Маскировка для злодейки - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 21
– Я жалею не преступников, а людей!
– Преступники – не люди!
– Преступники тоже разные бывают. Вот ты завтра на велике поедешь, зазеваешься и ребенка сшибешь, а он головой об асфальт стукнется и помрет. А виноват будешь ты. И все будут считать тебя преступником и даже могут в колонию упечь! Так ты что, перестанешь человеком быть?
– Ну ты и загнул! Этот же шмендрик – мало что шантажист, он грабитель, а может, и похуже еще! Сравнил куцего и зайца! Эти все твои турусы на колесах – фигня сплошная, а вот, что Маргарита не хочет в ментуру обращаться, это правда! Ладно, пошли отсюда! Выходит, зря Лизавета потратилась на замок и ревуна этого… Между прочим, обрати внимание, этих сволочей взяли не на попытке ограбления, а могли бы – небось менты не хуже нас знали, за каким чертом они сюда прутся, нет, их взяли просто в лифте! Значит, у них материальчику за глаза и за уши! Мелочиться не стали! Думаешь, лифт случайно застрял? Ни фига! Они их просто решили взять тепленькими, чтобы сопротивления оказать не могли! И что из этого следует, Гуляев? Что они очень даже опасные преступники.
– А я не спорю!
– Да ладно, с тобой все понятно! Пошли, гуманист фигов! Хотя, если подумать… На зоне и вправду кисло. У моей тетки двоюродной сын сидел.
– За что?
– За угон. Они с пацанами машины угоняли и перепродавали. Так он инвалидом вернулся. Туберкулез у него и вообще. А уж из тетки эта история точно всю кровь выпила. Преступника не жалко, а вот родню его. Туда ж всю дорогу приходится жрачку возить, деньги посылать и все такое… жуть просто. Ладно, проехали. Чего-то меня тоже на слюнтяйство потянуло.
– Это, Леха, не слюнтяйство, просто ты хороший парень!
– Да ладно тебе, – засмущался тот.
– Моя мама всегда говорит: Леша – чудный малый, золотое сердце!
– Так прямо и говорит? Ух ты… надо же, тетя Юля, она… Да, она у тебя клевая… – Леха даже как-то подозрительно шмыгнул носом. – Ну все, куда мы теперь?
– Домой, куда же еще. Будем ждать Манькиного звонка.
– Слышь, Гошка, а арбузики еще не все схавали?
– Нет, что ты, поехали, мама все боится, что они испортятся.
– Да ни в жисть! Я, Гошка, арбузов могу сколько хочешь съесть!
– Я вообще-то тоже. Рванули!
А тем временем Маня и Елизавета Платоновна ехали в сторону Текстильщиков. Всеми правдами и неправдами Елизавете Платоновне удалось раздобыть у Аллы Дмитриевны адрес Ларисы.
– Вы волнуетесь, да? – спросила Маня, видя, что ее старшая подруга нервно постукивает наманикюренными длинными ногтями по рулю, когда они останавливаются на красный свет.
– Да. Мне почему-то очень неспокойно.
– Так, может, вернемся, а?
– Сама не знаю…
– Давайте вернемся, а к Ларисе мы потом сами смотаемся.
– Да нет, я терпеть не могу бросать начатое. Давай уж хоть что-то доведем до конца.
Лариса Петровна Курочкина жила в старой пятиэтажке, в подъезде со сломанным замком, без лифта, где нестерпимо воняло кошками. Но на звонок им никто не открыл. Маня заглянула внизу в почтовый ящик. Он явно был пуст.
– Значит, она в Москве, – констатировала девочка.
– Необязательно, – пожала плечами Елизавета Платоновна. – Может, почту соседи вынимают. Я, например, когда уезжаю, всегда прошу соседку почту вынимать. Ну что ж, не повезло нам.
– Эй, дамочка, вы что тут потеряли? – раздался чей-то голос. Он явно принадлежал человеку нетрезвому. И в самом деле, по лестнице, крепко держась за перила, спускался изрядно пьяный мужичок.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Маня. – Мы ищем Ларису Петровну Курочкину.
– Ларку-то? А чего ее искать, она тут за углом в магазинчике прессой торгует. Туда и ступайте!
– Спасибо, большое спасибо!
– Да не за что! Только зачем вам эта стервоза сдалась? Исключительной подлости баба. И мерзости исключительной! Иск-лю-чи-тель-ной! – Он поднял вверх указательный палец. – Я бы даже сказал – вселенской мерзости баба! Вы не смотрите, что она вас будет сиропом поливать, не верьте, ждите, будьте начеку, а то в сироп ей ничего не стоит серной кислоты подмешать, фигурально выражаясь!
