Жили-были. Русские инородные сказки – 7 - Кац Михаил Борисович. Страница 72

– И что же мне следует? – Шэн Хао осторожно, словно впервые касаясь, взял нож из рук шифу.

– Оставайся у меня. Делай что хочешь, может, приглядитесь друг к другу.

Даос пошел вниз к храмам, как всегда, легкой, чуть пританцовывающей походкой.

Юноша присел на пороге. Сквозь листву проглянуло солнце, впервые за несколько недель, заиграло нa тонком лезвии. Шэн Хао невольно залюбовался его совершенством, словно не имел к этому никакого отношения. И вдруг его настиг поток искрящейся радости, словно встретился с закадычным другом тегэмэр, таким, о каком всегда мечтал, но так и не смог обрести за недолгие шестнадцать лет. Нож откликнулся теми же чувствами, но глубже, мудрее. Связь возникла, стала крепнуть. Они взахлеб, на равных делились друг с другом и принимали отданное. Многомудрый нож, истосковавшийся за века по брату, преданному и открытому, впервые готовый не покоряться и не главенствовать, а быть рядом, пел в руках юноши. Он и не заметил, как вошел в комнату и стал резать твердую, гладкую от времени столешницу железного дерева тему, покрывая ее замысловатыми узорами, знакомыми и неизвестными стихами, бабушкиными сказками. О! Шэн Хао понял наконец, по какой дороге должен был пойти пастушок Ляо, – он должен пасти не барашков, а себя: очищать и совершенствовать сердце, волю и дух, обострять и возвышать пять чувств – и тогда все на свете стада стали бы его стадами.

Даос Персиковое Дерево уже час стоял на пороге кельи с миской вареной чумизы в руках – столешница расцветала все новыми и новыми картинами – отголосками разговора двоих, не замечавших его, да и ничего вокруг. Даос улыбался.

Нож больше не принадлежал ему.

Катерина Янковская

Другие герои

– Что ты имеешь в виду? – Кронос раздраженно осмотрел себя в зеркале, задрав майку, пощипал бока. – У меня появился лишний вес? Да?

Устало вздохнув, Рея отвернулась.

– Нет, я что, потолстел? А может, у меня появилась лысина? Или запах изо рта? – Он озабоченно подул в ладонь и требовательно взглянул на жену. – Нет запаха?

– У тебя нет запаха, – в сотый раз терпеливо произнесла Рея.

– А лысина?

– И лысины.

– Тогда что ты имела в виду? Зачем «изменить рацион питания»? У меня сбалансированное питание. Мне нужны витамины. И минералы. Особенно минералы. Давай сюда, что там у тебя сегодня.

Сыто рыгнув, он откинулся на спинку и похлопал ладонью по животу.

– Скажи, – не поднимая глаз, прошептала Рея, – а тебя никогда ничто не мучает? Ни капельки? Твое сердце спокойно?

– Честно? – У Крона внезапно дрогнул голос.

– Честно.

– Вот сейчас мучает. Тяжесть в желудке. Как будто камень проглотил. Но, – торопливо добавил он, – это от сухомятки. Да, от сухомятки.

Рея мрачно возвела очи горе.

– Дорогая, – игриво обхватив жену за талию, Крон явно подлизывался, – любимая, милая моя. Солнышко лесное. Зайка моя. Я твой тазик.

– Отстань.

– Ну кошечка, у нас осталось одно дельце.

– Дельце?!

– Ну да. – Крон обиженно посопел. – Пора подумать о детях.

– Опять?

– Ну да. Ты же сама говорила – думать надо о детях. Вот я о них и думаю. Сейчас. – И, довольный собой, Крон ласково подтолкнул жену в сторону спальни.

– Ску-у-шна! – Ахиллес зевнул, шлепнул ладонью муху. – Ску-у-у… – Он внезапно осекся. Над ухом что-то зазвенело, закашляло, и заунывный голос с интонацией нищего затянул:

– Грозный, который ахеянам тысячи бе-едствий соде-елал… ммм, наде-елал…

Вздрогнув, герой повернулся, оказавшись нос к носу с богиней.

– Эээ… Ты это… Чего?

– Воспеваю. – Богиня нахмурилась.

– Что воспеваешь?

– Как что? Гнев воспеваю. – Певица недовольно пошарила за поясом, вытащила свиток, сверилась. – Ахиллеса. Пелеева сына. Ты – Ахиллес? Пелеев сын? Все верно.

– Кто ж так воспевает? – Ахиллес почесал ухо.

