Юнги с Урала - Леонтьев Алексей Петрович. Страница 15

— Земля! — что есть мочи закричал я. Через не-

6 А. Леонтье!

сколько секунд на палубе от повыскакивавших из кубриков юнг стало тесно.

— Земля! Земля! — надрываясь от переполнявших их чувств, кричали Ваня Семенов, Иолий Горячев, Володя Лыков, Ваня Неклюдов.

— Наконец-то, — выдавил все еще плохо чувствовавший себя Толя Негара. — А я уж думал, конца-края этой болтанке не будет.

За сутки похода он даже похудел, лицо осунулось.

— Не грусти, моряк, не робей, — успокаивал мальчишку подошедший старшина. — Мы с тобой еще и не такие штормы переносить научимся.

С этим человеком, наверное, каждому из нас было не только веселее, но и увереннее, надежнее. Вот бы постоянно иметь рядом такого командира! Но ведь старшина для нас человек временный. Придем, передаст юнг по списочку и— «Прощайте, будущие военные моряки!» Никто из нас тогда еще не знал, что Воронов будет вместе с нами все время учебы в Школе юнг.

Соловки

Волны на море куда-то исчезли. Качка уменьшилась-Пароход скользил ио глади залива. Кругом царила удивительная тишина. И, казалось, не только здесь, но и во всем мире. Трудно было поверить, что это море бывает бурным, жестоким, страшным. Не меиее странным и неправдоподобным казалось и то, что в каких-нибудь полутора сотнях километров отсюда проходит хоть и воображаемая, но очень определенная в своей суровости граница Северного полярного круга.

Юнги не могли оторвать взгляда от мелководья залива. Ожили, повеселели, стали приводить в порядок одежду. Теперь уже сносно различался не только силуэт высокой горы, но и густой черный лес, низкие камени-

стые берега. На горе стояло что-то очень похожее на церковь.

— Это гора Секирная, а на ней маяк, — пояснил Воронов. — Об истории этой горы я вам еще расскажу...

— Сейчас! Сейчас! — закричали юнги.

— Сегодня некогда. Скоро будем высаживаться.

Юнги поспешили в кубрики, стали укладывать в наматрасники свои вещи, а когда по команде «Всем подняться на палубу!» оказались наверху, ахнули от неожиданности. «Краснофлотец» заходил в сказочную гавань, на берегу которой все увидели замшелые стены большой, сделанной из камней-валунов крепости. Из узких бойниц, словно выглядывая из прошлых веков, в сторону подходившего парохода нацелились старинные пушки.

Пушки с пристани палят,

Кораблю пристать велят!

— во весь голос продекламировал хороший знаток литературы, как, впрочем, и других изучаемых в школе дисциплин Митя Рудаков.

— Хватит кричать, лучше скажи, куда это мы попали? — спросил его только что поднявшийся на палубу Баня Неклюдов.

— Мы в бухте Благополучия, а видимые острова -Соловки, — оповестил всех Воронов.

— Да ведь это же тюрьма, братцы! — прошептал Ваня Умпелев. — Вот так влипли. — От огорчения вместо любимого «шишеньки» паренек даже выругался.

— Была когда-то тюрьма... Верно. А для вас здесь будет Школа юнг, — сказал стоявший неподалеку старший лейтенант Дубовой.

— Так точно! — проскандировали будущие юные моряки.

— Чудное местечко, братишки! — воскликнул Воронов. — Что ни шаг, то страничка истории. Далековато, правда. Говорят, есть здесь грубо отесанный камень.

Если кто не поленится и сдерет с него мох и многовековую пыль, то сможет прочесть на его иссеченной ветрами, разъеденной солью поверхности древнеславянские письмена примерно такого содержания:

От сего острову

до Москвы-матушки -— 1235 верст, в Турцию до Царьграда — 4818 верст, до Венеции — 3900 верст, в Гишпанию до Мадрида — 5589 верст, до Парижа во Фракции — 4098 верст...

Что еще на том камне высечено, дослушать не удалось, последовала зычная команда Дубового:

— Приготовиться к высадке!

Жизнь — сложная штуки! Мы с радостью высаживались на Соловки с их печально известным в сталинские времена лагерем особого назначения.

Было это более сорока пяти лет назад. А сегодня «Буковину» с юнгами-ветеранами на борту встречали совсем по-другому.

Едва показались острова, установленные в каютах динамики донесли до нас стихи Алексея Пьянкова:

И вот показался остров.

Забытая богом земля,

Над тихой водой, как остов Погибшего корабля,

Соборы вдали маячат,

Пронзая синюю высь.

