Колыбельная для брата (журнальная версия, ил. Е. Медведева) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 25

— Она хорошая девочка…

Кирилл улыбнулся.

Они посмотрели друг на друга и поняли, что надо вернуться к главному разговору.

— Садись… Вот сюда, на диван. А я в кресло… Так вот, милый мой, храбрый, непреклонный Кирилл, ты был, конечно, прав, когда на меня обиделся. Но все-таки прав не «по-всякому». Ты еще мальчик… Не обижайся, быть мальчиком прекрасно. Только вы, мальчики, обо всем судите слишком решительно. Вы просто еще не знаете, что люди меняются… хотя сами меняетесь каждый день…

Кирилл слушал, опустив голову, и помусоленным пальцем оттирал с колена остатки угольной пыли, которую не смыла даже вода Туринки. Он нерешительно возразил:

— Характер все равно остается…

— И характер меняется и взгляды… Да посмотри на себя. Разве ты был таким? Ты был молчаливый, застенчивый и… не обижайся… боязливый даже. Чуть чего — в слезы. А теперь…

— Но я же, Зоя Алексеевна, не стал гадом! Ой, простите…

— Ничего. Конечно, ты не стал. Но бывают и горькие примеры… Вот посмотри.

Из ящика письменного стола она достала пачку фотографий. Нашла и протянула нужный снимок.

Был сфотографирован класс. Наверно, третий. Видимо, снимок был старый: мальчишки в куртках без погончиков, стрижки совсем короткие: чубчики да ежики. И Зоя Алексеевна, сидящая среди ребят, выглядела гораздо моложе.

— Это двенадцать лет назад… Взгляни на этого мальчика…

Рядом с Зоей Алексеевной сидел мальчишка с широким улыбчивым ртом и большущими темными глазами.

— Все его любили, — сказала Зоя Алексеевна. — Проказник был, но добрая душа. За мной по пятам ходил, хотя я и сердилась иногда на его проделки… Получили они квартиру в другом районе, а он с классом расставаться ни в какую не захотел. Так до конца учебного года бабушка и возила его к нам через весь город. Пока не перешел в четвертый… А в восьмом он украл из библиотеки магнитофон. Потом, еще через два года, целой группой они напали на пенсионера, ограбили и так избили, что в больнице он умер… Кто виноват? Наверно, разные люди. И сам он, этот выросший мальчик… И я виновата. А как сделать, чтобы все оставались хорошими?

Зоя Алексеевна осторожно взяла у Кирилла снимок.

— И это, Кирюша, не единственный случай, — тихо сказала она. — А теперь взгляни сюда. Узнаешь?

Кирилл взглянул и засмеялся от неожиданности. Еще бы не узнать! Это был их третий «В» в майском походе.

Конечно, прогулка через ближний лесок в пригородный совхоз только называлась походом, но тогда казалось, что маршрут серьезный и даже слегка опасный. Приходилось переходить через ручей по хлипким жердочкам. Потом — сквозь колючий ельник, непроходимый, как тайга. Были и происшествия: тяжелый рюкзак перетянул Валерку Самойлова и опрокинул в яму, а там, несмотря на летнюю погоду, лежал еще грязный, ноздреватый снег. Пришлось остановиться и развести костер.

Их первый пионерский костер. И, кстати говоря, последний…

Сфотографировал их папа Олега Райского. Он вместе с Зоей Алексеевной командовал походом. Обещал каждому сделать по карточке, да, видимо, не собрался. Хорошо, что хоть Зое Алексеевне сделал. В конце концов класс-то почти весь остался вместе, а Зоя Алексеевна с ними через три дня распрощалась.

Снимок был сделан во время короткого привала на лугу, у изгороди из толстых березовых жердей. Девчонки преданно расселись вокруг Зои Алексеевны, а мальчишки где попало. Многие забрались на жерди, а кое-кто даже повис на них вниз головой. Кирилл с длинным Климовым (он и тогда был длинный) стояли на верхней жерди, как на буме, и бились со стеблями прошлогоднего репейника…

— Видишь, Кирилл, все хорошие… Но ведь хочешь не хочешь, а кто-то из них, по всей вероятности, виноват. Кроме ребят из вашего класса, никого у раздевалки не было, когда кошелек пропал… Ты меня упрекнул в предательстве. Но тот, кто украл, тоже предал. Меня, ребят… Ну, пусть не эти ребята, а из другого класса, но все равно предали. Учителей, товарищей…

Кирилл не ответил. Отыскал на снимке Чирка. Петька сидел верхом на большом рюкзаке и рассматривал забинтованный локоть: Чирок незадолго до привала споткнулся и ободрал руку. Сильно ободрал, но не плакал…

Чирок был в белой пилотке, парусиновом костюмчике с якорем на нагрудном кармане — самый маленький из всех, словно первоклассник, которого взяли в поход. Первоклассник — без пионерского галстука. Один из всех.

