Костры ночных Карпат - Близнюк Семен. Страница 7

Группа успешно расширяла свою деятельность, особенно на важных транспортных магистралях. В начале осени 1940 года Явор отправлял данные из Ужгорода, Хуста, Мараморош-Сигета. Его люди раздобыли сведения о всех воинских частях, осевших в Мукачеве, оживлённом городе на перекрёстке закарпатских шоссейных магистралей, получили даже адреса командиров частей гарнизона, схему железнодорожной станции, фотоснимки казарм.

Микулец появлялся в родных местах нежданно и так же внезапно куда-то исчезал, редко встречаясь даже с Рущаком. В этом не было теперь необходимости: «почта» действовала чётко, регулярно.

Но однажды ночью Пётр всё же постучался.

— Есть данные, что за долиной Тисы контрразведка усилила слежку, — сообщил Микулец. — Полевые жандармы повсюду, на каждом шагу.

Только спустя много лет будет опубликовано распоряжение министра внутренних дел Венгрии и станет известно, что так встревожило хортистов в долине реки Тисы. Его текст гласил:

«Из надёжного источника я узнал о том, что на Подкарпатье распространяют сигареты, в гильзах которых можно найти листовки, написанные на украинском языке и еврейском жаргоне. Одну такую гильзу и две листовки, находившиеся в ней, имею честь Вашему высокоблагородию в конверте переслать. Содержание украинской листовки приблизительно такое:

«Жители Подкарпатья! Будьте готовы, скоро настанет то время, когда слово радости будет звенеть в горах… Да здравствует Красная Армия!..

Революционный комитет Карпатской Украины»…

С уважением прошу Ваше высокоблагородие принять соответствующие меры к прекращению распространения подобных сигарет, выявлению лиц, которые их распространяют, чтобы их настигло заслуженное наказание.

Одновременно прошу Ваше высокоблагородие по возмощности быстрее информировать меня о результатах изложенного.

Будапешт, 16 мая 1940 г.

Согласно с распоряжением председателя совета министров, министерский советник д-р Пал Балла».

Да, хустские разведчики невольно рвались в бой с ненавистными оккупантами. Хотелось не только собирать разведданные, но и бороться, мстить. Поэтому к Первомаю снова выпустили листовки.

Крутые меры контрразведки могли привести группу к быстрому провалу. И Микулец пришёл предупредить, чтобы усилить бдительность, перестроить работу по-новому:

— «Почтовые ящики» приказано закрыть, перейти на связных… В общем, Явор, надо тебе снова пойти за перевал — увидеться и поговорить.

Так в прохладную сентябрьскую ночь Рущак ещё раз оказался на погранзаставе со связным Яцко.

* * *

К железнодорожному вокзалу шагал человек, который, ссутулившись, прижимал к себе измятый портфель. До его слуха донеслись нестройные голоса. Человек остановился. Шли строем юнцы из военизированной организации «Левенте».

«Скоро начнут обучать маршированию и в детских садах», — подумал прохожий и прибавил шагу.

Вокзал был забит. На перроне толпились крестьяне, одетые в серую домотканую одежду, с пёстрыми торбами. Второй путь занимали гружённые первоклассным кругляком составы. На вагонах белели надписи: Дебрецен, Кечкемет, Секешфехервар. В глубь Венгрии хортисты вывозили все: дешёвую рабочую силу, лес, соль, скот… Безжалостно грабили оккупированный край. А в горы тянулись новые составы с солдатами, военным снаряжением. Появились строительные военные батальоны, спешно сооружались рабочие лагеря. Тишина становилась всё более напряжённой — как перед грозой. И Рущак это ощущал.

Можно было просто восхищаться находчивостью простого лесоруба. Ему не исполнилось даже тридцати, когда он возглавил группу патриотов и координировал сложнейшую работу по сбору резведданных об опасности, грозящей Советской стране…

— Рущак! — чья-то цепкая рука легла на плечо человека с портфелем. — Куда это ты?

Микола повернулся. Тот, который окликнул его, состоял на службе в «Кемельхарито осталь» — хортистской контрразведке. Рущак об атом знал. Быстро собрался с мыслями и пожал плечами:

— Что тут спрашивать— еду искать работу, в Вашарошнамень, — и показал билет. — Там много наших устроилось, вот решил и я попытать счастья. У меня уже семья, понимаете…

Если бы в это время на месте Миколы оказался профессиональный разведчик, он, пожалуй, поступил бы так же — на ходу сочинил бы подобную версию.

Рущак протиснулся в вагон, набитый до отказа бедняками-верховинцами, которых гнал голод за тридевять земель — на заработки.

Поезд тронулся. Микола развернул свежий помор газеты «Карнати гирадо» [11]. Пробежал глазами несколько заметок. И задумался. Газета сообщала о создании в помощь жандармерии «свободных отрядов»—«Сабад чопотов»… В Берегове состоялся суд над гимназистами. За нелегальное хранение оружия прокурор потребовал смертную казнь. Родители обратились к регенту, и тот «смилостивился»— дали юнцам по 10 лет каторги…

Всплыли в памяти слова майора Гусева, который говорил ему там, за перевалом: «Теперь для нас любые ваши сведения — на вес золота. Но помните, главное — это осторожность, выдержка, дисциплина. Хочется стрелять — сцепи зубы, остановись, подумай, что ты принадлежишь не только себе…»

На перроне станции Вашарошнамень маячили жандармы. Объявления на стенах вокзала грозили тем же, что и в Хусте. И Рущак отметил про себя, что, видимо, несладко хортистам и на своей земле. Зашёл в здание вокзала. Узнал, как пройти к дежурному по станции — Томашу.

Микола знал Томаша давно: тот родился в Буштине, рано примкнул к молодёжному коммунистическому движению. Рущак помнил, как Михаил Томаш однажды заявил, что мечтает уйти за границу — в Советский Союз.

Поскольку майор Гусев посоветовал расширить сеть группы чтобы собирать данные о пропускной способности железнодорожных станций, Рущак и вспомнил о земляке.

Тот искренне обрадовался встрече. Как только сдал дежурство, они зашли в буфет, заказали вина.

— Вот не ожидал! — все удивлялся Томаш.

Рущак вскользь заметил, что приехал по важному делу, и начал рассказывать: дома творится неладное, хортисты строят тюрьмы, людей истязают, лишают работы.

— Песиголовцы! — тихо бросил Томаш. — Когда этому настанет конец?..

— Ради этого я и приехал, Михаил. Нужна твоя помощь, — Рущак в упор глянул на земляка:—Товарищи из-за Карпат просили присмотреться, куда и что гонведы перевозят. Для начала попробуй достать хотя бы план станции. Понимаешь, это очень нужно! Могу я рассчитывать на тебя? Скажи…

Томаш взял бокал, посмотрел на свет. Помолчав, ответил:

— Постараюсь помочь, чем смогу.

— Сделай также подробную схему соседней с вами станции — Сатмарнемети. Понимаю — нелёгкое дело, да кроме тебя некому…

— Где и кого потом найти?

— А никого искать не надо. Тебя отыщут самого. Придёт человек, скажет: «Добрый день! Я из Синевпра. Там началась охота па оленей». Ответишь: «Приятная новость. Сообщу нашим охотникам!».

— Что же, начнём охоту, Микола, — заговорил веселее Томаш.

— Забудь про Миколу. Я для твоих записок—«Явор». А ты для меня—«Рысь».

— А «Охотник» кто? — улыбнулся Томаш.

— Есть и «Охотник», только этот за «Рысью» не охотится.

Рущак не мог ему открыть, что под псевдонимом «Охотник» курирует группу их же земляк — Пётр Микулец…

На станции Микола приобрёл билет в Будапешт. Нарочно сел в поезд, который останавливается у каждого столба. Смотрел, запоминал. Записывать он не имел права — знал об этом хорошо. Долго бродил затем по Келетпайаудвару — Восточному вокзалу Будапешта: майор Гусев интересовался и этим объектом…

А спустя несколько дней курьер Яцко доставил за Карпаты очередное донесение: «К отправке в Карпаты с Восточного вокзала Будапешта готовятся два моторизованных полка. На станции Вашарошнамень появилась Рысь. Подробные сведения сообщит податель. Явор».

* * *

Место действия — Будапешт, гостиница «Роял». Время — утро 6 декабря 1940 года.

вернуться

11

«Карпатский вестник» (венг.).