Маленькие мужчины - Олкотт Луиза Мэй. Страница 62

— Позвольте мне уложить его, мама, вы так устали.

— Ты пойдешь с Дэном, любовь моя? — спросила миссис Джо у своего маленького господина, дремавшего на ее руке среди диванных подушек.

— Конечно!

И верный Дэн с гордостью унес его.

— Я тоже хотел бы что-нибудь сделать для вас, — сказал Нат со вздохом, глядя на Франца, который склонился над диваном и нежно гладил горячий лоб тети Джо.

— Спасибо, дорогой. Пойди, принеси скрипку и поиграй мне нежные мелодии, ноты которых недавно прислал тебе дядя Тедди. Музыка утешит меня сегодня лучше всего.

Нат бросился за скрипкой, а потом, усевшись прямо под ее дверью, играл, как никогда прежде, вкладывая в музыку всю свою душу. Другие мальчики сидели молча на лестнице, следя, чтобы никакой пришелец не побеспокоил обитателей дома. Франц медлил на своем посту у ее дивана, и так, утешенная и охраняемая своими мальчиками, бедная миссис Джо уснула и на время забыла свои горести.

Прошли два тихих дня, а на третий мистер Баэр вошел в класс сразу после школьных занятий с запиской в руке. Вид у него при этом был довольный и растроганный.

— Я хочу прочитать вам, мальчики, письмо тети Мег, — сказал он и, когда они столпились вокруг него, прочел им следующее:

"Дорогой брат Фриц, я узнала, что вы не хотите брать сегодня с собой всех ваших мальчиков, полагая, что мне это может не понравиться. Пожалуйста, привозите всех. Присутствие друзей очень поможет Деми в этот тяжелый час. А еще я хочу, чтобы мальчики услышали, что мой отец скажет о моем Джоне. Это принесет им немалую пользу, я уверена. А если они согласятся спеть один из дорогих старых псалмов, которым вы так хорошо их научили, я предпочту эту музыку любой другой, так как она прекрасно подойдет к случаю. Пожалуйста, пригласите их и передайте им мою любовь.

Мег"

— Вы поедете? — и мистер Баэр взглянул на мальчиков, глубоко тронутых добрыми словами и желанием миссис Брук услышать их пение.

— Да, — ответили все как один, а час спустя отправились в путь во главе с Францем, чтобы внести свой вклад в скромные похороны Джона Брука.

Маленький домик выглядел таким же тихим, солнечным и уютным, как в тот день, когда Мег вошла в него новобрачной десять лет назад, только тогда было начало лета и повсюду цвели розы, теперь же стояла ранняя осень и сухие листья с мягким шелестом слетали с полуобнаженных ветвей. Новобрачная теперь была вдовой, но прежняя чарующая безмятежность сияла в ее лице, и сладкое смирение истинно набожной души делало ее присутствие утешением для тех, что пришли утешать ее.

— О Мег! Как тебе удается переносить утрату с такой кротостью? — прошептала Джо, когда Мег встретила их у двери приветливой улыбкой, а в ее спокойных манерах не было никакой перемены, если не считать большей мягкости.

— Дорогая Джо, любовь, которая была благословением для меня на протяжении десяти лет, по-прежнему поддерживает меня. Она не могла умереть, и Джон еще больше дорог мне, — прошептала Мег, и нежная вера в ее глазах была такой красивой и убедительной, что Джо не усомнилась в ее словах и всей душой поблагодарила Бога за бессмертие этой любви.

