Правдивая история про девочку Эмили и ее хвост - Кесслер Лиз. Страница 7
— То есть это хорошо, да?
— Хорошо? Да это просто потрясающе! Я буду сиреной, когда вырасту.
— Значит, — задумчиво сказала я, — все эти сказки про русалок, которые заманивают, а потом топят рыбаков, это что, правда?
— Мы вовсе не хотим, чтобы они погибали, — поморщилась Шона. — И не топим их специально. Обычно их приманивают гипнозом, а потом просто стирают им память, чтобы они плыли себе дальше, забыв о том, что нас видели.
— Стирают память?
— Обычно да. Так безопаснее всего. Конечно, не все умеют это делать. Только сирены и приближенные к Царю. Это делается, чтобы люди не крали всю нашу рыбу и чтобы они не узнали о нашем мире. — Тут Шона придвинулась ко мне ближе. — Но иногда они влюбляются.
— Русалки и рыбаки?
Она взволнованно закивала.
— Об этом рассказывается во множестве историй. Это категорически запрещено, но так романтично! Правда?
— Наверное. А ты сейчас для этого пела?
— Да нет. Это я просто готовилась к Красоте и Манерам, — сообщила она это так, словно я имела достовернейшее представление о том, что это значит. — У нас завтра контрольная, а я никак не могу выправить осанку. Нужно сесть очень прямо, склонить голову направо и расчесать волосы ста касаниями гребня. Такая морока помнить и выполнять всё одновременно!
Шона умолкла, и я поняла, что тоже должна что-то сказать.
— Д-да, как я тебя понимаю… — Я старалась говорить как можно увереннее.
— В прошлой четверти я была лучшей в классе, но это только по расчесыванию. А теперь надо делать всё одновременно.
— Конечно, это трудно.
— КиМ мой любимый школьный предмет, — продолжила Шона — Я даже хотела быть помощницей учительницы, но выбрали Синтию Плеск, — тут она заговорщицки понизила голос, — но миссис Острохвост сказала, что если я сдам контрольную на «отлично», то, может быть, в следующей четверти выберут меня.
Я молчала, не зная, что ответить.
— Ты, наверное, думаешь, что я вся такая отличница и паинька, так ведь? — Шона поплыла куда-то в сторону. — Как и все остальные…
— Что ты, конечно, нет! — воскликнула я. — Ты… ты… — Чего бы ей такого сказать?! — Ты ужасно интересная!
— Ты тоже хлесткая, — не слишком понятно ответила она, останавливаясь.
— А почему ты здесь так поздно ночью? — поинтересовалась я.
— Эти скалы лучше всего подходят для подготовки к КиМу, но днем здесь находиться нельзя. Слишком опасно. — Шона ткнула пальцем в сторону берега — Поэтому обычно я приплываю сюда ночью по воскресеньям. Или по средам. По воскресеньям мама ложится в девять, чтобы выспаться перед рабочей неделей. А по средам у нее акваробика, и после этого она всегда спит как убитая. А папа каждую ночь дрыхнет как тюлень! — Шона засмеялась. — В общем, я рада, что приплыла сегодня.
— И я. — Щербатая луна сияла у нас прямо над головами. — Но скоро мне надо будет уходить, — добавила я, зевнув.
— А ты еще придешь? — подозрительно спросила Шона.
— Да, я бы очень хотела.
Может, Шона и была немножко странной, зато она была настоящей русалкой! Единственной русалкой, которую я видала в жизни. Она была такая же, как я.
— Когда встретимся?
— В среду? — предложила она.
— Отлично, — обрадовалась я. — Желаю удачи на контрольной!
— Спасибо.
Взмахнув хвостом, Шона исчезла среди волн.
Я уже плыла через Брайтпортский залив, когда ночную тьму внезапно прорезал луч прожектора, установленного на маяке. Я замерла, зачарованно наблюдая, как лучи медленно проплывают по поверхности воды и скрываются за маяком, поочередно высвечивая крошечный силуэтик корабля где-то на линии горизонта. И тут я заметила кое-что еще: кто-то стоял на камнях у входа в маяк. Мистер Бистон! Что он там делает?! Любуется на море? Следит за плывущим кораблем?
