Маскировка для злодейки - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 20
Глава VIII
Гуманист фигов
Манины слова неприятно поразили Гошку. В самом деле, что это с ним такое? Он и сам себе не нравился. И решил позвонить Лехе.
– Привет, Шмаков. Тут такое дело…
Выслушав друга, Леха заорал:
– Ты что, Гуляев, шизанулся? Такой случай упускать нельзя! Надо немедленно ехать туда!
– Зачем?
– Да захудалый ежик давно бы все понял! Ревун заревет, эти падлы побегут, а мы их как-нибудь задержим!
– Интересно как? А если у них пистолет или нож?
– А если, а если! Если головой работать, а не задницей, всегда можно что-нибудь придумать! Короче, я через десять минут жду тебя у подъезда!
– Да что тут можно придумать, – проворчал Гошка уже после того, как Шмаков швырнул трубку.
Через десять минут Леха звонил в дверь. Не стал дожидаться внизу.
– Ну, ты готов? Тогда погнали!
Гошка решил не спорить с другом. Но уже в троллейбусе спросил осторожно:
– У тебя уже есть какие-нибудь идеи?
– У меня идей всегда до фига и больше! – буркнул в ответ Леха.
– Так поделись!
– Они еще не созрели.
– Кто? – не понял Гошка.
– Идеи! Но ты не приставай, я мыслюндию вынашиваю.
– Мыслюндия – это серьезно.
Когда-то Леха сообщил друзьям, что мысли у него подразделяются на три категории – мысля€, мыслюха и мыслюндия. Причем мыслюндия – высшая категория мысли. Так что Гошка почтительно умолк.
Когда они переходили Садовое кольцо, Гошка все-таки не выдержал:
– Ну, что намыслил?
– А фиг меня знает… Ничего толкового в башку не заехало. Но все равно, будем действовать по обстоятельствам.
– Я знаешь, что подумал…
– Ну?
– Может, нам их…
– Нет, Гошка, давай ничего заранее не выдумывать. Все равно всегда все по-другому выходит. Просто поглядим, что к чему!
– Ладно, – согласился Гошка. – Вопрос только в том, когда они явятся!
– Думаю, не поздно. С утра люди на работу уходят, потом домохозяйки и пенсионеры расползаются по магазинам и поликлиникам или с малышней гулять, так что часов в двенадцать – самое милое дело квартиры грабить.
– А я вот думаю, наверное, зря там этого ревуна поставили.
– Ясный перец! Так бы они в квартиру залезли, а мы бы их там заперли, и привет! Мы б тогда хозяева положения были, а с ревуном фигушки. Они просто деру дадут.
– Вот-вот, и я о том же.
– Что ты хочешь, это ж бабьи мозги удумали. Но поздно пить боржоми, когда почки отвалились!
Они вошли в подъезд, поднялись на лифте и внимательно осмотрели дверь.
– Да, здорово поработали, даже и ревун не понадобится, эти шмендрики сразу просекут, что тут что-то не то. И никуда не полезут.
– Леха, они уйдут, а мы попробуем опять пойти за ними.
– Если они тачку не возьмут. Или сразу на тачке не приедут, что скорее всего так и будет, надо же им награбленное вывозить.
На часах было двадцать пять минут двенадцатого. Ребята примостились на подоконнике между этажами. Прошло минут пятнадцать, за это время мимо них пробежал только мальчик лет десяти с собакой на поводке, опасливо глянув на незнакомых мальчишек.
– Вот они, – внезапно охрипнув, прошептал Гошка, неотрывно смотревший в окно.
– Гляди-ка, пехом, на тачку, видать, еще не наворовали.
– А может, они ее на улице оставили, где-нибудь в глухом переулочке…
– Значит, тогда узнаем номер тачки! – твердо заявил Леха. – Но с пустыми руками я отсюда не уйду!
Между тем мазурики вошли в подъезд. Мальчики насторожились.
– Леха, может, лучше кому-то из нас внизу ждать, а то мало ли…
– Поздно! – прошептал едва слышно Леха.
Грабители уже поднялись на лифте. Вышли на площадку, огляделись. Позвонили в дверь.
– Ох, коза драная! – негромко произнес гнилой шмендрик.
– Что там?
– Уходим!
– Почему?
– Сказал – уходим!
Они вошли в лифт, а мальчишки ринулись вниз. И вдруг свет в подъезде погас, и лифт со скрежетом остановился.
– Что за фигня! – донеслось оттуда.