Они все были там: отец и мать, дядя Тедди и тетя Эми, старый мистер Лоренс, очень постаревший и седой как лунь, мистер и миссис Баэр со своим выводком и множество друзей, которые пришли отдать дань памяти умершему. Можно было предположить, что в своей полной забот, тихой, смиренной жизни скромный Джон Брук имел мало времени на то, чтобы заводить друзей, но оказалось, что это не так, и теперь они шли отовсюду, старые и молодые, богатые и бедные, знатные и незнатные, так как многие ощутили на себе его влияние, многие помнили его добродетели, а те, кому он без лишнего шума помогал и о ком заботился, пришли, чтобы в последний раз поблагодарить его. Вид тех, кто собрался вокруг его гроба, был гораздо более красноречивым панегириком [40], чем тот, который произнес мистер Марч. Здесь были богатые люди, которым он верно служил много лет, и бедные старые женщины, которых он высоко ценил, в память о своей матери, и жена, которой он дал столько счастья, что даже смерть не могла омрачить память о нем, и братья и сестры, в чьих сердцах ему предстояло остаться навсегда, и маленькие сын и дочь, которые уже чувствовали, что им не хватает его крепкой руки и ласкового голоса, и маленькие ученики Пламфильда, оплакивающие своего добрейшего товарища по играм, и высокие пареньки, взирающие со смягчившимися лицами на сцену похорон, которой им никогда не забыть. Последовала очень простая служба — простая и очень короткая, так как отеческий голос, который срывался от волнения десять лет назад во время брачной церемонии, теперь совсем отказал, когда мистер Марч приносил свою дань почтения и любви сыну, которого глубоко уважал. Ничто, кроме нежного гуканья малышки Джози, остававшейся наверху в детской, не нарушало долгое молчание, последовавшее за последним возгласом "Аминь", пока по знаку мистера Баэра хорошо поставленные мальчишеские голоса не запели гимн. Эти голоса были так полны возвышенной радости, что, один за другим, к ним присоединились все присутствующие и пели от всей души, находя, что их смятенный дух возносится в покое на крылах этого бодрого, сладкозвучного псалма.

Мег слушала их и чувствовала, что поступила правильно, пригласив их: ее радовало не только то, что последняя колыбельная для Джона была исполнена, юными голосами, которые он так горячо любил, но и сами лица мальчиков, говорившие ей, что они, пусть мельком, увидели красоту добродетели в ее самой выразительной форме и что память о добром человеке, ныне лежащем мертвым перед ними, будет долго жить в их памяти и приносить им пользу. Головка Дейзи лежала у нее на коленях, а Деми держал ее за руку, часто поднимая на нее глаза, так похожие на глаза его отца, и слегка кивал ей, словно говоря: "Не беспокойся, мама, я здесь", и вокруг нее везде были друзья, на которых можно опереться, так что терпеливая, набожная Мег отложила мысли о своем тяжелом горе, чувствуя, что самой действенной помощью для нее будет стремление жить для других, как это делал ее Джон.

В тот вечер, когда мальчики сидели, как обычно, на лестнице пламфильдского особняка в мягком лунном свете сентябрьского вечера, разговор естественным образом зашел о событиях этого дня.

Начал Эмиль, сказав, как всегда, порывисто:

— Дядя Фриц самый мудрый, а дядя Лори самый веселый, но дядя Джон был самым хорошим, и я хотел бы быть таким, как он.

— Я тоже. Ты слышал, что говорили о нем дедушке те джентльмены, которые пришли на похороны? Я хотел бы, чтобы такое сказали обо мне, когда я умру. — В голосе Франца слышалось сожаление, что он недостаточно ценил раньше дядю Джона.

— А что они сказали? — спросил Джек, на которого произвели большое впечатление события этого дня.

— Один из деловых партнеров мистера Лоренса, у которого дядя Джон долго служил, сказал, что, как деловой человек, дядя был честным и ответственным, почти сверх меры, и безупречен во всем остальном. А другой джентльмен сказал, что никакие деньги не могли бы возместить верность и честность, которые проявлял дядя Джон, когда служил у него, а потом дедушка рассказал им историю, которая понравилась мне больше всего. Дядя Джон однажды служил у человека, который обманывал своих клиентов, и когда этот человек захотел, чтобы дядя помогал ему в его нечестных делах, дядя не захотел, хотя ему было предложено большое жалование. Этот человек очень рассердился и сказал: "С такими суровыми принципами вы никогда не преуспеете в бизнесе", а дядя ответил: "Я никогда даже не буду пытаться преуспеть без них" и ушел с той должности на гораздо более тяжелую и хуже оплачиваемую работу.

— Молодец! — воскликнули с чувством некоторые из мальчиков, так как их душевный настрой в этот момент помог им, как никогда прежде, правильно понять и оценить эту маленькую историю.

— Он ведь не был богат? — спросил Джек.

вернуться

40

Панегирик — хвалебная речь.