Маленькие мужчины - Олкотт Луиза Мэй. Страница 61

Никто из мальчиков, кроме Франца и Эмиля не знал о случившемся, и, спустившись на следующее утро к завтраку, все были неприятно удивлены, так как без хозяина и хозяйки дом казался брошенным. Завтрак был унылой трапезой без веселой миссис Джо, председательствующей за чайником, а когда пришло время школьных занятий, место папы Баэра осталось пустым. Безутешные, мальчики бродили по дому около часа, ожидая новостей и надеясь, что папа Деми поправится, — все в Пламфильде любили доброго Джона Брука. Пробило десять, но никто не приехал, чтобы успокоить их. Никому не хотелось играть, однако время тянулось мучительно долго, и они продолжали сидеть на лестнице и в холле, вялые и унылые. Вдруг Франц встал и сказал, как всегда, убедительно:

— Слушайте, ребята! Давайте пойдем в класс и будем заниматься так, как если бы дядя был здесь. И день быстрее пройдет, и ему, я уверен, это понравится.

— Но кто будет слушать наши ответы? — спросил Джек.

— Я. Конечно, я знаю ненамного больше вас, но я здесь старший и постараюсь заменить дядю до его возвращения, если вы не возражаете.

Что-то в скромном, серьезном тоне, которым Франц произнес эти слова, поразило мальчиков, так как, хотя глаза у бедняги были красны от слез, которые он пролил по дяде Джону в ту долгую печальную ночь, держался он с новой, непривычной твердостью, словно уже начал, чувствовать всю тяжесть забот и тревог жизни и старался нести их мужественно.

— Что до меня, то я согласен, — и Эмиль направился к своей парте, помня что повиновение старшему по званию — первый долг моряка.

Другие последовали его примеру, Франц занял место дяди, и на час воцарился порядок. Уроки были выучены и отвечены, а Франц оказался терпеливым, приятным учителем, благоразумно исключив из программы этого дня те предметы, в которых сам не был силен, и поддерживая порядок в классе скорее не словами, а тем неосознанным достоинством, которое давало ему переживаемое горе. Маленькие мальчики читали вслух, когда в холле послышались шаги, и все подняли глаза. Доброе лицо вошедшего мистера Баэра сразу сказало им, что Деми теперь без отца, так как было оно усталым и бледным, и полным тихой печали, помешавшей ему найти слова, чтобы ответить Робу, когда тот подбежал и сказал с упреком:

— Папа, почему ты уехал и оставил меня ночью одного?

Мысль о другом отце, который оставил своих детей в ночи и уже никогда не вернется, заставила мистера Баэра взять на руки и крепко прижать к себе своего мальчика, на минуту спрятав лицо в его кудрявой головке. Эмиль уронил голову на руки, Франц, с лицом бледным от сочувствия и печали, подошел, чтобы положить руку на плечо дяди, а остальные сидели так неподвижно, что было слышно, как с нежным шелестом падают листья за окном.

Роб не совсем понял, что случилось, но ему очень не хотелось видеть папу несчастным, и, подняв голову, он сказал бодрым голоском:

— Не плачь, папа, мы все были такими хорошими и делали уроки без тебя, а Франц был учителем.

Тогда мистер Баэр поднял взгляд, попытался улыбнуться и сказал благодарным тоном, так что мальчики почувствовали себя героями:

— Большое спасибо, мои мальчики. Это был прекрасный способ помочь и утешить меня. Я не забуду этого, уверяю вас.

— Это Франц нам предложил, и он оказался замечательным учителем, — сказал Нат, и другие поддержали его мнение, весьма лестное для юного наставника.

Мистер Баэр поставил Роба на пол и, выпрямившись, обнял за плечи своего высокого племянника, сказав с неподдельным удовлетворением:

— Этим вы облегчаете для меня нынешний тяжелый день и даете мне уверенность во всех вас. Я нужен в городе, и мне придется оставить вас еще на несколько часов. Я хотел дать вам всем выходной, а, возможно, отправить некоторых из вас по домам, но если вы хотите остаться и продолжать, как начали, я очень рад и буду гордиться моими славными мальчиками.

— Мы останемся! Да-да, лучше останемся! Франц займется нами! — закричали сразу несколько голосов, восхищенных оказанным доверием.

— Разве мама не вернулась вместе с тобой? — спросил Роб печально, так как дом без мамы был для него миром без солнца.

— Мы оба вернемся сегодня вечером, но, дорогой, тете Мег мама нужна сейчас больше, чем тебе, и я знаю, ты согласен уступить ее на время.

