Кошки-мышки с мафией - Трушкин Андрей. Страница 24

И где Колька, Сергей Антонович и профессор? — встрял я.

Охранники молчали.

Та-ак, — протянул дядя Боря, — считать до пяти у меня времени нет. Толя, выйди в коридор, а я тут с ними по-мужски потолкую.

Не надо! — встрепенулся номер первый, кося взглядом на штык-нож, висевший на поясе Бормана.

Молчи, дурак, — встрял номер второй, но дядя Боря тут же его вырубил.

Нанял нас какой-то мужик, с серьгой в ухе, — зачастил номер первый. — Дал бабки, сказал: "Будете работать на меня". — Мы спросили: "А что делать-то?" — А он сказал: "Сторожить".

Погоди, — перебил его дядя Боря. — Вроде я тебя видел где-то?

— Да в ресторане "Электрочугунск", — обрадовался охранник, словно этот факт служил ему смягчающим обстоятельством. — Гардеробщик я. А это, он кивнул на бесчувственное тело, — наш грузчик.

Ясно, — процедил дядя Боря. — Так что вы сторожите?

Да двух типов каких-то.

Трех, — поправил я его. — Их трое должно быть.

Ну да, трех, — поправился номер первый. — Они тут рядом, в соседней камере… То есть в бомбоубежище, я хотел сказать…

Где сейчас Моченый? Ну этот тип с серьгой в ухе?

Охранник пожал плечами:

— Утром зайдет…

Больше он сказать ничего не успел, потому что Борман заткнул ему рот кляпом, аккуратно сработанным из старой тряпки. Та же участь постигла номера второго, который еще был в бессознательном состоянии.

Уже не таясь, мы вышли в туннель.

Борман повернул фонариком налево, и вскоре мы увидели неглубокую нишу, а в ней — стальную дверь с колесом запора, выкрашенным красной краской.

Дядя Боря повернул колесо, дернул на себя дверь.

В большой комнате, скупо освещенной маломощной лампочкой, спали, как два младенца, Мензурка и профессор.

Когда мы вошли, они наконец проснулись и недоуменно смотрели на нас заспанными глазами.

— Погодите, — остановился я и еще раз осмотрел комнату. — А где же Колька?!

Из рассказа Коли Затевахина

Мы развернули, как могли, лампочку в сторону и улеглись прямо на полу.

Вначале я все ворочался и никак не мог выкинуть из головы события сегодняшнего дня. То ко мне, поблескивая лысиной, подкрадывался майор Сивуха, то гнусно ухмылялся Моченый, то Вермишель, постукивая указкой по журналу, ехидненько спрашивала:

— Ну-с, Затевахин, так в каком году родился великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин?

Вермишель-то и заставила меня очнуться. Я невольно заморгал ресницами и уже собирался перевернуться на другой бок, как услышал быстрый шепот Сергея Антоновича:

— Порфирий Петрович, да отдайте вы им эту формулу. Все равно у нас в России ничего путного из этого не выйдет. Тут западная технология нужна. Сами не за грош пропадем, мальчонку погубим. Да в конце концов поезжайте сами на Запад — озолотитесь, свой личный институт откроете…

Вы, батенька мой, Сергей Антонович, паникер. Неужели вы думаете, что горстка этих бандитов сможет удержаться против государственной машины? Дайте только срок — как только меня хватятся, тут такое начнется… Вертолеты в катакомбах будут летать…

А если случайно, ну, представьте себе, Порфирий Петрович, совершенно случайно, вы погибнете. Формула-то останется неизвестной. Ни вашим, ни нашим. Неужели вы ее так нигде и не записали?

Нет. Зачем же, — зевнул профессор. — Я ведь пока в здравом рассудке и памяти.

Подумайте, Порфирий Петрович, как следует подумайте! — настойчиво шептал Мензурка. — Для контроля формулу можете сообщить мне, не записывая. Я постараюсь запомнить. Соломку подстелить никогда не мешает.

Экий вы, голубчик, осторожный. Впрочем, как показывают события, лучше лишний раз подстраховаться, — горестно подвел итог профессор. — Если настанет такой крайний случай, Сергей Антонович, постарайтесь дотянуться до моих губ ухом. Формула не такая уж и сложная. Мне хватит пяти-семи секунд. А пока давайте спать, а то мальчонку разбудим.

