Костры ночных Карпат - Близнюк Семен. Страница 5

Они переглянулись и засмеялись. Микульцу все больше импонировал сдержанный хозяин. Прекрасно ведь знает, с кем имеет дело, демонстрацию, которую в тридцать шестом году организовали коммунисты, тоже, пожалуй, помнит, и его, Микульца, с флагом, и митинг на перекрёстке, когда он, Микулец, ловко осадил фирмана, обещавшего лесорубам золотые горы. Л молчит, выжидает…

— Подбираю смелых людей, Микола. Для большого дела. Опасного дела. — И Микулец начал объяснять.

По мере того, как он говорил, красивое тонкое лицо Рущака покрывалось пятнами, глаза его влажно заблестели. Он встал, отвернулся к окну. Микулец сделал паузу. Рущак повернулся, губы его дрожали от волнения:

— Петро, дорогой! Ты не понимаешь, как я ждал этой встречи. Думал, ты предложишь что-нибудь обычное — скажем, насчёт листовок. А такое дело! Да ведь я мечтал, понимаешь, мечтал. Да и Юрко, Иван…

И Рущак поведал об их «солдатской тройке». Сказал, что «кашевара» надо переправить в Советский Союз, иначе тут чахотка одолеет. Что ищут они связь…

— Выходит, нашли мы друг друга не случайно, — заметил Микулец. — Надо теперь думать насчёт группы. Но должен заметить: наша работа тайная, требует полнейшей конспирации, а ты слишком «светишься». Я вот сразу услыхал, что Рущак зачастил в Хуст. А если сопоставить твои хустские поездки с появлением листовок — понимаешь?

— Ты меня недооцениваешь, — усмехнулся Рущак. — И я, дружок, не тупым топором тёсан. У меня в Хусте — девушка. Серьёзно. Не веришь? А если скажу, что женюсь на днях, — поверишь? Пока гулял, сватался — и дело с Гичкой делали…

— Молодец, — обрадовался Пётр, — положил на лопатки. А знаешь, это здорово, что ты свадьбу надумал гулять… Что за девушка?

— Сирота, зовут Христиной. Взял её к себе богатый дядюшка. Он приехал с женой из Америки и напротив станции купил особняк. Хозяева бездетные, старые — вот племянница для них и за служанку.

— А особняк большой? — задумчиво спросил Микулец, вынимая из пачки новую сигарету.

— Ничего, порядочный. Под железом. Ты это к чему?

— Да так, — неопределённо ответил Микулец. — Послушай, а на свадьбе много будет из твоих друзей?

— Понимаю, — ответил Микола. — Свадьбу сыграем скромную — откуда взять деньги? Но там ты увидишься с Иваном Канюком. Подходящий момент познакомиться.

Стилизованный особняк — с башенками, витражными верандами в Хусте, на улице Сечени, действительно принадлежал довольно состоятельным мещанам. В хозяйстве нужны были здоровые руки. И старики невольно согласились принять в свой дом и мужа служанки. Конечно, они даже не подозревали, что этот простой с виду молодой человек, который день-деньской возится во дворе, будет связан с советской разведкой,, и что комнатка флигеля, отведённая для молодожёнов, станет явочной квартирой разведывательной группы…

Как договорились, на свадьбе Микулец присмотрелся к другу Рущака — Ивану Канюку. А через день с ним встретился на его квартире — у Юрия Сюча. Выслушав Микульца, Канюк нетерпеливо зашагал из угла в угол:

— Видим же здесь все: готовятся, гады, вместе с немцами напасть на Россию. Для этого и нужно было им захватить Закарпатье. Одними листовками, действительно, не очень поможешь!…

Поздно вечером Микулец вышел из дома на улице Млинной, где проживал Сюч, запетлял переулками. Постучался к Рущаку во флигель. Поделился своими впечатлениями:

— Что ж, парень подходящий. Правда, горяч больно, ненависти у него к фашистам хватит на двоих. Зато цепкий и сообразительный. Займись им активнее. К вообще, учти — руководить группой непосредственно на месте придётся тебе: я буду приходить к вам из-за перевала только в крайних случаях. С первыми разведданными отправишься через границу сам: надо увидеться с майором, получить инструкции…

ЯВОР И ДРУГИЕ

Место действия — село Колочава. ВремяЇутро 6 декабря 1939 года.

Тёмно-зелёные ели врезаются в белоснежные склоны. Густо поскрипывает снег под ногами редких прохожих. Снизу, из долины, тяжело вздыхая на подъёме, ползёт видавший виды грузовик.