Мужчина слегка пошатнулся на последней ступеньке и чуть не упал.
– Простите, а как нам узнать ее, наверное, в этом магазине она не одна работает, а расспрашивать не хотелось бы, у нас дело конфиденциальное, – улыбнулась пьяному Елизавета Платоновна.
– А, так вы с ней незнакомы? Ваше счастье. И не стоит знакомиться. Как минимум изжогу заработаете, а как максимум кучу неприятностей. Вы не смотрите, что я с утра в некотором подпитии, у меня вчера день рождения был, так что причина уважительная.
– Поздравляю вас, – вмешалась Маня. – Но все-таки как нам Ларису Петровну узнать?
– А у ней на роже все написано – я стерва, обиженная жизнью, и за это всех вас презираю и ненавижу! А если конкретнее – крашеная блонда лет под сорок, на шее бусы янтарные…
Тут из квартиры на первом этаже выглянул пожилой мужчина.
– Геннадьич, ты чего тут базаришь? Заходи, у меня чекушка в заначке есть. Надо ж после вчерашнего здоровье поправить!
– О! Иван Степаныч, я всегда знал, что вы великий человек! Прошу прощения, дамы, труба зовет!
И они скрылись за обитой зеленым дерматином дверью.
– Ну что ж, кое-что мы уже узнали, – улыбнулась Елизавета Платоновна. – Идем! Поглядим, что за мегера эта Лариса.
– А может, она не мегера вовсе, а просто не дает ему денег на выпивку, вот и все, – предположила Маня.
– Боже, откуда такое знание жизни! – засмеялась Елизавета Платоновна.
Они решили дойти до места пешком. Магазинчик был маленьким, торгующим газетами, журналами и дешевыми книжками в пестрых обложках. Народу там оказалось немного, за кассой сидела женщина, ничем не напоминающая ту, которую описал подвыпивший сосед. Лет шестидесяти, очень полная, с крашенными хной волосами.
– Это не Лариса, – прошептала Маня.
– Вижу, – шепнула в ответ Елизавета Платоновна. И подошла к кассе. – Извините, я тут осталась должна пятьдесят копеек, но другой кассирше, она когда дежурит?
– Лариска-то? Сегодня. Только к ней кто-то пришел, скоро будет. А полтинник вы оставьте, я ей передам.
– Ой, Марьяна Ивановна, – вмешался молоденький охранник. – Вы ж ее знаете, она ж за полтинник невиноватому человеку скандал устроить может. Пусть дама уж ей в руки отдаст, а то еще перепутает. Дама, вы отсюда выйдете, и направо во дворе лавочка. Там она и сидит, вы уж ей в руки лучше отдайте.
– Спасибо, спасибо большое! – обрадовалась Елизавета Платоновна. – А то я сегодня уезжаю, боюсь забыть.
Они вышли на улицу, свернули за угол и…
– Стойте! – тихо воскликнула Маня и даже схватила Елизавету Платоновну за рукав.
– Что случилось?
– Она… она сидит с той, которая не Керженцева…
Маня сразу узнала женщину с фотографии, сделанной Гошкой в самом начале расследования.
– Постойте тут, я сейчас…
Маня обежала двор так, чтобы подобраться поближе к лавочке. И прислушалась. Но разговор двух женщин оказался совершенно неинтересным. Они довольно увлеченно обсуждали недавний праздник – чей-то день рождения, по-видимому. Потом лже-Ираида сказала:
– Ладно, Ларка, поеду я, пожалуй, устала что-то.
– Да и мне пора, работа как-никак…
– Ничего, скоро заживем как люди!
– Скорее бы!
– Ну так первый взнос уже есть. Все, подружка, я поехала!
«Какое счастье, что мы на машине!» – подумала Маня и помчалась назад, к Елизавете Платоновне, которая в некоторой растерянности озиралась по сторонам, вероятно, потеряв ее из вида.
– Скорее в машину, – бросила на бегу девочка.
– Куда ты, Маша?
Елизавете Платоновне ничего не оставалось делать, кроме как бежать вслед за Маней.
– В чем дело? Что случилось? Куда мы едем? – забросала она ее вопросами.
– Вон за той машиной, Лариса теперь никуда не денется. Главное – выследить эту…
– Маня, ты что-то выяснила?
– Кажется, да. Но одно ясно – мы на верном пути!