Борьба незримая (Книга 2) - Чудинова Елена В.. Страница 45

- Искал ее я. И, грех обижаться, добился своего, правда, несколько в ином виде, чем представлялось.

- Значит - Абардышев... Мне, разумеется, знакома Ваша фамилия. И Вы, разумеется, отказываетесь давать показания.

- Вы действительно обо мне слышали, г-н Некрасов.

- Что же... и без Ваших показаний ясно, что Ваш визит может означать только одно - провал Шидловского. По счастью, у Шидловского были адреса только пяти конспиративных квартир. Но эта была очень выгодна. - Некрасов, расхаживающий по комнате, остановился. - Господа офицеры! В нашем распоряжении имеется часа полтора, может быть - больше, но рисковать нельзя. Г-н подпоручик, Вы отправляетесь сейчас вместе с mademoiselle Баскаковой. На всякий случай пройдите по второму этажу к черному ходу первого подъезда и выйдите там. Вы, г-н поручик, выйдете парадным ходом первого подъезда. Ждите меня у рынка.

На несколько минут в квартире воцарилась суета поспешных сборов: рассовывались по карманам бумаги, чертежи, планы... Что-то поспешно сжигалось.

- Что же, г-н прапорщик. Я сейчас выйду черным ходом третьего подъезда и отправлюсь вместе с поручиком по подозрительным явкам. Вы же, ровно через пять минут после моего ухода, разберетесь с агентом, да, ваш наган не подходит - и так уже была стрельба, возьмите. - Некрасов перекинул Сереже небольшой пистолет. - Выйдете третьим подъездом через парадное. Встречаемся у Владимира Ялмаровича, Большая Спасская, двадцать семь. Все!

Юрий вышел из комнаты. На выражение Сережиного лица он не обратил внимания, вероятнее всего - он даже не заметил этого выражения.

Приказ был дан.

59

...Дверь черного хода захлопнулась за Некрасовым. Сережа медленно повернулся к Абардышеву.

- На твоем месте я бы тебя сейчас шлепнул без всяких угрызений совести, - проговорил Олька твердо. - Смотри на это проще, Сережка.

- Я не хочу тебя убивать, - Сережа подошел к Абардышеву и, вытащив из кармана перочинный нож, перерезал веревку на его скрученных за спинкой стула руках. - Иди.

- Не торопись. Ты знаешь, - Олька с видимым удовольствием разминал онемевшие руки, но не поднимался со стула, - куда ты сейчас хочешь меня отпустить?

- Нет.

- Отсюда я отправлюсь только в Чека. И, может статься, не далее чем к утру мы с тобой поменяемся местами. Оставляя мне жизнь, ты очень рискуешь.

- Я привык.

- Привыкни убивать.

- Не могу, Олька. Уходи, слышишь? Твоя совесть чиста - ты меня предупредил.

- Подумай еще.

- Эта квартира все равно провалилась - через несколько минут здесь никого не будет, даже меня. Прежде чем ты свяжешься со своими приятелями, я буду уже в другом и пока безопасном месте.

"Большая Спасская, двадцать семь... Да, это у Владимира Ялмаровича... А ведь Олька слышал, как Некрасов назвал адрес!"

Сережа вздрогнул: глаза его встретились со спокойными Олькиными глазами, и он понял, что Абардышев угадал его мысль.

- Видишь, я был прав. Я мог бы сейчас воспользоваться твоим благородством, но это было бы бесчестно. Надо уметь чисто проигрывать. Олька казался очень спокоен.

- Олька, я не хочу тебя убивать. - Сережа нервно поигрывал пистолетом. - Я знаю, ты - человек чести. Поклянись мне, что ты забудешь этот адрес. Этого будет довольно, чтобы я тебя отпустил. Иди в Чеку, пытайся меня найти по всему городу - только поклянись забыть этот адрес!

С пистолетом в руке Сережа стоял в нескольких шагах от сидящего Ольки.

- Не могу, Сережка. Прости, но если ты отпустишь меня, оперотряд через час будет на Большой Спасской. Ничего не поделаешь, придется тебе меня все-таки шлепнуть.

- Да. Если хочешь сказать что-нибудь - говори.

- Хочу. Давай выпьем - у тебя ведь тут наверняка что-нибудь найдется. Вас, сволочей, мировой капитал неплохо снабжает, - Олька рассмеялся.

- Не жалуемся, - улыбнулся Сережа.

- Скоро пожалуетесь. Чухна-то вас разграбила, а бриташки это знают и наплевать.

- Вранье.

- Как бы, мы еще с ними за вашей спиной споемся.

- Минут десять еще есть. - Сережа подошел к резному буфету, извлек из него бутылку виски и стаканы, поставил все на стол. - Слушай, тебе ведь тоже не хочется, чтобы я размахивал у тебя перед носом своей пушкой все эти десять минут?

- Идет. Убирай пушку, я твой пленник под честное слово. - Олька опять засмеялся. - Совсем как в детстве, когда мы играли в индейцев, помнишь? В Останкино? Prosit35!

- Prosit! Зазвенело стекло.

- Сволочь ты все-таки, Сережка... Связал .по рукам и ногам... Хуже веревки - так-то я точно не высвобожусь...

- Могу, конечно, снова тебя связать...

- Спасибо, Вы крайне любезны.

"Сидим и смеемся и пьем, как в гимназии. И все идеи сейчас кажутся какой-то не существующей реально абстракцией. И все-таки эта абстракция существует, и ее железный закон подчиняет все. И только потому, что мы с Олькой Абардышевым, с Олькой, с которым восемь лет было высижено за одной партой, с которым мы играли в индейцев на даче - книжные мальчики в матросских костюмчиках, и менялись этими потрепанными приключенческими книгами, вместе ездили в манеж и за полночь спорили в старших классах только потому, что мы находимся по разные стороны пресловутых баррикад, я через несколько минут должен убить его. И, зная это, мы сидим сейчас и, не испытывая ничего плохого друг к другу, смеемся вместе. И ничего нельзя поделать ".

Последнюю из этих стремительно мелькающих в голове мыслей Сережа проговорил вслух.

- Кое-что все-таки можно... - Абардышев улыбнулся с какой-то странной иронией. - Знаешь, я, собственно, мог бы отправиться туда и без твоей помощи.

- С какой стати ты предлагаешь мне воспользоваться подобной любезностью?

- Попробую объяснить. Прежде всего я исхожу тут из своих интересов. Я всегда думал, что мой конец будет самоубийством и, честно говоря, предпочел бы такой конец всякому другому... Это - первая причина. Есть и вторая - я действительно хочу избавить от этой неприятной обязанности тебя. Для меня это было бы парой пустяков. А для тебя... Я тебя неплохо знаю, Сережка.

- Почему ты этого хочешь? Какое тебе дело до того, что мне было бы не слишком приятно разрядить в тебя пистолет?

- Я очень люблю тебя. Сережка. Ты дурак, ты даже сам не можешь себе представить, что ты такое. Удивлен? Еще бы... Только перед смертью и можно такое говорить. А ты был, может быть, самым светлым из всего, что у меня вообще было. Я еще в гимназии знал, что с радостью бы за тебя умер. Дурак ты, Сережка, какой же ты дурак... Я бы тебя, конечно, расстрелял, но раз уж так... дай мне сделать это для тебя! - Олька вызывающе посмотрел на Сережу. - Если, конечно, не боишься.