Румо и чудеса в темноте. Книга I - Моэрс Вальтер. Страница 5
Румо вспомнил кое-что. Он поднялся и встал на задние лапки. Теперь он был такого же роста как и гусь. Тогда он зарычал ещё раз, громче и с угрозой. Он оскалил пасть и показал гусю свой единственный зуб. Гусь не зашипел в ответ, а просто в развалку вышел из пещерки, освободив её для Румо. Сбитый с толку стоял он перед пещеркой, чем вызвал внимание циклопа. Циклоп облизнулся, в три шага добежал до гуся и схватил его за шею. "Га!" – успел ещё сказать гусь, и больше Румо его не видел и не слышал.
Глаз и плавник
Когда великаны ушли с гусем и парой поросят и в гроте восстановилось спокойствие Румо решил вылезти из своего укрытия. Как-будто притягиваемый магнитом, направился он к вонючему водоёму, с таинственным глазом в глубине воды. Он крадучись обходил водоём, посматривая с опаской на воду и ожидая, что существо покажет себя целиком. Но кроме уже известных действий – плавник выныривает, плавник уходит под воду – ничего не происходило. У поверхности воды появился глаз, несколько пузырей медленно поднялись к поверхности и громко лопнули.
Наконец Румо решился ещё придвинутся – подползти на животе. Он полз очень медленно, сантиметр за сантиметр, пока не оказался в полуметре от края водоёма. Неизвестное существо ушло полностью под воду, не было видно ни глаза, ни плавника. Только большие зелёные пузыри громко лопались распространяя вокруг ужасную вонь. Румо отважно продолжал лежать, закрыв глаза и пытаясь что-нибудь учуять. Ага! Красные вибрации были чрезвычайно сильны! Они, как-будто, пульсировали в такт большого сердца, медленно, равномерно, успокаивающе.
При этом он не заметил, что из темно-зеленой воды беззвучно появилось громадное серое существо. С головой и челюстью крупной акулы и с телом неестественно распухшей личинки.
– Привет! – сказало существо низким голосом.
Румо распахнул глаза и в ужасе отпрыгнул на три-четыре шага назад. Там он остался стоять, на всех четырёх лапках, лая так угрожающе, как только мог щенок-вольпертингер. Существо не пыталось вылезти из водоёма и напасть на Румо. Справа и слева на его личиночном теле находилось по семь маленьких ручек, которыми он помахивал в воздухе.
– Иди сюда! – пробормотало существо, спокойно и дружелюбно. – Я не сделаю тебе ничего.
Румо не понял ни слова, но мягкий и звучный голос внушал ему доверие. Всё же он не двинулся с места. И, перестав лаять, перешёл на тихое рычание.
– Иди сюда, – сказал червякул. – Просто иди сюда! Я твой друг.
– Граа ра граа, – ответил Румо. Он не знал, что это значит, но чувствовал необходимость что-нибудь ответить.
– Ты можешь говорить? Всё лучше и лучше! Знаешь, что ты вольпертингер?
Было не важно, что Румо не понимал, что говорила гигантская личинка. Важно было, что кто-то пытался наладить с ним контакт.
– Вольпертингер, – повторило существо ещё раз, указав пальцами на Румо. – Ты – вольпертингер.
– Вольпаграа, – сказал Румо.
– Ты быстро схватываешь, – ответила личинка и засмеялась. Из-за чего вода начала выплёскиваться из водоёма. – Скажи:"Смайк"! – предложила она Румо. Румо насторожился.
– Смайк! Смайк!
– Гра?
– Смайк! Скажи:"Смайк!"
– Смай, – сказал Румо.
– Молодец, – засмеялся червякул. – Смайк. Волтоцан Смайк. Так меня зовут.
История Волтоцана Смайка
Волтоцан Смайк был червякулом (акуловидной гусеницей), поэтому мог обитать как в воде, так и на суше. Но во время пребывания на Чёртовых скалах он притворялся морским обитателем. По собственной грубой оценке ему было минимум пятьсот лет, и за это время он слышал достаточно историй о Чёртовых скалах, среди которых были и те, в которых говорилось, что циклопы предпочитают существа, живущие на суше, морским обитателям.
