В глубине Великого Кристалла-2 - Крапивин Владислав Петрович. Страница 72

- Ну чего ты сочиняешь, что нету?! Сама говорила вчера, что пенсию получила, а теперь - нету!

Кира Сергеевна отвечала что-то негромко и наставительно. Фаддейка плаксиво взвизгнул:

- И ничего не дурь! Не понимаешь, а говоришь! Раз я говорю, значит, мне ее надо!

Кира Сергеевна опять сказала что-то ровно и непреклонно. Фаддейка, перебивая себя всхлипами, заголосил:

- Ну какая еще рубашка! У меня их куча, я их все равно не ношу-у... Ну чего ты вы-ду-мы-ваешь!..

Юле стало неловко за Фаддейку и жаль его, и встревожилась она. И подумала, что лучше бы не соваться в чужие семейные дела. Но не выдержала, шагнула в кухню. Увидела мельком зареванное веснушчатое лицо и стесненно сказала:

- Здрасьте, Кира Сергеевна... Фаддей, ты это что?

Он дернулся, отвернулся к окну и, растопырив острые локти, начал мазать ладонями по щекам.

Кира Сергеевна, не повышая голоса, объяснила:

- Новая блажь засела в голове. Увидел вчера в "Детском мире" губную гармошку, гэдээровскую. И вот: "Тетя Кира, купи!" А зачем?

Фаддейка дернул спиной:

- "Зачем, зачем"! Сама, что ли, не знаешь, для чего гармошки делаются?

- Ты погруби мне еще...

Фаддейка опять шумно всхлипнул. Юля посмотрела на его спину с невольным сочувствием. Кира Сергеевна это сочувствие тут же заметила.

- Юленька, да вы не подумайте, что мне жаль, если для дела. Но он же подует в нее полчаса и забросит или отдаст кому-нибудь... У него же ни капли музыкальных данных.

- Ох уж, "ни капли"! - вредным голосом сказал Фаддейка и длинно засопел.

- Ни единой капельки, - решительно повторила Кира Сергеевна. - Юля, вы не слышали еще, как он песни поет? В соседних дворах куры дохнут!

- Тебе чужие куры дороже, чем родной племянник! - с отчаянием произнес Фаддейка и тихонько завыл. Видимо, его самого потрясла такая мысль.

Но Кира Сергеевна не дрогнула.

- Не куры и не племянник, а семь рублей. Они на дороге не валяются.

- Ну чего ты, "семь рублей" да "семь рублей"! Мама приедет и отдаст!

- Мне отдаст, а тебе задаст. Чтобы не выдумывал. Она сама от твоих песен мигренью страдала.

- Это потому, что у меня голоса нет. А играть я научусь...

- При чем тут голос, у тебя слуха нет!.. Юля, ну как ему объяснить?

- Ох, не знаю, - жалобно сказала Юля. - Фаддейка...

Он обернулся, зыркнул на нее мокрыми глазами и выскочил из кухни.

- Ничего. Развеет дурь и придет, - пообещала Кира Сергеевна. Без особой, впрочем, уверенности.

Позавтракали в неловком молчании. Юля чувствовала себя невольной изменницей перед Фаддейкой, хотя вроде бы причины не было. Наконец она с облегчением ушла из-за стола и отыскала Фаддейку во дворе за поленницей. Он сидел на бревнышке, все еще тихонько всхлипывал и сердито отдирал от колена корочки старых ссадин. Юлины шаги он услышал, но не обернулся, только настороженно шевельнул оттопыренным ухом.

Юля сказала его кудлатому затылку:

- Чего уж так расстраиваться... Ну хочешь, подарю я тебе эту гармошку?

Фаддейка подскочил, повернул злое измазанное лицо:

- Еще что! Не вмешивайся в это дело!

Он опять сел спиной. Юля постояла рядом и сказала:

- Ну и пожалуйста...

В библиотеку Юля пришла с нехорошим осадком на душе и работала вяло. Перед обедом дала себе слово не ходить сегодня на почту, а в перерыв, конечно, пошла. Привычно упала духом, узнав, что письма нет, лениво пообедала в "Радуге" и снова села разбирать бесконечный каталог.

В четыре часа с улицы донеслись протяжные звуки, будто на разные голоса сигналил десяток автомобилей. Нина Федосьевна, которая больше всего ценила тишину и порядок, судорожно дернулась к окну. Потом взялась за виски и скорбно сообщила, что "на нас движется Фаддей Сеткин с духовым инструментом".

Фаддейка возник на пороге, и гармошка в его пальцах сияла хромированными боками. Сам он тоже сдержанно сиял, только в глубине глаз угадывалось смущение.

- Выпросил все-таки, - укоризненно сказала Юля.

- Ага. - Фаддейка улыбнулся еще лучезарнее. - Только при одном твердом условии: во дворе и дома не играть. Тетя Кира сказала: "Иди на берег и там репетируй сколько хочешь". - Он задумчиво потянул гармошку к губам.

- Я вполне разделяю точку зрения тети Киры, - поспешно сообщила Нина Федосьевна. - Юленька, вы сегодня провернули такую гору всего! Забирайте музыканта и идите отдыхать.

- И это будет отдых? - Юля выразительно посмотрела на Фаддейку.

Он аккуратно вытер гармошку подолом майки и сунул ее за ремешок. Дурашливо вытянул руки по швам.

- Пошли, Святослав Рихтер, - сказала Юля. - До свидания, Нина Федосьевна. Я уведу его подальше...

Они зашагали по берегу к лестнице, и Фаддейка ворчливо проговорил:

- Между прочим, Рихтер играет на рояле, а не на гармошке.

- Между прочим, я это знаю... Ну, научился чему-нибудь?

Фаддейка уклончиво сказал:

- Не всё сразу. Думаешь, это легко?

- По-моему, это ты думал, что легко, - поддела Юля.

- Не... Просто мне очень надо.

- А по-моему, это дурь...

- Не знаешь, так не говори, - огрызнулся он.

Юля примирительно сказала:

- Ну ладно, тебе виднее... Только знаешь что?

- Что? - буркнул он.

- Не обидишься, если скажу?

- Откуда я знаю заранее? Говори уж...

- Все-таки это было ужасно, - со вздохом призналась Юля. - Сегодня утром, когда ты ревел. Даже стыдно смотреть...

- Не смотрела бы, - огрызнулся Фаддейка. Но, кажется, без обиды, а так, для порядка.

И Юля попросила:

- Пожалуйста, не делай так больше, ладно? А то ты на себя становишься не похожий. Будто не Фаддейка, а... не знаю кто.

Он ответил очень неожиданным тоном. На ходу взял Юлю за руку, заглянул в лицо, сказал печально:

- А если нет никакого выхода... Если очень надо, а ничем больше не добьешься, только слезами?

Юля хотела ответить насмешливо, но смутилась. Потемневшие были у Фаддейки глаза, без искорки.

- Неужели уж так тебе "очень надо" было эту гармошку? - неловко сказала она.

- Ты же не знаешь... Мне ведь не просто играть на ней надо, а одну песню выучить. Чтобы запомнить.

- Что за песня?

Он глубоко вздохнул, и при этом вздохе гармошка вывалилась из-за пояска. Фаддейка опять сердито вытер ее о майку.