На тихой улице - Карелин Лазарь Викторович. Страница 30

Володя утвердительно кивнул головой.

— Вам ясно? — обратился профессор к Кузнецову. — Насколько я помню этого Колю Быстрова, ему нельзя просто так указать на дверь и крикнуть: «Пошел вон!» Он всегда мне нравился своим упрямым и, я бы сказал, хорошей пробы характером… Ваш второй вопрос, товарищ судья?

— Второй вопрос: почему ты, Володя, боишься, что Быстрова будут судить за его хулиганский поступок?

— Да, почему? — спросил Мельников, беря сына за руку.

— Но это так естественно! — снова вмешалась Ангелина Павловна. — У Володи великодушное сердце, и он…

— Хорошо бы, коли так, — негромко заметил Алексей. — Хочется верить, что это так… — Он быстро подошел к Володе и, склонившись над ним, в упор задал ему вопрос: — А может быть, ты боишься его? Скажи, Володя, чего, кого ты боишься?

От этих слов да от прямого взгляда судьи Володя, как от удара, вскочил и опрометью бросился к дверям.

— Ты бежишь? — крикнул ему вслед отец. — Бежишь от правды?

Было слышно, как в коридоре хлопнула парадная дверь..

— Да, да, как это ты сказала, Лина?.. — мучительно растирая ладонью лоб, спросил Мельников и взглянул на жену. — Да, да… Мальчик вырос без отца… Так! Ну, а сын профессора Мельникова?

21

Два мальчугана, прямые и торжественные, несли в протянутых руках по огромному цветочному горшку. Густая цветочная поросль почти закрывала их лица, и, чтобы видеть дорогу, мальчуганы невольно задирали головы. Впрочем, могло быть и так, что ребята подняли свои носы от гордости: ведь путь свой, судя по всему, они держали в школу, над входными дверями которой висел большой яркий плакат.

— «До-бро по-жа-ло-вать!» — хором сложили ребята по складам большие буквы плаката. — Добро пожаловать! — радостно повторили они и ускорили шаг.

Но от школы их отделяла еще целая широкая полоса улицы.

Ребята остановились у обочины тротуара, разом, будто по команде, посмотрели из-за своих цветочных кустов налево, затем направо и, только удостоверившись, что путь свободен, разом же шагнули на дорогу.

— В школу? — настигая ребят, спросил Алексей.

— В школу! — важно кивнули они.

А один из мальчуганов, узнав Кузнецова, вежливо, как и подобает школьнику, приветствовал его:

— Здравствуйте, товарищ судья!

— Здравствуйте, ребята. — Алексей пошел рядом с мальчиками. — Я тоже в школу, — сказал он. — Пойдем вместе?

— Пойдем, — благосклонно согласился мальчуган, который узнал Кузнецова. — А вы к кому — к директору?

— К директору.

— А хотите, мы вам покажем, как к нему пройти? — предложил другой мальчуган. — У нас в школе столько лестниц и коридоров, что и заблудиться нетрудно.

— Ну, вы-то не заблудитесь, — уверенно сказал Алексей.

— Мы-то нет, а вот посторонний человек обязательно.

Ребята и Алексей вошли в здание школы.

В просторном, с высокими потолками вестибюле, где гулко звучали шаги, сверкала зеркальная гладь паркета и царила торжественная тишина, ребята вдруг умолкли и, робко переглядываясь, затоптались на месте.

— Так вам к директору? — почти шепотом переспросил Алексея один из мальчиков.

— К нему, к нему, — делая вид, что не замечает растерянности своих маленьких спутников, сказал Алексей. — Да вот боюсь, как бы не заблудиться.

— А вы идите вон по той лестнице, — неуверенно пробормотал другой мальчик. — А там… наверно… наверно…

— Ага, на третьем! — поддержал его Алексей. — Ну спасибо, теперь найду. — Он весело махнул мальчикам на прощание рукой и двинулся к лестнице. — А вам, ребята, надо повернуть сейчас по коридору направо, — услышали оторопевшие мальчуганы его удаляющийся голос, — потом снова повернуть направо — и вы у себя в первом классе «А»!

— И вовсе не «А»! — оскорбленно возразил один из мальчиков, тот, кто вызвался показать Кузнецову кабинет директора. — Мы в первом классе «В» будем учиться…

Но Алексея уже на лестнице не было. Взбежав на третий этаж, он вошел в учительскую, где собрался педсовет школы, и, оглядываясь, остановился в дверях.

