Мальчик со шпагой.Звездный час Сережи Каховского (журнальная версия) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 30

— Спасибо, — произнес он теперь уже громко. И подумал: «Сказать или не сказать?» Сказать было нужно. Сейчас. Чтобы слышали все. Сказать о том, что беспокоило его. Но страшновато было.

«Три. Два. Один…» — отсчитал он. И повторил:

— Спасибо. — Затем твердо добавил: — Но это была случайность.

Прошелестел по шеренгам удивленный шумок. А Сережа продолжал. Все громче и звонче:

— Случайность! Ведь провожать их должен был не я, а Наташа Лесникова. Она у них вожатая. И что было бы тогда?.. Или даже пускай я, но если бы мне рейка под руку не попала? Или если бы я не знал, как ею действовать? Тогда что?! Я думаю, не надо малышей задерживать допоздна, вот и все.

Настала тишина. В ней была растерянность и удивление. И вдруг щелкнули одинокие аплодисменты. Они словно прорвали плотину. Сработала привычка: раз окончена речь, надо хлопать. Под шум аплодисментов Сережа встал в строй.

Елизавета Максимовна подняла руку и объявила, что линейка закончена.

Когда шли обратно, строй рассыпался. Сережу догнала Татьяна Михайловна.

— Ты и здесь не мог обойтись без скандала, — сказала она не то что с упреком, а скорее удивленно.

— Вы не обижайтесь, Татьяна Михайловна. Я просто не удержался… Но я же правду сказал.

— Смешно даже, Сережа. Ты думаешь, что один о маленьких беспокоишься? Мы об этом еще в субботу на педсовете говорили. Не надо считать, что ты умнее всех.

Сережа так не считал и промолчал. Татьяна Михайловна отошла.

Его обгоняли ребята. Оглядывались. Одноклассники хлопали по спине и называли Гераклом.

Пробежала Наташа. Крикнула на ходу:

— Это я начала аплодировать. Цени.

Одна девчонка из шестого «Б» сказала другой громким шепотом: «Симпатичный».

«Ну и жизнь, — подумал Сережа. — Даже дурами не обзовешь, сразу скажут: воображает».

Кто-то взял его за плечо. Это был капитан.

— Ты уж извини, — сказал он. — Неудобно после торжества, а надо все равно один вопросик уточнить.

— К завучу пойдем? — спросил Сережа. И подумал: «Неужели ругать будет за мое выступление?»

— Да нет, здесь поговорим. Только пусть народ схлынет… Завучей я до сих пор боюсь.

Он, как мальчишка, уселся на подоконник. Улыбнулся.

— Совсем будто в детстве. Выгонят, бывало, из класса, сидишь так в коридоре и гадаешь: «Потянут к завучу или обойдется?» А чего боялся? Завуч Вера Константиновна добрейшая женщина была… В блокаду погибла в

Ленинграде…

Наконец коридор опустел. И в это время подошел лейтенант Сережа.

— Ну что, Георгий Матвеевич?

— Не говорили еще, — сказал капитан.—

— Совсем будто в детстве, — улыбнулся капитан. Выгонят из класса, сидишь и гадаешь: «Потянут к завучу или обойдется?»

Сейчас… Вот какое дело, Сергей… Может быть, и трудно вспомнить, но постарайся. Как выглядел нож? Говоришь, свет на него падал? Ты сразу не отвечай, подумай, если не помнишь.

— Да помню я! — воскликнул Сережа, И, как на фотоснимке, увидел снова короткие пальцы Гаврика с выпуклыми грязными ногтями и блестящий клинок. Рука и нож словно светились в темноте. — Он такой, короткий… Тяжелый… Ну, по виду тяжелый. По-моему, самодельный…

— Почему ты так думаешь?

— У него медная перекладинка, а на ней следы от напильника. Похоже, что вручную сделали.

— Ты все это заметил? — усомнился капитан Георгий Матвеевич.

Сережа кивнул.

— Это бывает в такие моменты, — вмешался лейтенант. — В прошлом году, когда Пеликан мне в пузо «вальтер» навел, я тоже царапину на стволе заметил.

Георгий Матвеевич усмехнулся:

— Два Сережи, две геройских… фигуры.

Лейтенант Сережа, кажется, обиделся:

— Я же для пользы дела вспомнил.

— Для пользы дела продолжим разговор. Скажи-ка, Сергей, а какое было лезвие?

