Хорьки-фермеры - Бах Ричард Дэвис. Страница 11

«Надо их обогнать, — подумал он. — Вперед, Молния! Обгоним их, остановим вожаков...»

Джуп не задумывался о том, что произойдет, если он и вправду обгонит стадо, но остановить овец не сможет. Тогда он первым окажется у обрыва...

А он уже добрался до первых рядов, уже почти догнал Фиалку, что по-прежнему неслась вприпрыжку, не оборачиваясь.

Слишком поздно. Черная пропасть уже зияет впереди. Не хватит нескольких секунд.

И в этот момент Фиалка встала как вкопанная у обрыва, — и все радужное стадо остановилось в тот же миг. Молния с разбега прорвала первый ряд овец: ничего другого ей уже не оставалось. Но затормозить все-таки удалось — на самом краю. Только камни из-под копыт с грохотом покатились в пропасть.

Джуп наклонился с седла:

— Фиалка! В чем дело, милая?

Овечка, громко пыхтя, взглянула на него, шагнула вперед, указывая носом куда-то в темноту, и снова посмотрела на Джупа. Уже подтягивались и спрыгивали на землю остальные хорьки.

Фиалка сделала еще шажок, пристально поглядела фермеру прямо в глаза и снова уставилась куда-то за край обрыва.

Джуп проследил за ее взглядом — и увидел у самого края вывороченный пласт земли. Рядом лежала петля голубого лассо. Веревка свешивалась за край.

— Дакота!

Джуп взялся за дело, не тратя слов.

— Барклай! Строуб! Питон! — окликнул он хорьков, стоявших ближе прочих. — Тут был обвал! Дакота и Тень упали. Держите веревку, я спускаюсь. Алла, Баджирон, идете со мной. Вперед!

И Джуп исчез за выщербленным краем скалы, закрепив конец лассо на упряжи Барклаевой лошадки. Юные хорьскауты двинулись следом. Протянув под мышками петли арканов и перебирая лапами по туго натянутой веревке, трое хорьков скользили в лунном свете вниз по крутой скале, а вокруг все еще катились камешки, грохоча и подскакивая на уступах.

Лошадь Дакоты лежала на дне, под грудой камней и песка. Чуть дальше, в нескольких лапах, распростерся неподвижно сам хорек-дозорный. Тело коня защитило его от обвала. Алла подбежала к нему, коснулась головы, приложила ухо к груди.

— Он жив, Джуп! Голова разбита... Ужасно холодный, но сердце бьется...

— Платок... — начал было Джуп, но Алла и сама знала, что надо делать. Она сорвала с шеи платок и, свернув вчетверо, уверенно перевязала рану.

— Что с Тенью? — спросила она.

Джуп и Баджирон уже трудились, разбирая завал. Когда они расчистили верхний слой, Тень заморгала, глотнула воздуха и, приподняв голову, потянулась в сторону Дакоты.

— Все с ним будет хорошо, — сказал Джуп лошади. — И с тобой тоже. Ты только лежи спокойно, дай нам убрать с тебя все это...

Тень повиновалась и легла, часто хватая ртом воздух. Хорек Дакота повернул голову.

— Алла... — прохрипел он. — Джуп... Обрыв...

— Шшш! — шикнула Алла. — Все потом. Лежите спокойно.

— Я в порядке...

— Да. Но пока что лежите.

Как только завал наконец расчистили, Тень извернулась и, вскочив на ноги, принялась вытряхивать из гривы камешки и песок.

— Крепко тебе досталось, а, Тень?

В паре шагов от хозяина лошадь пошатнулась, но устояла. Теперь она дышала глубоко, и с каждым выдохом морда ее окутывалась облачком пыли.

— Сесть-то мне хотя бы можно, мэм?

Дакота поднял лапу и нащупал у себя на голове повязку.

— Нет, — сказала Алла. — Только через минуту-другую. Не сейчас. Пока не шевелитесь.

Фермер усмехнулся — эта малышка им распоряжается! — но остался лежать как лежал, замерзший до полусмерти, но радуясь, что все-таки выжил.

Юный Питон тем временем сплел из сложенного вдвое лассо веревочное сиденье и передал веревку остальным спасателям, перебросив ее сперва через седло коня, привязанного на вершине скалы. Он понимал, что без дополнительной опоры раненых не поднять, но с рычагом их можно будет втащить почти без труда даже по такому крутому склону.