Всё здесь, в этой просторной, светлой учительской с массивными книжными шкафами, сквозь стекла которых виднелись тома сочинений Ленина и Сталина, корешки энциклопедий, стройные ряды аккуратно расставленных учебников, было не похоже на полуподвальную комнату клуба, где несколько дней назад выступал Кузнецов. Но, едва успев оглядеться, он с удивлением отметил поразительное сходство этого педсовета с недавним собранием. Дело было не в помещении, не в обстановке, а в людях. Здесь, в учительской, Алексей увидел почти тех же людей, что были и в клубе. Разве только было их тут поменьше числом.

Алексей отыскал глазами Лену Орешникову. Она стояла у открытого окна и внимательно слушала выступавшего сейчас Зорова.

А вот и мать Алексея, и рядом с ней, как всегда строгая и прямая, Евгения Викторовна, и знакомые Алексею учителя. Но что это?.. В углу, втиснувшись в одно кресло, чинно сидели старик Орешников и домоуправ Князев.

«А они-то зачем здесь?» — с удивлением подумал Кузнецов, пробираясь к окну, где сидела Лена.

— Что же вы опоздали? — шепотом спросила девушка. Она пододвинулась, освобождая Алексею место рядом с собой.

— Задержался по пути, — так же шепотом сказал Алексей, прислушиваясь к словам Зорова.

Директор школы Валентин Александрович Зоров, по привычке то снимая, то надевая очки, отчего его лицо удивительным образом все время менялось, делаясь то строгим и суховатым, то мягким и даже растерянным, заканчивал свое выступление.

— Таковы итоги, товарищи, летних каникул, — негромко, но по-учительски отчетливо говорил он. — Есть у нас и достижения. Они видны прежде всего в результатах, какие принесли нам переэкзаменовки. Почти все ребята, получившие задания на лето, серьезно подготовились, и мы можем перевести их в следующие классы. Да, это, неоспоримо, наши плюсы в летней работе. Но есть и серьезные минусы. Серьезные потери. — Зоров надел только что снятые очки и обернулся к Лене: — Следует признать, товарищ Орешникова, что потери эти велики.

— И первая из них — Николай Быстров, — сказала Лена. — То, что мы упустили его из виду, что предоставили мальчика на все летние месяцы самому себе…

— Да и только ли его? — огорченно заметил Зоров. — Нет, не только. Выходит, надо, товарищи, шире ставить вопрос, когда говорим мы о наших упущениях. Главное из них — это небрежение… да, да, именно небрежение, и мое и ваше, товарищи педагоги… пионерской работой среди оставшихся в городе на лето ребят. Консультация отстающих, ремонт школы, повышение нашей с вами квалификации, планы, расписания — все это мы учли, включили в круг наших обязанностей, выполнили. А вот пионерскую-то работу доверили случайному в этом деле человеку, некоей Костюковой, которую и близко-то нельзя было подпускать к ребятам.

— Но нельзя же забывать о семье, Валентин Александрович… — сказала Евгения Викторовна.

— Да-да-да, согласен, — перебил Евгению Викторовну Зоров. — И семья и школа едины в общем деле воспитания, это так. Но бывают исключения. Например, семья Николая Быстрова. Да, к сожалению, мы забыли о ней, а нам бы надо было помнить, что в жизни этой семьи далеко не все обстоит благополучно. И вот нам напомнили: нашему ученику угрожает суд…

— Я разговаривала с Мельниковой, — с торжествующими нотками в голосе заявила Евгения Викторовна, — и я упросила, буквально умолила ее взять назад заявление, которое она подала в суд на Колю Быстрова.

— А зачем? Чего вы этим добьетесь? — спросила Лена.

— Как — чего? — изумилась старая учительница. — А того, дорогая моя Леночка, что мальчика теперь не будут судить. Разве этого мало? За мальчишескую драку — и в суд?.. Нет, нет, такая мера наказания представляется мне слишком суровой.

— Мальчишеская драка, Евгения Викторовна? — спросил Алексей. — Так ли все просто?

— А что же еще? — встревожилась учительница.

— Сдается мне, что есть тут и еще что-то, — уклончиво ответил Алексей. — Да, похоже, что есть…