— Клинок? Он плоский такой. С двух сторон заточенный. А конец некрасивый какой-то. Как у тупого утюга.

— Клинок с желобком?

— Нет, — уверенно сказал Сережа. — Без желобка.

Георгий Матвеевич и лейтенант переглянулись.

— А какая ручка? — спросил капитан.

— Ручку я плохо помню, ее пальцы закрывали. Почти… Но, по-моему, пластмассовая. Знаете, бывают такие из разных кусочков…

— Все точно, — сказал лейтенант. — Ну и глаз у человека!

— Да, — подтвердил Георгий Матвеевич, но как-то невесело.

Сережа удивленно посмотрел на одного, на другого и вдруг сообразил:

— Значит, нашли?

Капитан кивнул:

— Нашли. Только пока это, Сергей, между нами.

— Конечно! А где нашли?

— Целая история. Отец Касьянова сам к нам принес. Не хочет, чтоб сынок в колонию попал. А сынок уже с Гавриловым оказался связан.

— А что за Касьянов?

— Ну, этот… Киса.

— Непонятно, — удивился Сережа. — Когда Киса успел нож схватить?

— А он и не хватал… — вмешался лейтенант. Георгий Матвеевич остановил его взглядом.

— Не все сразу… Спасибо, Сергей. Тебе ведь на урок надо?

Сережа сразу пригорюнился.

— Что? Не хочется? — спросил капитан. — Уроки — вещь необходимая.

— Да не в уроке дело… Сейчас войду в класс с этой коробкой, и все опять на меня уставятся. Шуточки начнутся: «Ура, герой пожаловал…»

— А, вот в чем дело. Ну ладно, возьму грех на себя. Сорок минут у нас есть. Может, нам в кафе «Пингвин» заглянуть? Там пломбир с земляникой, у меня к нему давняя слабость. Ты на это как смотришь?

Сережа смотрел положительно и не сумел это скрыть.

— Вот и хорошо, — сказал капитан, — А лейтенант Ковалевский не пойдет в кафе «Пингвин». Лейтенанту Ковалевскому на дежурство пора. Грустно бедному, а делать нечего —

служба.

Кафе было недалеко, за углом, и Сережа не хотел было одеваться.

— Простынешь, герой, — забеспокоился Георгий Матвеевич.

— Что вы! Я закаленный. А если одеваться да раздеваться, можно не успеть.

— Успеем. Учитывая сложности момента, я использую служебное положение и пролезу без очереди.

Но лезть без очереди не пришлось, в кафе было пусто. Георгий Матвеевич взял два пломбира и скомандовал:

— Налегай.

Сережа налег.

Когда он почти доел свою порцию, Георгий Матвеевич спросил:

— А тот маленький парнишка, Стасик… Он товарищ твой?

Сережа смутился.

— Ну… наверно. Раз уж так получается. Понимаете, он все время в разные истории влипает, а мне приходится его вытаскивать.

— Плохо. Я ведь сначала думал, что он так,

случайный попутчик.

— А что случилось? — встревожился Сережа.

— Что случилось… Не должен был я тебе это говорить, да все равно узнаешь. Касьянов, чтобы оправдаться, всем приятелям про это уже раззвонил. Да и на суде скажут… В общем, Стасик этот маленький, глупый… Когда нож упал рядом с ним, он его в сапожок сунул. А утром Кисе его унес. Вот какое дело.

— Зачем? — ошеломленно спросил Сережа.

— Кто же его знает? Может быть, сначала себе взять хотел — вещь красивая, блестящая, — а потом испугался. А может быть, с Кисой подружиться пожелал. Не понять. Его ведь не допросишь как следует. Чуть чего — и в слезы.

Сережа молчал целую минуту. Потом стиснул кулаки и тихо сказал:

— Если бы я знал, что он такой…

— А что бы ты сделал? — перебил Георгий

Матвеевич, — Какой бы он ни был, он еще клоп. Я вот чего боюсь: как бы не стали к нему лезть с разными дразнилками, если про эту историю к школе узнают. Потому тебе и сказал заранее. Уяснил?

Сережа машинально кивнул.

Мороженое было безвкусным и скрипучим, как замешанный на воде песок.

То что произошло потом, Сережа вспоминал со стыдом и омерзением.

В школе он пошел искать Стасика. Сначала Сережа не испытывал ничего, кроме жгучей обиды. Он хотел только сказать Стаське: «Я же из-за тебя, может, жизнью рисковал, а ты…