Их маковки, словно мачты,

Над островом вознеслись...

На причале —строй почетного караула и духовой оркестр. До боли в глазах вглядываемся в знакомые очертания. Кругом полно встречающих. «Буковина» подходит к причалу под звуки оркестра,

...Объятия, поцелуи, слезы радости. Ветераны снова на земле своего боевого детства. Приняли участие в митинге

возле обелиска, установленного в честь юнг, погибших, на полях морских сражений. Сходили в местечко Савватиево, где в суровых условиях севера своими руками строили землянки, в которых после жили и овладевали военными и морскими знаниями. Осмотрели экспозицию музея, посвященного юнгам флота. И везде все новые и новые встречи. А утром следующего дня мы вышли на каменистый берег Святого озера. Сидели и пели:

Вернулись мы домой не скоро,

Вернулись мы домой не все,

Но верность Родине и морю Мы сохранили при себе.

И вот теперь уже седые Мы собираемся порой,

Чтоб вспомнить годы боевые И дружбы нашей фронтовой.

— А помнишь? А знаешь? — то и дело восклицал то один, то другой.

Пришел на память случай, происшедший с юнгой Володей Лотошниковьш. приехавшим в Школу юнг из Перми. Мать Володи Ксения Александровна поначалу в родительском разрешении на отъезд сына а дальние края отказала. Тогда Володя обратился к отцу, Ивану Ивановичу. Он в ту пору служил в авиационном училище. Отец поддержал Володю.

В результате в приемную комиссию, работавшую в «Муравейнике», паренек пришел с разрешением не только отца, но и матери. А во флотском Экипаже в Соломбале произошел казус, который чуть было не лишил его права служить на флоте.

Еще не надев морской формы, Володя попил на гауптвахту— под арест. Случилось это так. Во время завтрака в столовой флотского Экипажа один из будущих юнг взялся делить сахарный песок на десять сидевших за столом мальчишек и проявил при этом возмутившую ребят жадность— себе положил намного больше, чем остальным. Поскольку Володя сидел рядом, то он первым и выразил ему

свое неудовольствие. Ударил в лицо. Парень рухнул на неказистый стол. Ножки его не выдержали, и все, что на нем было, с грохотом повалилось на пол. Инцидент закончился по всем правилам дисциплинарного устава: дежурный офицер вызвал из караула Экипажа двух бодрствовавших матросов с винтовками, и Володю вместе с незадачливым раздатчиком отвели на гауптвахту. Просидел Лотошников на губе, правда, немного, всего сутки. Разобравшись во всем, нашего земляка выпустили, а его напарнику, из-за жадности которого разгорелся весь сыр-бор, пришлось отсидеть трое суток.

Припомнили мальчишку из Чусового Васю Швалева. Как рассказывали его земляки, к разряду трусливых он никогда не принадлежал, а вот при переходе из Архангельска по Белому морю на Соловки испугался, и не на шутку. Только что переодетые в морскую форму юнги сидели в кубрике, мечтали о том, как будут бить врага. И тут вдруг боевая тревога!

Сигнальщик заметил перископ вражеской подводной лодки.

Екнуло сердце юного чусовлянина. «Вот и всем мечтам конец». Испугался. Нет, не из-за того, что смерть заглянула в глаза, Этого он не боялся. Испугался, что не сделает того, о чем мечтал. А мечтал он отомстить за старшего брата и двух дядей, которые в то время уже погибли на войне.

Вспоминали о том, кто кого и где встретил, тех, кого уже не увидим никогда, как служилось, рассказывали, у кого как сложилась жизнь. Часы показывали двенадцать, а верить, что уже полночь, как и в дни учебы в Школе юнг, не хотелось: кругом светло, на бледно-сером небе не видно ни одной звезды. По свидетельству ученых, самый длинный день на Соловках продолжается 21 час 56 минут — ровно столько, сколько в декабре тянется самая длинная ночь. Неповторимое очарование белой ночи располагало к воспоминаниям. Мысли бывших юнг снова и снова уносились ¦в суровый 42-й год. Припомнили, что первый день пребывания юнг в кремле (бывший монастырь, где мы расположились) ознаменовался назначением группы юнг, приехавших из Прикамья, в наряд по камбузу. На Соловках мы были не одни. Года за два до нас здесь разместился Учебный отряд Северного флота. Теперь кокам-поварам надо было кормить не только краснофлотцев, но еще и юнг. На камбузе потребовалась дополнительная рабочая сила. Сколько человек туда пошло, я теперь уже не помню. А вот казус, происшедший с одним из парней из нашей группы, запомнился на всю жизнь.