К рассвету обоих пострадавших устроили со всем возможным комфортом греться под одеялами у костра. Куки сварил Дакоте горячий бульон с крупой и овощами, а Крошка приготовил для Тени теплый салат из одуванчиков и пырея. Радужные овцы выстроились кольцом вокруг костра и стояли, переливаясь всеми красками рассвета на фоне утренней зари. Беспокоясь о здоровье хорька-дозорного и его лошади, они так и не разошлись по своим шалашам.

И только когда лошадь и хорек наконец отогрелись и перестали дрожать под одеялами, с южной тропы донесся цокот копыт, а вскоре и негромкий оклик:

— Всем привет. Как у нас дела?

Хорек Джоди спешился, легонько коснулся Дакоты и Тени и взглянул на пропитавшуюся кровью повязку на голове фермера.

Но вместо того, чтобы осмотреть рану внимательней, Джоди закрыл глаза, опустился на колени и застыл так, не шевелясь.

«Вот само совершенство, — думал он. — Совершенное проявление совершенной жизни: ничего нельзя изменить, другой истины нет».

Затем он повернулся к лошади и ощутил то же самое. Но остальные решили, будто он предпочитает изучать проблему внутренним взором.

Джуп искоса взглянул на Куки — заметил ли тот эту странность?

Повар перехватил его взгляд, приподнял бровь и медленно кивнул. «Любопытно, — подумал он. — Не так-то прост этот Хорек Джордан».

Джоди поднялся.

— Ну, жить будете, — проворчал он. — С чего это вы решили попрыгать с обрыва?

Узнать о том, что произошло, ему было неоткуда. Но он знал.

Дакота открыл было рот, но Фиалка уже протолкалась сквозь ряды овец и подбежала к Джоди. Тот кивнул ей и наклонился погладить шерстку цвета сумерек.

— А-а-а, вот без кого не обошлось! Кажется, кто-то решил погулять в темноте, размышляя о Мироздании, да только забыл, что надо иногда смотреть по сторонам?

— Извини, Джоди, — сказал Дакота. — Я и не заметил, как она мимо меня проскочила. Она уже была на самом краю. Я поймал ее арканом и оттащил. Думал, все уже позади. Двинулся было к ней — но тут под нами ка-ак ухнет! Земля ушла из под ног, мы с Тенью летим, вокруг камни откуда-то... Потом ничего не помню, а когда очнулся — холод ужасный, больно, и маленькая Алла надо мной стоит, голову мне перевязывает и... — он улыбнулся юной хорьчихе, — и отдает мне приказы.

Радужная овечка подошла к раненому фермеру вплотную, чуть не уткнувшись мордочкой в его щеку.

— Фиалка просит прощения, Дакота, — сказал Джоди. — Ей очень совестно. Она так жалеет, что не пошла погулять куда-нибудь в другое место!

— Не за что извиняться, Фиалка. — Фермер почесал овцу за ушками. — Мы с тобой оба просто делаем свое дело, и нам обоим надо быть осторожнее на обрывах.

Пушистая овечка взглянула на Джоди.

— Фиалка оценила твое великодушие. Она говорит тебе: «Спасибо, что ты спас мне жизнь».

— Не за что, — повторил фермер. — Если бы она не побежала в лагерь и не привела вас на помощь, мы с Тенью до сих пор бы там лежали. Наверное, уже превратились бы в ледышки. — Он вдохнул окутывавший овечку цветочный запах. — Мы спасли жизнь друг другу, Фиалка. А это всегда приятно.

Когда взошло солнце, радужные овцы пришли посмотреть на обвал. Они сгрудились на безопасном удалении от обрыва, не заступая за веревку, которую хорьки на всякий случай протянули на земле, и на своем безмолвном языке долго обменивались впечатлениями. Какая была ночь! Сколько опасностей, сколько приключений! Дикий Запад оправдывал их ожидания. Вот она, настоящая жизнь!

Разноцветные мысли кружились и складывались в прихотливые узоры, будто стеклышки в калейдоскопе. Вот облегчение: и Фиалка, и Дакота, и его лошадь остались в живых, и все обернулось к лучшему. Вот ужас перед разверзающейся землей. Вот грохот копыт по камням, отчаянный бег — скорей, скорей привести подмогу! Никогда еще им не доводилось бегать так быстро. А какой был звук, какой звук!

Стоя на голом уступе в стороне от лагеря, Абрикоска заново переживала ту восхитительную, отчаянную гонку. В мыслях ее снова зарождался тот дивный звук, и копытца сами начинали вторить ему в замедленном темпе. Отголоски ритмичного цокота донеслись до остальных: клак-клак! клик-клик-клик... клак-клак! клик-клик-клик...