— Хорошо, я согласен, но Тедди плачет по ней, и он ударил Нянюшку и был ужасно непослушный, — отвечал Роб, словно это известие могло вернуть маму домой.

— Где же сейчас мой маленький мужчина? — спросил мистер Баэр.

— Дэн повел его погулять, чтобы успокоить. Вон, смотрите, он уже не плачет, — сказал Франц, указывая за окно, где Дэн катал малыша в маленьком экипаже, вокруг которого прыгали собаки.

— Я не выйду к нему, это только снова расстроит его, но скажи Дэну, что я поручаю Тедди его заботам. Вам, старшим, я доверяю самоуправление на этот день. Франц будет руководить вами, а Сайлас позаботится о хозяйстве. Так что простимся до вечера.

— Скажи мне хоть слово о дяде Джоне, — попросил Эмиль, задерживая мистера Баэра, когда тот собрался поспешно уйти.

— Его болезнь продлилась лишь несколько часов, и он умер, как и жил, так радостно, так мирно, что казалось грехом портить красоту этой смерти бурным или себялюбивым горем. Мы прибыли как раз во время, чтобы попрощаться, и, держа в объятиях Дейзи и Деми, он уснул вечным сном на груди тети Мег. Больше не спрашивай, я не вынесу этого, — и мистер Баэр торопливо ушел, согнувшись под тяжестью горя, так как в Джоне Бруке он потерял друга и брата, и не было никого, чтобы занять его место.

Весь тот день в доме было очень тихо, маленькие мальчики, без шума и гама, играли в детской, другие, чувствуя себя так, словно в середине недели вдруг наступило воскресенье, провели его, гуляя, сидя на иве или среди своих домашних питомцев, и все много говорили о дяде Джоне и чувствовали, что что-то заботливое, справедливое и сильное ушло из их маленького мира, оставив чувство утраты, углублявшееся с каждым часом. В сумерки мистер и миссис Баэр вернулись домой одни, так как Деми и Дейзи были теперь лучшим утешением для их матери и не могли покинуть ее. Бедная миссис Джо казалась совершенно обессиленной и явно нуждалась в том же утешении, так как ее первыми словами, когда она поднялась наверх, были: "Где мой малыш?"

— Я тут, — отозвался бодрый голосок, когда Дэн передал Тедди ей на руки, и добавил: — Мой Дэнни гулял со мной весь день, и я был хорошим.

Миссис Джо обернулась, чтобы поблагодарить верного Дэна, но он в этот момент махал рукой на мальчиков, собравшихся в холле, чтобы встретить ее, и повторял негромко:

— Нам лучше уйти, не стоит беспокоить ее сейчас.

— Нет, не уходите. Вы все нужны мне. Войдите и посидите со мной, мои мальчики. Я покидала вас на целый день, — и миссис Джо протянула им руки, когда они толпой окружили ее, чтобы проводить в ее комнату. Все говорили мало, но любовными взглядами и неуклюжими маленькими знаками внимания старались выразить свое сочувствие.

— Я очень устала. Я полежу здесь немного и приласкаю Тедди, а вы принесите мне чаю, — сказала она, стараясь, ради них, говорить весело.

Все бросились в столовую, последовала общая давка, и стол, накрытый к ужину, был бы опустошен, если бы не вмешательство мистера Баэра. Сошлись на том, что один отряд отнесет маме чаю, а другой, когда она его выпьет, унесет посуду. Четверо самых приближенных потребовали чести быть первым отрядом, так что Франц нес чайник, Эмиль — хлеб, Роб — молоко, а Тедди настоял на том, чтобы нести сахарницу, которая за время пути стала легче на несколько кусочков сахара. Некоторым женщинам, вероятно, показалось бы слишком беспокойным в такое время оказаться в окружении всех этих мальчиков, со скрипом входящих в комнату и выходящих из нее, опрокидывающих чашки и грохочущих ложками, в отчаянной попытке быть незаметными и полезными, но миссис Джо все это подходило как нельзя лучше, так как именно в эти минуты чувствовала она особый прилив нежности и, помня, что у многих из ее мальчиков нет отца или матери, всей душой сочувствовала им и находила утешение в их любви, выражаемой так неловко и неуклюже. Это была пища, которая приносила ей больше пользы, чем все куски хлеба с маслом, которые они вручали ей, а срывающийся шепот Коммодора: "Крепись, тетечка! Это тяжелый удар, но мы вынесем его", — подбадривал ее больше, чем поднесенная им чашка чая, такого горького, словно в ней были ее собственные слезы. Когда ужин кончился, второй отряд унес посуду, и Дэн сказал, забирая из ее объятий сонного Тедди: