Муха и самозванный принц - Некрасов Евгений Львович. Страница 17

От неожиданности Маша ойкнула и отшатнулась. Стена, у которой она села, не посмотрев, оказалась не стеной, а скорее перегородкой или ширмой из пластиковых щитов на ножках. В щель между щитами пролезла бы спичка. Маша успела заметить, как там что-то промелькнуло; послышались торопливые шаги, и все стихло. Забавно: незнакомец испугался не меньше, чем она.

Маша припомнила то немногое, что успела заметить, когда с выпученными глазами неслась по раздевалке… На скамье у стены сидела маленькая женщина в медицинском халате, отвернувшись в угол, как обиженная, и это отложилось в памяти. Выходит, они разговаривали через перегородку: женщина с Машиной стороны, а мужчина — с другой, из мужской раздевалки. Как в шпионском кино.

Между тем щель в перегородке продолжала вещание. Теперь говорили двое мужчин:

— О-хо-хо.

— Ты что?

— Ногу натер. «Найк», «Найк», обувь чемпионов… Тьфу! В детстве я дни напролет гонял в футбол, надев китайские кеды на босу ногу, и не помню, чтобы хоть раз была мозоль.

— Ну и носил бы кеды.

— Не могу, Егорушка. Я еще недостаточно богат, чтобы одеваться, как хочу.

— Интересная теория.

— Это не теория, а практика. Амирова видел? За столом сидит в папахе и смотрит орлом, потому что у него нефть. А если я приду в кедах, партнеры усомнятся в моей платежеспособности.

Маша еще немного посидела, набираясь тепла и лениво гадая, кто из мужчин за перегородкой разговаривал с женщиной в белом халате — Натертая нога, Егорушка или кто-то третий. Выходило, что третий. Натертая нога и Егорушка, судя по всему, пришли вдвоем, а кто потащит приятеля на конспиративную встречу?

Выйдя из раздевалки, она увидела, что знакомый охранник тащит за руку вчерашнюю девочку-дауна в клетчатом пальто и больших мужских ботинках. Девочка тянулась назад и канючила, кривя слюнявый рот:

— Я толь-ко пос-мот-рю на те-те-нь-ку в бе-лой ю-боч-ке!

— Иди работай! Тебя взяли посуду мыть, а ты отдыхающих пугаешь, — ворчал охранник.

Маша обогнала эту жутковатую пару, и вдруг — бац! Еще одна неожиданность: ее замечательные красные лыжи, подарок Михалыча, прибирал к рукам какой-то тип! Он уже прислонил одну к стене и нагнулся за второй. Маша присела, делая вид, что завязывает шнурки. Спешить в таких делах не стоит, нужно дождаться, когда тип потащит лыжи к выходу, и тогда кричать. А то отопрется: «Я только посмотреть хотел!»

Тип выпрямился с лыжей в руке, и Маша узнала широкие плечи в накинутой дубленке и стриженый затылок. Михалыч. Хозяйственно поколупав ногтем какое-то незаметное повреждение, он покачал головой и поставил лыжу рядом с первой.

Можно поспорить, Михалыч догадался, что Маша сюда примчалась не в теннис играть. Он деликатный до смешного. Вот, пожалуйста: убрал из-под ног лыжи и быстро ушел, чтобы не ставить ее в неловкое положение.

ИЛИ ЧТОБЫ МАША ЕГО НЕ ВИДЕЛА?

А вдруг Михалыч и разговаривал с незнакомкой?! А потом узнал Машу и шарахнулся. Еще бы! О хорошем через стенку не договариваются…

Сказать по совести, Маша не имела никаких оснований подозревать Михалыча. Это было просто приятно.

Глава VIII ДУРАЦКАЯ ИСТОРИЯ, или В ЧЕМ БЕДА СИМПАТИЧНЫХ ДЕВЧОНОК

Завтрак начался в тихом напряжении. Мама расспрашивала Машу, какая компания в музее и какие удобства; Михалыч то подсовывал им ненужную соль, то пытался задавать вопросы, которые мама тут же перебивала своими. Лицо у него было одновременно виноватое и обиженное.

Маше это тишайшее противостояние понравилось еще меньше, чем вчерашнее сюсюканье. Она прямо спросила, в чем дело, на что Михалыч соврал в юмористическим тоне, мол, мама проиграла ему в теннис и обиделась. Мама возразила: чепуха, у нее просто болит голова. Она не желала уступать ему даже во вранье.

— Маргоша, это, в конце концов, неумно! — осудил Михалыч.

— За умом, пожалуйста, в «Поле чудес», а я только читаю новости, — парировала мама.

Ссора достигла того накала, когда взрослые забывают о педагогических соображениях и обращаются за поддержкой к детям. Тут мама и рассказала, что вчера вечером к ним с Михалычем зашел Андровский. Поначалу он произвел самое приятное впечатление. Завалил маму комплиментами и смешными байками из детских лет Михалыча, которого знал со школы. Сказал, что очень переживает за Костика, которому долго не удавалось найти себе достойную спутницу. Но теперь-то, теперь видно, что все в порядке! Только Маше трудно привыкнуть к таким переменам в своей жизни. Размякшая от говорильни мама подтвердила, что да, Маша терпит Михалыча, ни больше ни меньше, и что иногда с ней тяжело. Тогда Андровский их обрадовал: живите спокойно, проверяйте ваше светлое чувство, а девочка вам не будет мешать. Я ей нашел игру до конца заезда, ловить киллеров и диверсантов.

Больше всего в этой истории маму возмутило даже не то, что Андровский вздумал спасать ее от собственной дочери. Глупость постороннего человека задевает не так, как черствость близкого. Возмутило ее то, что Михалыч, услышав о выдумке приятеля, не выставил Андровского из номера, а засмеялся. Теперь он расплачивался за свой вчерашний смех, а мама решала, не вернуть ли Машу в «Райские кущи».

— Маргоша, это, в конце концов, неумно! — копируя Михалыча, сказала Маша. — Помиритесь сейчас же. Подумаешь, засмеялся.

Итак, поручение Андровского оказалось пустышкой, игрой для малолетки. После «жучка» в номере это известие совершенно не тронуло Машу. Стало только любопытно: что должен думать человек, который так легко вмешивается в чужую жизнь? Кем он считает других людей, обычных, без его должности и автоматического пистолета под мышкой?

В музее оказалось, что ключа от ее комнаты нет на стойке. Девушка-портье недавно сменилась и не знала, кто его взял. Зато наговорила гадостей: «Мы посторонним ключи не даем, ищите у себя, а то сами потеряете, а потом к нам с претензиями»… У нее сводило скулы от ненависти. Вот еще одна сторона богатой жизни: тебя считают врагом незнакомые люди, и попробуй объясни, что не ты виновата, если им не хватает денег.

Ключ, без сомнения, выкрал Эльчин, собираясь устроить новую подлянку. А тут еще девушка смотрит, как на бациллу. На душе было пакостно. Маша поднялась на второй этаж, подкралась к своей комнате и, спрятавшись за угол, толкнула дверь лыжной палкой. Когда имеешь дело с таким нахалюгой, лишних предосторожностей не бывает.

Из комнаты, клубясь и перемешиваясь, густо повалил дым. «Сейчас как заору! — разозлилась Маша. — Подумаешь, нефть у папы. Не надо быть гадом!».

Тут ей пришло в голову, что если просто кричать, здешние служащие могут сделать вид, что не расслышали. Нефтедоллары уже всем заткнули уши. Кричать надо «Пожар!». В старинном особняке с деревянными лестницами огня боятся по-настоящему. То, что дым явно табачный, не играет роли. Главное, начать скандал, собрать кучу народу, а там и прощения попросить можно: «Пардон, ошиблась». Виноват все равно будет Эльчин — не она же забралась в чужую комнату и накурила…

Поставив лыжи в угол, Маша сняла со стены огнетушитель. Ошибаться, так до конца. Шарахнуть пеной — в следующий раз не сунется!

На огнетушителе имелись картинки, объясняющие, как с ним обращаться. Маша все изучила и, держа орудие возмездия наизготовку, подкралась к двери… Главное, взял моду — дымить… Она повернула рычаг, в огнетушителе что-то хрупнуло и послышалось бульканье. Маша ворвалась в комнату и закрутилась во все стороны, ожидая нападения.

Врага было не видно. В огнетушителе происходили шумные процессы, навевающие мысли о больном бегемоте, но пена пока не шла. По инструкции его следовало «энергично встряхнуть», а у Маши не хватало сил. Зато нефтяного принца она засекла: дым валил из-за высокой спинки кресла, в котором любил сидеть не то Тютчев, не то Тургенев. Это ж надо так накурить, можно топор вешать.