламени, в дыму, в водяном смерче исчезла Щ-421.
В Екатерининской гавани Полярного К-22 двумя выстрелами известила базу о потопленных ею в походе транспортах врага. Потом, подняв позывные Щ-421, выстрелила ещё раз – доложила о последней победе «щуки», о которой сама «щука» доложить не могла.
«СЧИТАЙТЕ КОММУНИСТОМ!»
…В часы, когда Щ-421 шла под парусом, когда каждый самолёт в небе мог оказаться гибельным для экипажа, партийное бюро разбирало заявления о приёме в Коммунистическую партию. Тот, кто ещё не был коммунистом, хотел стать им.
Почему на войне люди очень часто просили принять их в партию именно в труднейшее время, в такое, когда всё вокруг грозит гибелью?
Ответить на этот вопрос можно так: человеку не всё равно, как умирать. Это чувство заложено в нём самой природой, воспитано на протяжении всего существования рода людского. Так же как чувство уважения к старости и чувство заботы о детях. Ещё в древние времена достойная смерть охотника в борьбе с хищным зверем вызывала не уныние у оставшихся жить, а, несмотря на печаль и горе, желание быть сильными и побеждать…
Каждый день войны прерывал тысячи жизней. Умирать никто не хотел, но вероятность смерти так или иначе, рано или поздно – допускал каждый. И чувство достойной смерти было обострено у воинов. Обострено, с одной стороны, близостью и возможностью смерти, с другой стороны, сознанием правоты и величия своего дела и дела всего великого советского народа, борющегося со страшным зверем – фашизмом…
Борьбу с фашистами возглавляла Коммунистическая партия, она была главной силой человечества в жестокой борьбе, поэтому-то тот, кто был заодно с партией, считал необходимым в грозный час принадлежать к великому коммунистическому братству.
Ещё: в грозный, смертельный час в настоящем человеке вся его воля, все его силы выступают на преодоление смертельной опасности. И вот в приливе невероятной энергии, в надежде преодолеть опасность, отбросить смерть и в конечном итоге победить врага человек чувствует себя вправе назваться коммунистом – человеком, который должен и может сделать теперь больше, чем другие.
За примером мы обратимся к подводной лодке С-56. Её жизнь на море в чём-то исключительна. Прежде чем начать боевую работу в составе Северного флота, она совершила переход из Владивостока в Мурманск – прошла 17 тысяч миль в Тихом и Атлантическом океанах, в девяти морях: Японском, Охотском, Беринговом, Карибском, Саргассовом, Северном, Гренландском, Норвежском и Баренцевом. Но для наших рассуждений мы возьмём случай из её деятельности, характерный и для многих других лодок. Иначе нельзя, из исключительного не позволяется делать общего вывода.
Григорий Иванович Щедрин, командир С-56, ныне Герой Советского Союза, вице-адмирал, рассказывает о том памятном походе:
«Февраль здесь самый штормовой месяц в году. Он и на этот раз ревниво оберегает свою репутацию. Восемь суток подряд ревёт буря. Море как кипящий котёл. Даже на тридцатиметровой глубине лодку кренит на восемь-десять градусов на борт.
В один из дней ветер достиг ураганной силы. Пришлось отойти от берега. Громадные волны перекатывались через мостик. Верхние вахтенные привязались бросательными концами к тумбе перископа. Ударами волн вдребезги разбиты стёкла в ограждении рубки. Смыло за борт ночной прицел. В довершение всего понизилась температура воздуха. Лодка начала обледеневать.
Но вот погода улучшилась. Вчерашние сутки провели у берега в поисках противника. Море стало спокойнее. Однако конвои не идут.
А ранним утром встретились не с теми, кого искали. Нас обнаружили противолодочные корабли. Первая серия бомб взорвалась над нами около шести часов утра. И вот уже двенадцать часов команда стоит по готовности номер один».
Всевозможные способы и манёвры употребил командир, чтобы уйти от преследователей. Но вражеские корабли не теряют контакта с лодкой, сыплют глубинные бомбы. Все механизмы, какие можно было остановить, остановлены на С-56. Не помогает. Есть ещё один источник шума – это машинки регенерации. Они очищают воздух от углекислоты. Если их выключить, то содержание углекислоты увеличивается на процент каждый час. «При четырёх процентах удушье становится мучительным. Если концентрация углекислоты достигает шести процентов, человек теряет способность управлять своими действиями».
Выключили машинки регенерации. И бомбы стали падать не так близко. Однако стоило пустить их снова, как взрывы стали опасными. Немцы не жалеют бомб. К тому же у них, на поверхности моря, произошла смена: три сторожевых корабля ушли на отдых, теперь за лодкой охотятся два сторожевика и два миноносца. Иного выхода, как остановить машинки регенерации на длительное время, нет. А концентрация углекислоты в лодке уже превысила четыре процента… Есть моряки, потерявшие сознание у своих постов. «Некоторые пытаются дышать через патроны регенерации. Однако не хватает сил втянуть через них воздух».
И вот командир отдаёт суровый приказ: «Остановить регенерацию». А отдав его, подходит к переговорным трубам и вызывает отсеки. «Противник начинает нас терять, – говорит командир экипажу.– Я знаю, что вы устали и выбились из сил. И всё-таки нужно держаться. Разрешаю беспартийным отдохнуть. Коммунистов прошу стоять за себя и товарищей. Повторяю: коммунистов прошу держаться!»
«Первым ответил седьмой отсек:
– Беспартийных нет. Вахту стоим!
– В шестом стоят по готовности номер один. Вахту несём все. Назаров подаёт заявление в партию. Беспартийные просят не сменять их!..
– Личный состав пятого отсека просит считать нас всех коммунистами! На вахте будем стоять сколько понадобится!
И так все отсеки. С боевого поста не ушёл ни один человек».
В те тяжёлые часы на лодке состоялось партийное собрание. Обсуждали заявления о приёме в коммунисты. Проходило оно так: все были на своих постах – готовность номер один! – а парторг и его заместитель обходили отсеки, зачитывали заявления и рекомендации, выслушивали мнения моряков. Партийная организация С-56 после того случая по числу коммунистов сравнялась с численностью экипажа.