Нина Сагайдак - Мищенко Дмитрий Алексеевич. Страница 16

— Я, признаться, сама не видела, но от людей слышала, что мужчины наши нагрузили возы зерном и повезли вроде на железнодорожную станцию. А как выехали за село, вскоре свернули в лес к партизанам. Ну, а оттуда привезли липовую квитанцию, что хлеб сдан немцам. И все обошлось чин чином.

— Вот молодцы! — обрадовалась Нина. — Староста небось и не догадался?

— Может, и догадался, но и он вскоре исчез вместе с квитанцией.

Нина удивленно раскрыла глаза.

— Ох, ты! Как ловко! А далеко от вас Елино, тетя Мария?

— Не близко.

— Вы слышали, там шли бои между партизанами и карателями.

— А как же. Не только слышала, но и видела, сколько их полегло там.

— Карателей?

— Ну да. Когда после боя партизаны отошли, оккупанты стали свозить в село своих раненых и убитых.

— Так им и нужно, собакам!

Мария внимательно и как-то необычно строго глянула на собеседницу.

— Уже поздно, девонька. Пора и спать ложиться.

Нина подумала, что сгоряча, кажется, сказала лишнее.

Впрочем, на другой день все шло, как обычно. Нина разговоров о партизанах больше не затевала. Вместе с Лидией Леопольдовной она возилась по хозяйству, а Мария в полдень отправилась в город, взвалив на плечи довольно увесистый мешок с фасолью.

Вернулась она под вечер вся в синяках. Едва переступив порог, стала ругаться на чем свет стоит.

— Кто это вас так? — испуганно кинулась к ней Лидия Леопольдовна.

— Немцы. Сволочьё это! Пусть бы их земля сырая ела, не переставая! Холера бы их взяла, паразитов! И детей их, и все фашистское кодло, аж до десятого колена!

— Как же это случилось?

— Да вот была я на железнодорожной станции, хотела продать фасоль. И всегда-то немцев я обхожу десятой стороной, а тут, как на грех, проглядела. Увидел какой-то офицер, что я торгую на перроне, подошел да бах ногой. Так и полетела моя фасоль по всей платформе. Мне бы все кинуть да смыться побыстрее, а я фасоль собираю. Ну, тут он кликнул солдат. Те подбежали и, не спрашивая, что к чему, погнали меня взашей, надавали тумаков и выбросили с перрона на привокзальную площадь.

Мария всхлипывала, потирая то бока, то шею, то встряхивая остатки фасоли в мешке.

— Хватит слезы разводить, — вдруг строго сказала бабушка. — Давай раздевайся да помойся хорошенько горячей водой и поужинай толком. А от таких дел не нагорюешься, не наплачешься. Силы надо беречь. Так-то мой старик наказывал.

Когда Нина вернулась домой, она застала Марию за ужином. Только стала было квартирантка рассказывать о происшествии на станции, как пришла Ольга Осиповна. Повторив свой рассказ, Мария ушла к себе в комнату; вслед за ней пошла и Ольга Осиповна и, побыв там недолго, ушла домой.

Утром Мария уехала в деревню, несмотря на то что был воскресный день, на базаре множество народа и можно было выгодно поторговать.

Прошло три дня. Мария не появлялась. Нина зашла в ее комнату, чтобы убрать, вытереть пыль, и увидела, что квартирантка не все продала. Под кроватью стояли мешочки с фасолью, луком, в одном было несколько килограммов муки.

— Что делать с этими продуктами? — спросила Нина бабушку.

— Пусть стоят. Она придет за ними, будь спокойна. Выждет немного, пока забудут о ней немцы, и придет.

И в самом деле, дней через десять Мария снова постучалась к ним.

— Здоровеньки булы! — весело поздоровалась она с порога. — Соскучились?

Казалось, она принесла с собой не кошелки со всякой всячиной, предназначенной для продажи на базаре, а целый мешок радостей. Глянула на обитателей бабушкиной хаты — и глаза у всех заискрились, на устах появились теплые улыбки. Даже Ляля весело потянулась ей навстречу.

— Ишь ты, малышка, видно, чует, что тетя Мария не забыла привезти ей гостинца. Ну, как тут? — продолжала Мария. — Не искали меня немцы?

— Да нет, бог миловал.

