Когда закроется священный наш кабак - Блок Лоуренс. Страница 52

— В реальной жизни никогда так не происходит.

— Думаю, ты прав.

— А если бы оно так и было, с этим все равно в суд не пойдешь. Смотри, как долго ты мне все это объяснял, а я ведь вел это дело. Если ты попытаешься рассказать все большому жюри, то какой-нибудь адвокат-проныра будет перебивать тебя каждые тридцать секунд протестом. Что любят присяжные? Они любят кого-нибудь с грязными волосами, кожей оливкового цвета, с ножом в руке и кровью на рубашке, вот что они любят.

— Да.

— В любом случае, все это уже история. Знаешь, чем я сейчас занимаюсь? Семьей из Боро-парк. Читал об этом?

— Ортодоксальные евреи?

— Три ортодоксальных еврея: мама, папа, сын. Папа с бородой, кудрявый сынишка, все сидели за обеденным столом и были убиты выстрелом в затылок. Вот чем я занимаюсь. Что касается Томми Тиллари, то меня он сейчас не волнует, даже если бы он убил обоих Кеннеди.

— Что ж, это была только идея, — сказал я.

— И весьма интересная, скажу тебе. Но не очень реалистичная, а даже если и нет, то у кого есть для этого дела время? Понимаешь?

Я решил, что мне пора напиться. Оба моих дела были закрыты, хотя и неудовлетворительно для меня. Сыновья направлялись в лагерь. Гостиница была оплачена, как и счета в барах, к тому же некоторая сумма лежала в банке. У меня были, так мне казалось, все причины, чтобы отдохнуть с недельку и покутить.

Но мое тело знало лучше, что делать, и хотя трезвым я не оставался, но и не пускался в запой, которого, по собственному мнению, заслуживал. Двумя днями позже я как раз пил кофе с бурбоном за своим столиком у «Армстронга», когда вошел Скип Дево.

Он кивнул мне от дверей и подошел к барной стойке. Заказав себе рюмочку, он там же ее и выпил. Потом подошел к моему столику, отодвинул стул и плюхнулся на него.

— Вот, — сказал он и положил на стол передо мной конверт из коричневой манильской бумаги. Такой маленький конверт, похожий на те, что дают в банке.

— Что это? — спросил я.

— Для тебя.

Я открыл его. Внутри лежали деньги. Я вытащил пачку банкнот и разложил их веером.

— Ради бога, — сказал он, — не делай так. Или ты хочешь, чтобы все решили проводить тебя до дома? Убери в карман, пересчитаешь у себя дома.

— Что это?

— Твоя часть. Убери ее, ладно?

— Моя часть чего?

Он вздохнул, недовольный мной. Потом прикурил и стал сердито затягиваться, отворачивая голову так, чтобы выдыхаемый дым не шел мне в лицо.

— Твоя часть от десяти тысяч, — сказал он. — Тебе причитается половина. Половина от десяти тысяч — пять тысяч, эти пять и лежат в конверте, и ты нам обоим очень поможешь, если уберешь этот конверт к чертовой матери.

— Это часть каких денег, Скип?

— Вознаграждения.

— Какого вознаграждения?

Он вызывающе посмотрел на меня.

— Ну я же должен был что-нибудь вернуть, правильно? Так не было никакой возможности взять деньги у тех ублюдков, верно?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Этвуд и Катлер. Я продал их Тиму Пэту. За вознаграждение.

Я посмотрел на него.

— Я не мог пойти к ним и попросить вернуть мне деньги. Я не мог вытянуть ни цента с этого засранца Русландера, он уже все их истратил. Я пошел и поговорил с Тимом Пэтом, спросил, хочет ли он еще с братьями выплатить обещанное вознаграждение. Его глаза засверкали, словно чертовы звезды. Я дал ему имена и адреса и думал, что он меня расцелует.

Я положил конверт обратно на стол и подтолкнул его к Скипу. Он толкнул его обратно.

— Это не мое, Скип.

— Твое. Я уже сказал Тиму Пэту, что половина принадлежит тебе, что ты проделал всю работу. Возьми их.

— Я не хочу. Я уже получил деньги за то, что сделал. Информация принадлежит тебе, ты ее купил. Если ты решил продать ее Моррисси, то это только твое вознаграждение.

Скип сделал еще одну затяжку.