– А как? Как надо? – Разозлившись, богиня ударила по струнам и взвыла: – Щемись, кто может, он – пиздец как озверел!!

– Стой!!! – Герой заткнул уши. – Стой!! Слушай, а это обязательно воспевать?

– А что мне воспевать? Как ты тут мух бьешь?

– Ну, пошарь по Элладе, подвиги там поищи.

– Где там подвиги… – Богиня откровенно загрустила. – Вся Эллада как треть подмосковного городишки. А людям легенды нужны. Эпосы. Вот и выкручивайся как хочешь. Ребенка плохо помыли – вот тебе легенда об уязвимости. Мордоворот в гостях нашумел, бабу с утра разбудил – вот тебе миф о победе героя над Танатосом. Вас вот сюда пригнали – думали, информационный повод будет. А вы тут сидите, полвойска в тоске, полвойска с запором, и у вождя понос. О чем петь-то? Хорошо, хоть бабу не поделили, хоть какая-то движуха.

– Не надо про бабу. – Герой поморщился.

– Не буду, – удивительно легко согласилась богиня. – Ты мне даешь тему, я не пою про бабу. Идет?

– Тему… – Ахиллес встал, потянулся и задумчиво окинул взором стены Иллиона. – Тему тебе… Будет тебе тема!

– Вот и ладушки, – обрадовалась богиня. – Вы тут пока сообразите, а я на обед схожу. Чтоб к возвращению – трупов пятнадцать—двадцать. Не меньше. Масштаб нужен.

– Ты только… это, – герой помялся, – заскочи к тому, прослабленному. Не в службу, а в дружбу. Пусть бабу вернет. Ему она сейчас все равно без надобности.

– Не могу поверить… – Гера перешла на трагический шепот. Зевс инстинктивно подобрался: за трагическим шепотом, как правило, следовал ультразвуковой удар.

– Гром и молния! – Он превентивно нахмурился, вдали громыхнуло. – Это не то, что ты думаешь.

– Конечно не то. – Гера улыбнулась, что было еще хуже. – ТО было на прошлой неделе. А до ТОГО еще пару дней назад. Козел!

– Ме-е… Ми-илая, – Зевс быстро вернул себе человеческий, вернее, божественный облик, – не кричи. Мы же одна семья. Драгоценная моя…

– И большая семья. – Гера с досадой сорвала с себя внезапно возникшие на шее аметисты. – Уже каждый мордоворот зовет себя сыном Зевса. Ни больше ни меньше. Кобель похотливый.

Глядя, как из лохматого кобеля вновь продирается Громовержец, Ио мечтала провалиться сквозь землю, стать невидимой или оказаться за сотню лиг от места семейной драмы. К сожалению, ее желание, в отличие от божественного, творить не могло.

– Ты не права. – Зевс яростно почесался. – У меня просто проснулись отеческие чувства к этой маленькой девочке. Ну посадил малышку на колени, погладил по головке, поцеловал… в щечку. Да, в щечку.

– Ой, – сказала Ио, становясь маленькой девочкой.

– Маленькая девочка?! – Гера взвизгнула. – Эта кривоногая шалава?!

– Блядь! – сказала Ио, глядя, как ее стройные ножки разъезжаются, обретая некую дугообразность.

– У тебя паранойя! – Зевс тоже перешел на крик. – Ты мне уже дышать не даешь со своей слежкой! Мне нельзя смотреть на женщин, мне нельзя смотреть на мужчин, мне нельзя ходить с друзьями в баню, – всегда выходят скандалы! Ты, первая красавица ойкумены! К кому ты ревнуешь меня?! К этой корове?!

Ио опять взглянула на свои ноги и в ужасе замычала.

– И что теперь с этим делать? – Успокоившаяся Гера рассматривала белоснежное животное.

– Нууу… Не знаю. – Зевс задумался. – Дорогая, ты умеешь доить?

– А ты мечтал быть мужем доярки? – Гера выставила под нос мужу золотой маникюр. – Фермером, чистящим навоз? И много навоза…

– Бррр… – Зевс содрогнулся и посмотрел на бывшую любовницу, лениво жующую одуванчик. – Думаю, нужно отдать ее в добрые руки.

– Да, за ней теперь – глаз да глаз, – улыбнулась Гера. – Глаз да глаз….

Мир в семье был восстановлен.

– Тысячу раз тебе говорил, не ройся в моих вещах, – Эпиметей отшвырнул ногой ворох одежды, – или хотя бы клади все на место.