Мальчик со шпагой.Звездный час Сережи Каховского (журнальная версия) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 32

Сережа не заметил насмешки. Он с досадой сказал:

— Дело даже не в нем, а во мне.

— Вот как? — жестковато спросил отец. — Ты уверен? А может быть, все-таки в нем? Ты сейчас терзаешься: «Ах, какой я неблагородный…» А может быть, лучше подумать, как Стаську избавить от страха?

«А ведь правда! Я из-за себя только и мучаюсь», — понял Сережа. И вдруг ему ясно увиделось, что стоит он среди высокой травы, а пятеро всадников, которые были рядом, поворачивают коней и медленно уезжают с поляны.

«Нет, не надо!» — крикнул им Сережа и зажмурился.

— Что с тобой? — спросил отец.

— Папа! Я к Наташке сбегаю. Мне обязательно…

— Да ты разденься, поешь сперва.

— Нет, я быстро!

Однако он тут же сообразил, что ни Наташи, ни Стаськи еще нет дома. Они появятся не раньше чем через час, когда закончатся четыре урока. Пришлось раздеться, разогреть обед, поесть, а потом еще сидеть и ждать, когда часы покажут половину шестого. Наконец время подошло, и он побежал к Наташе.

Сережа и сам точно не знал, зачем стремился туда. Но казалось, что, если он встретит Стасика и увидит, что Стасик спокоен и глаза у него сухие, будет легче.

Но Стасик не был спокоен. Об этом сказала Наташа, которая попалась навстречу.

— Ты к нам? Вот хорошо! А то я одна. Грачев опять Стаську пилит. Опять: «Я с пятнадцати лет работаю и тебя человеком сделаю»… А кто его заставлял с таких лет работать? Сам восьмой класс не кончил, с жуликами связался, чуть под суд не попал, а потом с перепугу на завод учеником устроился. А в школу так и не захотел пойти. Мне папа говорил, он его, оказывается, с детства знает.

— Ты куда? — спросил Сережа.

— За молоком. Возьми ключ, я сейчас вернусь.

Сережа отпер дверь и остановился в коридоре. Здесь был слышен недобрый голос Грачева:

— Ну-ка, подойди сюда. Кому я говорю? Подойди, говорю. Если нужно будет, все равно никуда не денешься. Это что у тебя в дневнике?

— Папа…

— Что «папа»? Я сколько раз говорил: веди дневник аккуратно! Сколько? За последнюю неделю только раз десять!

«Десять!» — машинально повторилось в голове у Сережи. И это было «как толчок. «Девять, восемь, семь, шесть…»

— Не верти носом, смотри прямо. И отвечай.

— Папочка…

Сережа смотрел на дверь. Сдерживать себя он не собирался. Он просто сжимал в себе ненависть, как пружину.

«Четыре, три, два…»

— Ты мне ответишь? Будет это еще продолжаться или нет?

— Нет. Не будет. То есть буду… Не буду. Папа!

…«Один, ноль!»

Он рванул дверь.

И оказался на пороге комнаты, в которой не был с тех пор, как уехал в лагерь.

Сначала он увидел не Стасика и не старшего Грачева. Он увидел Стаськину мать. Впервые.

Сережа почему-то представлял ее бледной и вечно испуганной. А это была краснощекая тетя с папильотками на крашеных волосах. Она сидела в кресле и бойко орудовала вязальными спицами. Лицо у нее было такое, словно ничего на свете ее не касалось.

Стасик, в майке и стареньких тренировочных брюках, стоял в углу между шкафом и телевизором. Он прижимался к стенке и неловко растопыривал острые локти.

Папаша сидел у стола с дневником в руке.

Все трое обернулись к Сереже. У Стасика широко распахнулись глаза. У матери приоткрылся рот. Старший Грачев недовольно сказал:

— Стучать надо.

— Не всегда, — сказал Сережа.

— Что?

— Не всегда надо стучать, — повторил Сережа, глядя в бледные глаза Грачева. — Иногда входят без стука. Я вот что хочу сказать: если еще раз… хоть пальцем… тронете Стаську… — От волнения и злости он стал сбиваться.

— То что будет? — со спокойной насмешкой спросил Грачев.

Сережа не знал, что будет. Но он сжал пальцы и отчетливо произнес:

— На хорошую жизнь тогда больше не надейтесь.

Грачев развернулся в сторону Сережи вместе со стулом и медленно проговорил:

— Молодой человек, притвори-ка дверь. С той стороны. Люблю героев, но только за порогом своей квартиры!