— Зоя Алексеевна, а почему Чиркова тогда в пионеры не приняли? — спросил Кирилл.

— Не приняли? — Она пригляделась к фотографии. — Да, в самом деле, я вспоминаю. Кажется, в те дни ему не повезло с оценками. Поведение-то у него всегда было приличное… — Она вдруг встревожилась: — Но сейчас-то он пионер?

Кирилл кивнул:

— Да, в галстуке ходит.

Зоя Алексеевна улыбнулась:

— А характер? Все такой же или побойчее?

— Все такой же, — усмехнулся Кирилл. — Воды не замутит. На него даже Александр Викентьевич никогда не кричит.

— Почему «даже»? Разве Александр Викентьевич такой сердитый?

Кирилл пожал плечами.

— Если рассказывать, получится, что я жалуюсь. Придите на урок, послушайте… Но при вас он, наверно, будет поспокойнее.

— Он, видимо, просто требовательный.

Кирилл мотнул головой.

— У нас математичка Вера Сергеевна, знаете, какая требовательная?! Но про нее никто ничего плохого не скажет. А чертежник просто злой.

— Ох, Кирюша, Кирюша! Неужели ты думаешь, что кто-то из учителей желает вам зла? Ева Петровна или Александр Викентьевич? Неужели ты всерьез так думаешь?

«А в самом деле? — подумал Кирилл. — Зачем им хотеть для нас зла?»

— Я не знаю… — растерянно сказал он.

— Вот видишь!

— Нет, я скажу… сейчас… — медленно проговорил Кирилл. — Я просто об этом не думал. А сейчас подумал… Они, конечно, не хотят нам плохого, если не злятся… Но хорошего тоже не хотят — им просто все равно. Им надо, чтобы все было спокойно. Чтобы ученики не получали двоек и всегда слушались.

— А что в этом плохого?

— Да не могу я всегда слушаться! — крикнул Кирилл. — Ну, глупо же это! В кино с классом не пошел — запись в дневник: от коллектива отрывается. Петь не хочешь — отдавай портфель! Если кошелек не брал — все равно признавайся! Делай, что говорят! А если ерунду говорят?.. Уроки готовить заставляют — это понятно. Но нельзя же все на свете из-под палки! Человек должен сам выбирать…

— Но сначала надо научиться выбирать правильно. Вот вас и учат. Сейчас ты возмущаешься, а потом поймешь, что Ева Петровна хотела добра.

«А что есть добро?» — спрооил отец Карлос и подпер дряблую щеку верхним концом нагрудного распятия…» — вспомнил Кирилл.

— А что такое добро? Оно разное, — сказал он.

— Разное, но всегда доброе, — наставительно проговорила Зоя Алексеевна.

Кирилл сказал:

— Я одну книжку вспомнил, фантастику.

Летом читал. Там средневековый монах попал в наше время. Он был инквизитор… Ну, приключения разные, не в этом дело… Ему стали говорить, что он злодей, людей сжигал, а он заплакал. Говорит, что сам из за этого страдал, жалко было. Но он думал, что огнем спасет их душу от греха. Верил, что делает добро…

Зоя Алексеевна удивленно и пристально посмотрела на Кирилла.

— Да, в третьем классе вы так не рассуждали…

Кирилл усмехнулся:

— Маленькие были. Если обидно — заплачем, вот и все.

— Нет, не в этом дело. Вы были добрее… По крайней мере никто бы не сравнил учителя с инквизитором.

— Да разве я сравниваю? — удивился Кирилл. — Я только считаю, что Ева Петровна не думает про добро. Ей главное — чтобы все выглядело правильно. Чтобы отряд был правофланговый. Чтобы говорить: вот какой у меня хороший класс. А что все это напоказ, неважно…

— Кирилл! Ева Петровна работает в школе семнадцать лет!

— И всегда так, как сейчас? — тихо спросил Кирилл. — Это же с ума сойти…