Когда циклопы захватили корабль, на котором находился Смайк, тот мгновенно нашёл бочку с водой, влез в неё и с большим актёрским талантом сыграл немое и неповоротливое морское животное. Циклопы поверили, но всё-таки притащили его в грот и поместили в водоём. На чёрный день. Пиратов они сожрали за месяц, Смайк продолжал жить.
В воде Смайку было неуютно. Конечно, если он хотел, он мог дышать под водой, но это было лишь жалко наследие его плавающих предков, которое презирал. Он с удовольствием бы отрёкся от такого родства, но в теперешнем положении он отчаянно хватался за него. Можно сказать, что его предки день за днём спасали ему жизнь. Смайк жил уже два с половиной года на Чёртовых скалах, и это был своеобразный рекорд в кладовой циклопов. У него было достаточно времени, чтобы изучить привычки циклопов, как минимум те, которые они проявляли в гроте. Он вынужден был слушать их чудовищное пение, неблагозвучное гудение рогов из ракушек, абсолютно неритмичный барабанный бой. Всё это, по расчетам Смайка, повторялось примерно каждые полгода, в определённые лунные фазы, и продолжалось несколько суток подряд. Отсюда он знал, когда они свои праздники, а точнее отвратительные оргии праздновали. Эта информация была жизненноважной, так как в эти дни пленники грота пожирались в огромных количествах. Он видел, как в дни оргий в короткое время исчезали целые экипажи захваченных циклопами кораблей, некоторые пленники были проглочены на его глазах. В кульминационный момент празднества опьянённые циклопы часто врывaлись в пещеру, разрывали на куски кричащие жертвы и пожирали их на глазах у испуганных пленников. Казалось, что кровь в это время оказывала на них действие, схожее с действием высокоградусного алкоголя.
Во время оргий Волтоцан Смайк погружался как можно глубже в свой водоём и его сальные железы вырабатывали секрет, превращавший воду в темно-зеленую, неаппетитно пахнущую жижу, которая отталкивала даже циклопов. Он ненавидел это, так как это напоминало ему о других корнях его генеалогического дерева, у которых стояли древние серные черви, существа, выжившие в мире голодных динозавров только благодаря своему отвратительному запаху. Сам Смайк с трудом переносил этот запах, но в данном случае цель оправдывала средства.
чтобы не сойти с ума в этой ситуации Смайк создал свой собственный сумасшедший мир. Он рассматривал своё пребывание на Чёртовых скалах как своеобразный экзамен судьбы, который сделает его сильнее для последующей жизни. Он был мечом, который закаляли специальным образом, – эта картина была часто перед его глазами, хотя его внешний вид едва соответствовал такому описанию. В мире нет ничего страшнее, чем постоянный страх в любой момент быть сожранным заживо, но Смайк был так же уверен, что это было самым действенный в борьбе с прочими страхами. Если он выживет на Чёртовых скалах, внушал он себе постоянно, то смерть ему будет не страшна.
Другим важным средством в борьбе за выживание на Чёртовых скалах были его воспоминания. Сначала в плену Смайк научился ценить счастливые моменты из прошлой жизни. В коридорах своего мозга он создал комнатку, в которую он заходил, когда его покидала надежда или охватывало отчаяние. Это была Комната Воспоминаний.
Как холсты в рамах висели там важные и не очень моменты его жизни, замороженные во времени, ждущие, когда Смайк запустит их в действие. Для любого другого эти картины не имели никакого смысла: вид на мрачную бухту или маленькая таверна в сумерках, построенная на крутом берегу. Суматоха во время сражения. Шахматная доска с особо сложным положением фигур. Свиное жаркое, разрезаемое ножом. Но когда Смайк подходил к этим картинам и обращал внимание на одну из них, то она оживала, открывалась и как бы всасывала его в себя. Тогда он переживал это ценное воспоминание, как впервые. Такое вот необычное искусство изучил он на дне своего водоёма. Это уже не было мыслями и ещё не было мечтами, это было что-то посередине, то, что он нескромно назвал смайкованием: искусство жить в воспоминаниях, а не искусство вспоминать. Тут были и большие, драматические моменты, и маленькие, личные, простые воспоминания, которые Смайк по необходимости активировал. Если его мучил голод или тоска по еде, более разнообразной, чем водоросли и планктон, которые бросали циклопы в его водоём, тогда Смайк подходил к картине, изображавшей маленькую таверну в сумерках.