Луч прожектора скользнул в мою сторону, и я поспешно нырнула. А вдруг он меня видел? Я дождалась, когда луч уйдет за маяк, и только после этого решилась вынырнуть. Бросила взгляд в сторону маяка, — там уже никого не было. А прожектор погас. И больше не зажегся.
Я попыталась представить себе мистера Бистона. Как он там бродит, совсем один, в огромном пустом маяке. Только эхо откликается на его шаги, когда он поднимается или спускается по витой каменной лестнице. Сидит он, один-одинешенек, глазея на море, и следит за лучом прожектора. И что это за жизнь? Какой человек сможет так жить? И почему прожектор больше не включился?
Эти тревожные вопросы мучили меня всю дорогу домой. К тому моменту, когда я добралась до пристани и, вся дрожа от холода, вылезла наверх по веревочной лестнице, уже почти совсем рассвело.
Прокравшись на яхту, я осторожно повесила куртку около камина. К утру высохнет, — мама любит, чтобы по ночам у нас было тепло, как в сауне. А потом улеглась в кровать. Какое счастье, что я вернулась домой благополучно и никто не узнал моего секрета. Во всяком случае, на этот раз…
Глава четвертая
— Не забудь свои вещи.
Выглядывая из двери, мама протягивала предмет, при виде которого меня прошиб холодный пот.
— Ага, — я покорно приняла из ее рук сумку с купальными принадлежностями.
— И пошевеливайся, если не хочешь опоздать.
— Конечно. — Я замялась, разглядывая песок, забившийся между досок на мостках. — Мама… — добавила я тише.
— Что, милая?
— А мне обязательно идти в школу?
— В школу? Конечно, обязательно. Что еще за бредовая идея пришла тебе в голову?
— Кажется, я неважно себя чувствую. — Схватившись за живот, я сморщилась, словно от боли.
Не выдержав, мама перебралась с яхты на мостки и, присев передо мной на корточки, взяла меня пальцами за подбородок. Терпеть не могу, когда она так делает, — приходится или смотреть ей прямо в глаза, или зажмуриваться, что выглядит ужасно глупо.
— Так в чём же все-таки дело? — поинтересовалась мама. — Тебе не нравится новая школа?
— Да нет, она, в общем, нормальная.
— А что же тогда? Плавание?
Я попыталась отвернуться, но она крепко сжимала мой подбородок.
— Нет, — соврала я, стараясь глядеть в сторону.
— Мне казалось, что эту проблему мы решили, — сказала она. — Или ты боишься, что не излечилась?
И как же мне это самой в голову не пришло! Как можно быть такой дурой, чтобы не сообразить: как только я избавлюсь от водобоязни, меня тут же отправят на плавание!
— У меня живот болит, — промямлила я.
Мама отпустила мой подбородок.
— Ничего у тебя не болит, киска, и ты сама это прекрасно знаешь. А теперь дуй в школу. — Она поднялась, легонько шлепнув меня по попе. — Всё будет хорошо, — прибавила она мягче.
— Угу.
Я мрачно потащилась на набережную, где останавливался школьный автобус.
Когда я ввалилась в класс, миссис Партингтон уже закрывала журнал после переклички.
— На этот раз я, так уж и быть, закрою на твое опоздание один глаз, — сказала она, бросив взгляд на часы.
Она всегда так шутит, и весь класс смеется, потому что у нее один глаз не видит и, действительно, обычно закрыт. Иногда она его открывает — он такой же голубой, как и зрячий, только совсем не движется и смотрит прямо на тебя, даже если на самом деле миссис Партингтон глядит совсем в другую сторону. Страшновато. И как-то неловко. Не знаешь, куда смотреть, когда она с тобой разговаривает, поэтому каждый старается вести себя так, чтобы она к нему пореже обращалась. Мы — самый дисциплинированный класс в школе.
Но сегодня я не засмеялась вместе с остальными. Просто извинилась за опоздание и села на место, запихнув ненавистную сумку поглубже под парту.
Утро прошло хуже не придумаешь. Я ни на чём не могла сосредоточиться. Мы занимались делением столбиком, и я всё время путалась в цифрах, хотя на самом деле отлично умею делить! А миссис Партингтон всё время косилась на меня своим здоровым глазом.