— Раньше это была моя квартира! — громко, почти с криком ответил Сережа. — Если бы я знал, кто здесь будет жить… я бы… отравой все стены пропитал. Стаську только жалко.

Грачев поднялся и пошел к Сереже. Тот следил без страха, даже с любопытством: что он может сделать?

Грачев сделал очень простую вещь: ухватил Сережу за плечо и выставил в коридор. Пальцы у него были крепкие, как железо.

Шепотом, в спину Сереже Грачев сказал:

— Гуляй, сосунок. Если еще раз сунешься!.. — И он добавил такую мерзость, что Сережа машинально развернулся. Но дверь уже захлопнулась. Несколько секунд Сережа смотрел на нее, борясь с могучим желанием трахнуть ботинком. Он кипел от бешенства. Но колотить ногами в дверь глупо. Это от бессилия только.

А где сила?

«А что, нет на тебя силы? Подожди, ты еще узнаешь!» — подумал Сережа. Хлопнул наружной дверью и выскочил на улицу.

Только бы застать на работе Георгия Матвеевича! Он-то скажет, что делать! Должна же быть управа на этого типа!

До отделения милиции Сережа не дошел. В квартале от него он столкнулся с лейтенантом Сережей Ковалевским. Вернее, врезался в него.

— Ну и скорость у вас, дорогой капитан, — сказал лейтенант, держась за ушибленный живот. — В какую новую битву стремитесь?

— К вам стремлюсь.

— А что случилось? — тут же насторожился Ковалевский.

— Да случилось… У Стаськи.

И он рассказал. Сбивчиво и сердито, но в общем-то понятно. По крайней мере, Ковалевский сказал:

— Понятненько.

— Ну что делать?

— Есть два варианта, — как бы размышляя вслух, ответил Ковалевский. — Первый вариант — пойти посоветоваться с начальством. Второй — для начала посмотреть хотя бы, что это за фигура Грачев. Первый — разумнее, второй — оперативнее.

— А разве вы сами не начальство? — опросил Сережа.

— Ну, в какой-то степени… Ладно, идем.

Когда они поднялись по лестнице, увидели

Наташу. Она топталась перед закрытой дверью.

— Стучу, стучу, никто не открывает. Грачев спросил, услышал, что я, и замолк. Ты куда исчез?

— По делам службы, — ответил за Сережу Ковалевский.

Наташа взглянула на него со сдержанным любопытством.

Сережа торопливо отпер дверь.

В коридоре Ковалевский спросил:

— Где его комната? Эта? — И он постучал согнутым пальцем.

— В чем дело? — донесся голос Грачева.

Лейтенант осторожно открыл дверь и встал на пороге.

— Гражданин Грачев?

Из-за спины Кавалевского Сереже видно было, как Грачев изменился в лице. Но ответил с вызовом:

— У меня дома все в порядке. Почему вы ко мне вторгаетесь?

Лейтенант сделал шаг назад.

— А вы, гражданин Грачев, пройдите в коридор, чтобы не было речи о вторжении, здесь и побеседуем.

Стаськин отец нехотя вышел. Бросил нелюбезный взгляд на Сережу и Наташу.

Ковалевский очень сдержанно сказал:

— Есть сведения, что вы плохо относитесь к сыну. Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли? Настолько плохо, что это серьезно вредит ему. Возможно, из-за этого он чуть-чуть не помог преступнику.

— Вы что, воспитывать меня пришли? — спросил Грачев. Он, видимо, успокоился.

— Нет, не воспитывать, — сказал Ковалевский. — Я совершенно уверен, что это бесполезно. Я пришел предупредить. Сейчас я исполняю обязанности участкового уполномоченного. Если мне поступит письменное заявление, что сын опять пострадал от вас, а кроме того, найдутся люди, которые подтвердят, что такие случаи бывали и раньше (а они, видимо, найдутся), я напишу рапорт о возбуждении уголовного дела. Надеюсь, вы меня поняли. До свидания.

Сережа и Наташа проводили Ковалевского до угла. Было уже совсем темно, и стало еще холоднее, чем днем. Сережа дышал на руки.

— Ну, сейчас Грачев поутихнет, — уверенно сказала Наташа. — Перепугался. Он ведь трус.

Ковалевский покачал головой.

— Эх, ребятки… Если бы все так просто было!.. Едва ли одним разговором здесь исправишь дело. Нам с такими Грачевыми еще возиться и возиться. И воевать.