— Я уже отдал половину Касабиану. Те пять тысяч, что я был ему должен. Он тоже не хотел их брать. Но я сказал ему: «Послушай, ты берешь их, и мы в расчете». Он взял. А это — твое.

— Я не хочу их брать.

— Это деньги. Что в них такого?

Я ничего не ответил.

— Послушай, просто возьми их, ладно? Не хочешь их держать при себе — не держи. Сожги их, выброси, раздай — мне все равно, что ты с ними сделаешь. Потому что я не могу оставить их себе. Не могу. Понимаешь?

— Почему нет?

— О черт! Я не знаю, зачем я это сделал.

— О чем ты говоришь?

— И я бы сделал это снова. Ненормально, да? Это гложет меня, но если бы был выбор, я бы сделал так же, черт побери.

— Сделал что?

Он посмотрел на меня.

— Назвал бы Тиму Пэту три имени, — ответил он, — и три адреса.

Он зажал сигарету между большим и указательным пальцами и уставился на нее.

— Не хочу, чтобы ты когда-нибудь при мне делал так, — сказал он и кинул окурок в мою чашечку кофе. — О Господи, что я делаю? У тебя там было еще полно кофе. Я думал, что это моя чашка, но я ведь не брал себе кофе. Что со мной происходит? Извини. Я куплю тебе другой кофе.

— Забудь про кофе.

— Это было машинально, я не думал, я...

— Скип, забудь про кофе. Сядь.

— Ты уверен, что не хочешь...

— Забудь про кофе.

— Да, ладно, — ответил он, достал следующую сигарету и постучал ею по тыльной стороне запястья.

— Ты назвал Тиму Пэту три имени, — повторил я.

— Да.

— Этвуд, Катлер и...

— И Бобби, — закончил Скип. — Я продал ему Бобби Русландера.

Он вставил сигарету в рот, вытащил зажигалку и прикурил. Его глаза стали едва видны из-за дыма.

— Я предал его, Мэтт. Моего лучшего друга. Правда, оказалось, что он совсем не друг, но я пошел и предал его. Я сказал Тиму Пэту, что Бобби был своим человеком внутри, что он все организовал. — Он посмотрел на меня. — Думаешь, я сволочь?

— Я ничего не думаю.

— Я должен был это сделать.

— Хорошо.

— Теперь ты понимаешь, что я не могу держать у себя эти деньги.

— Да, думаю, что теперь понимаю.

— Он не мог улизнуть просто так. А ведь Бобби очень легко слезает с крючка. Той ночью он вышел из моего бара, словно был там хозяином. Актер! Посмотрим, как он сможет сыграть выход из этой ситуации, а?

Я ничего не сказал.

— Вполне вероятно, что справится.

— Возможно.

Скип вытер глаза тыльной стороной ладони.

— Я любил его и думал, что он любит меня. — Он сделал глубокий вдох. — С этого момента я никого не люблю.

Скип встал.

— Думаю, у него в любом случае есть шанс. Может, он и выкрутится.

— Может.

Но он не выкрутился. Никто из них не нашел выхода из этой ситуации. В выходные они все оказались в газетах, Гэри Майкл Этвуд, Ли Дэвид Катлер, Роберт Джоэл Русландер — все трое были найдены в разных частях города, на головы были надеты черные мешки, руки связаны за спиной проволокой, убиты выстрелом в затылок из автоматического пистолета двадцать пятого калибра. Рита Донеджиан была найдена вместе с Катлером, также связана и застрелена. Думаю, она просто оказалась у них на пути.

Когда я прочитал об этом, те деньги все еще лежали у меня в коричневом конверте. Я по-прежнему не решил, как с ними поступить. Не знаю, вполне осознанно ли я пришел к здравому решению или нет, но на следующий день я бросил пятьсот долларов в коробку для бедных в соборе Святого Павла. После этого я зажег несколько свечек. Какая-то часть тех денег была отправлена Аните, что-то ушло в банк, и через некоторое время они перестали быть кровавыми деньгами, а стали просто деньгами.

Я думал, что теперь все завершилось. Но думая так, я ошибался.

В полночь в моей комнате зазвонил телефон. Я уснул только два часа назад, но звонок разбудил меня, и я на ощупь нашел трубку. Мне понадобилось некоторое время, чтобы узнать голос на другом конце провода.

Это была Кэролин Читэм.

— Мне было необходимо позвонить тебе, — сказала она, — ты ведь любитель бурбона и джентльмен. Поэтому-то я тебе и позвонила.