Кабина застряла на уровне второго этажа. Мальчики прильнули к дверцам.
– Да, не зря нам сегодня кошка дорогу перебежала! – узнали они голос Салаги.
– Могло быть хуже! – отметил шмендрик.
– Да уж куда хуже! А почему ты вдруг тикать решил?
– Да она замки поменяла, эта падла!
– Точно?
– Точнее не бывает! Я ж вчера все проверил, а сегодня – на тебе, новый замок да как бы еще не с подлянкой какой-нибудь. Теперь любят замки с подлянкой, то ли заревет, то ли брызнет какой-то гадостью, то ли еще что… Только странно мне это, дружбан ты мой. Ох, странно!
– Почему?
– По кочану! Черт, сколько ж тут сидеть, надо как-то выбираться! Диспетчеру звони, кнопку нажимай!
– Да толку что? Я жму-жму, а там глухо, как в танке.
– Тогда ори!
– Что орать-то?
– Да что хочешь!
– А если нас заметут?
– За что? За то, что в лифте застряли? – засмеялся шмендрик. – Бог миловал, мы чистенькие. Вот кабы мы в квартиру залезли и потом с добром застряли, дело другое было бы. А так…
И вдруг он заголосил:
– Ой, люди добрые, помогите! В лифте застряли, человеку с сердцем плохо!
– Тоже мне взломщики, из лифта выбраться не могут, – прошептал Леха.
– Слушай, Леха, пошли вниз, зачем нам тут светиться?
– Погоди, может, они еще что-нибудь интересное скажут.
Но тут, по-видимому, откликнулся диспетчер, потому что шмендрик заорал:
– Да скорее, вы что, столько времени не отзываетесь! Тут и помереть недолго! Живей, живей, девушка, когда мастер будет? Минут через двадцать? Ты что, в своем уме, а если я умру, отвечать кто будет?
И тут вдруг на лестнице раздался топот, Леха перегнулся через перила и отпрянул.
– Менты! – шепнул он и, схватив Гошку за рукав, ринулся вверх. Взлетев на один этаж, он замер.
– Ты чего? – не понял Гошка.
Леха прижал палец к губам.
Это действительно были милиционеры.
– Эй, люди, помогите! – крикнул шмендрик.
– Это мы быстро! – сказал один из четырех мужчин в форме. – Не волнуйтесь, граждане, сейчас мигом вас освободим! Все будет в порядочке, нервы поберегите! – приговаривал он, возясь с дверью лифта.
И вдруг вспыхнул свет, двери разошлись.
– Стоп! Руки! – крикнул милиционер. – Вы арестованы!
– Что за глупые шутки! Это произвол! – вякнул шмендрик, белый как мел.
– Гражданин Дубовик? Гражданин Кульков? Какая радость! Наконец-то встретились! Давненько за вами наблюдаем, ох, давненько. Скользкий вы наш! Ну, теперь легко не отделаетесь! Пошли-пошли!
И преступников увели. Мальчики остались в полном ошалении.
– Выходит, Елизавета его все-таки сдала? Своего дружбана школьного? – пробормотал Леха.
– Может, и нет. Вряд ли… Наверное, за ними просто следили…
– Но ведь это облом, Гошка, полный облом! Как мы теперь на ту тетку выйдем, как найдем шантажистов?
– Леха, наоборот! Теперь же кто-то другой будет бабки требовать! Этот ведь только посредником был, а заказчик не всякому доверится.
– Тогда, значит, придется еще почти месяц ждать, а там школа начнется и всякая лабуда.
– Это точно. Ну, может, Маня с Лизаветой что-то надыбают.
– Гошка, слушай, у меня идея! Может, нам в ментуру сунуться, матерьяльчику подкинуть насчет вымогательства, и все такое… Вдруг они нам помогут?
– Ты сдурел, Шмаков? Маргарита и сама могла бы в милицию обратиться, но не захотела! И потом… Знаешь, я думаю, у них и без нас есть что на этих гавриков повесить, а мы еще будем им добавлять? На зоне и так не сахар…
– Ну ты даешь, гуманист, да?
– Да, гуманист!
– Ох, блин! Ты что-то совсем плохой стал, Гуляев. Преступников жалеешь.
– Преступники – тоже люди.
– Ну, тогда тебе надо лобзик купить!
– Какой еще лобзик?
– Для художественного выпиливания! Сиди себе и выпиливай фигурки! Кошек, собачек, березки плакучие… А ты, как дурак, за преступниками гоняешься! А потом их же и жалеешь!