— А я, признаться, испугалась. Потому и не показывалась недели две на базаре. Что, если ищут, думаю?

Задвинув под кровать мешки и наскоро пообедав, Мария ушла в город.

А вскоре после того наведалась Ольга Осиповна. Как всегда, поиграла с маленькой Лялей, поговорила о городских новостях с Лидией Леопольдовной, а потом, воспользовавшись минутой, когда та вышла в сени, тихо сказала:

— Мне нужно поговорить с тобой, Ниночка.

— Пожалуйста.

— Здесь нам могут помешать. Выйдем куда-нибудь.

— А куда?

— Да хоть на огород. Кстати, все ли у вас там сделано?

— Да нет, картошка еще не вся выкопана.

— Вот и хорошо, пойдем на огород.

Нина накинула платок, и они вдвоем, взяв заступ и ведро, пошли тропинкой со двора на огород.

— Скажи, Нина, — прервала молчание Ольга Осиповна, — ты после той листовки ничего не писала?

— Ничего. А что, снова появились листовки?

— Нет. Я не об этом. Ты что, испугалась тогда, что листовки наделали столько бед, и решила отказаться от этого дела или просто послушалась моего совета?

Нина подняла удивленные глаза:

— Почему вы так думаете? Не было о чем писать, потому и не писала.

— Вот как… — усмехнулась Ольга Осиповна и снова замолчала.

— А почему вас это интересует? — нетерпеливо спросила девушка.

— Хочу предложить тебе работу.

— Какую?

— При железнодорожном клубе есть театральный кружок. Они, правда, называют себя громко: «Театральная труппа города Сновска» или «Труппа Чернова». Так вот, им не хватает артисток, особенно танцовщиц. А ты, насколько я помню, в этом деле мастак. На спектаклях в клубе бывают немецкие офицеры и солдаты — для них в нашем городишке это единственное развлечение.

Нина хмуро уставилась на тетку.

— Что же вы хотите, чтобы я шла веселить фашистов?

— А что тут такого? — усмехнулась Ольга Осиповна. — Веселить — не убивать. Большой смелости для этого не требуется.

— А я хочу убивать их, понимаете? — вдруг вся вспыхнув, ответила Нина и стала с ожесточением кидать в ведро собранный картофель.

— Успокойся, — Ольга Осиповна ласково прикоснулась к Нине, — не горячись. Будто ты и в самом деле способна кого-то убить. Подумай лучше, как жить будете. Семья все-таки, есть-то всем нужно. Пойдешь в клубную труппу, получишь продовольственные карточки, деньги.

— Не уговаривайте. Не пойду я работать на немцев! Да еще куда — в клуб, куда они ходят развлекаться.

— Но ведь там паек дают и кое-какие деньги все же платят…

— Ну и пусть подавятся своим пайком! Он мне поперек горла станет.

Ольга Осиповна помолчала.

— Значит, ты и меня презираешь за то, что я пошла работать в больницу. На немцев, так сказать.

Нина не отозвалась.

— Почему молчишь? Говори прямо.

— Не знаю, что сказать, тетя Оля. Может, у вас действительно нет иного выхода. Вы до войны были кандидатом партии, немцы, наверно, следят за вами, держат под наблюдением. Но мне все же кажется, лучше было бы, если бы вы пошли к партизанам.

— Конечно, лучше, — сразу согласилась Ольга Осиповна, — но ты же сама говоришь, что я кандидат партии, а партийному человеку нельзя выбирать, где лучше…

Нина озадаченно смотрела на тетку большими темно-синими глазами.

— Я вас не понимаю, — сказала она растерянно.

— Что тут непонятного? Как ты думаешь: должен быть у партизан в городе такой человек, который живет здесь тихо, незаметно и делает необходимое для них дело?

— Н-не знаю… Видимо, должен быть…

— Ну, а если бы тебе предложили помогать им?

— Кто предложил?

— Партизаны. Ты согласилась бы?

— Конечно.

— Ну вот, они тебе это и предлагают.

Нина вздрогнула.

— Вы это серьезно, тетя Оля?

— Вполне. Предлагают идти в клуб работать, в театральную труппу, и работать для партизан.

— А вы не шутите?

— Такими вещами нынче не шутят, сама должна понимать.

— Что же я должна делать?

— Сначала ты должна дать свое твердое согласие.