"Мальчонка, это, значит, я", — вздохнул я про себя.

Конечно, на равных они меня никак воспринимать не могли, особенно после провала моей идеи.

Я, зажмурился и приказал себе спать. Как бы не так! Теперь вместо Вермишели в мозгах крутилась фраза с плаката по ГО: "Освободите от завалов вентиляционные шахты", "Освободите от завалов вентиляционные шахты", "Освободите… вентиляционные…"

Тут меня словно током шарахнуло или кипятком обдало. Два этих слова "освободите" и "вентиляционные" оформились у меня в идею! И тут же, словно у меня настал вечер прозрений и ясновидении, я подумал еще об одной вещи. Да, в моей бессонной голове родилась одна версия. Гипотеза. Подозрение. Всего лишь подозрение, которое следовало проверить.

Я открыл глаза и осторожно приподнялся. Профессор и Мензурка спали. Я встал и на цыпочках подошел к плану эвакуации. Точно — я не ошибся — здесь неким аккуратным чертежником были указаны не только входы-выходы в туннель, но и красными чернилами — электрокоммуникации, а голубыми стрелками — ход вентилируемого воздуха.

Бережно я содрал плакат со стены, сложил его и спрятал за пазуху. Тихо, как только было возможно, я пододвинул стол в угол, к люку вентиляционного отверстия. Сверху я водрузил стул и, постепенно перенося тяжесть тела, чтобы ничего не скрипело, забрался наверх.

Крышка люка, хотя и была аккуратно выкрашена, держалась на честном слове. Я положил ее вниз и стал примериваться, как бы лучше втиснуться в узкий воздуховод. По моим прикидкам, плечи у меня туда пролезали, выходит — должно было пройти и остальное.

Легонько оттолкнувшись от стола, я подтянулся на руках и влез в черную дыру. Судя по плану, который лежал у меня за пазухой, мне следовало проползти метров пятьдесят, повернуть налево и подняться на один уровень выше.

Именно там я мог проверить свою гипотезу. Хотя, честно говоря, мне не очень хотелось, чтобы она подтвердилась…

Из рассказа Толи Затевахина

Значит, как только вошли мы с дядей Борей в бомбоубежище, первым делом я увидел заспанных Мензурку и профа. Я огляделся, но Кольки не было. Спрятаться решительно негде: стол, два стула и голые стены.

— Фантастика какая-то, — приподнял очки профессор, чтобы лучше видеть через толстые части линз. — Вы уверены, что он уже не выскочил в коридор?

Мензурка в это время подошел к столу, задвинутому в угол, и взял оттуда какую-то штуковину. Потом он взглянул наверх и догадался:

— Смотрите! Он уполз через вентиляционный люк!

Мы подошли ближе. Осыпавшиеся крошки побелки и царапины на стене точно указывали его правоту.

Борман залез наверх, дотянулся до люка и закричал:

— Коля, мы здесь! Возвращайся! Коля! Назад!

Но лишь гулкое, с жестяным отзвуком эхо было, как пишут, значит, в книгах, ему ответом.

— А это что такое? — снова обратился к нам Мензурка. — Зачем он плакат со стены сорвал?

И точно — рядом с двумя плакатами по ГО вместо третьего остался лишь светлый, по отношению к общему фону стен, пустой прямоугольник.

— А мальчик — голова! — засмеялся проф. — Придется похлопотать за него еще и по курсу географии и спортивного ориентирования! Там же висел план схема этого участка бомбоубежищ, со всеми коммуникациями. Ай да парень!

Непонятно, отчего он нам ничего не сказал?

Тут почему-то вырубился свет, но через секунду опять зажегся.

Мензурка озадаченно посмотрел на лампочку. Выглядел он несколько ошеломленным.

Впрочем, я, кажется, понимаю, — продолжал проф. — Нам через этот люк все равно было бы не пролезть. Коля решил спасти нас на свой страх и риск. Потому что мы, конечно же, стали бы его от этого предприятия отговаривать. Будем надеяться, что у него там все сложится благополучно. А пока давайте знакомиться. Вас, молодой человек, — он кивнул в мою сторону, — я уже знаю. А вас каким ветром сюда занесло?

Оперуполномоченный уголовного розыска Соловьев Борис Федорович, — представился Борман.