У мостика через Тереблю из кузова, заставленного ящиками, легко соскочил молодой человек — в мохнатом серяке [7] и коротких мягких сапогах. Запрыгал, согреваясь. Из кабины вылез другой пассажир. Коричневое ворсистое пальто и такая же шляпа в придачу к жёлтым крагам выдавали в нём столичного чиновника либо коммерсанта. Прижимая портфель, он участливо спросил своего попутчика:

— Что, замёрз, Микола?

— Как сосулька! Хоть на ёлку цепляй…

Из-за угла внезапно показался жандармский патруль. Впереди вышагивал тонконогий усач.

Прищурился на двух пассажиров: густобровые, смуглые, они чем-то очень похожи друг на друга. Хотя этот, с портфелем, повыше и уже в плечах, да и лицо не такое скуластое, как у его спутника…

— Ваши документы!

Человек в пальто с готовностью полез в карман и протянул личное удостоверение:

— Канюк Иван…— то есть, прошу прощения — Янош, Канюк Янош… А это…— он небрежно кивнул в сторону спутника, — это мой секретарь, Рущак Миклош — из посёлка Буштины.

Потом, назвав фамилию Миколиного хозяина-тестя, начал объяснять, что действует от имени старого «американтоша», решившего пустить капиталы на торговлю лесом…

Тистгеетэш [8] внимательно посмотрел документы. Возвращая, заметил:

— И праздновать некогда?

В тот день римо-католики отмечали праздник святого Николая, а официально — именины Хорти.

— Заказчики торопят, — Канюк развёл руками. — Приходится и в праздники не забывать о деле.

— А в портфеле все есть для закупок? — подмигнул жандарм.

— Иначе нельзя, — с готовностью поддакнул Канюк, извлекая плоскую бутылку сливовицы.

Знакомство с жандармами закончилось только под вечер — в буфете. Прислуживала им Анночка, которая тоже работала в подполье. Канюк тайком поговорил с ней и о своём задании:

— Товарища надо перевести на ту сторону. Кто бы мог помочь?

Анночка, казалось, знала все. Прищурив глаз, ответила:

— Кто, как не лесник Василь Яцко? Человек отчаянный, бесстрашный. Да и опытный. На него можно положиться.

— Где его найти?

— В Синевирской Поляне.

…Утром тистгеетэш вспомнил, как отмечали именины регента, и, облизав сухие губы, крикнул в сени:

— Пишта!

Хмель постепенно испарился из его головы, и фельдфебель стал соображать, что же всё-таки вчера его озадачило. Какие-то странные были эти двое. Да, да, у коммерсанта слишком толстые, узловатые пальцы. Как у лесоруба. Впрочем, все они тут кормятся лесом… Да, но почему же второй — его работник, а держался так независимо? Чем-то они похожи друг на друга. Чем? Пожалуй, глазами: дерзкие, любопытные… Ничего не боятся.

Тистгеетэш, лёжа на топчане, приподнимает голову и зовёт погромче:

— Пишта, свинская ты рожа!

Заспанный жандарм застёгивает мундир и нехотя входит к нему:

— Слушаюсь!

— Где те… свинские рожи? — других слов фельдфебель теперь не подберёт. — Ну, те, которые вчера нас спаивали… Помнишь?

— Они уехали. Так что сливовица приказала плакать, тистгеетэшур.

— Дурак! Оба уехали?

— Так точно, лично проводил…

В то же утро Канюк с Рущаком наняли в Колочаве санную упряжку. Дорога была чудной — отдаваясь эхом в тихом заснеженном бору, радостно заливались на конях колокольчики. К обеду разведчики уже остановились у ворот Яцко.

Хозяин не спрашивал удостоверений — попросил зайти в хату. Но за разговором посматривал в глаза изучающе. Казалось, он думает о чём-то своём — и, сообразив что-то, вышел в сени, оттуда — во двор. Там отцепил собаку, пробурчал: «Погуляй, Чуря, погуляй…»

Канюк заметил, что Яцко чего-то опасается. По хозяин, войдя в дом, объяснил им сам:

— Решил спустить с привязи собаку, чтобы нам не мешали…

Разговор, однако, не выходил за рамки лесозаготовок. Канюк достал бумаги. Сделав фиктивный договор, направились погостить и к старосте. Тот заверил бумаги печатью. С тем возвратились к леснику.