Опалы Нефертити - Бобев Петр. Страница 20

В это время, пригнувшись к земле, женщины шли цепью по полю. В селении остался только Джубунджава, который поддерживал огонь, и одна больная старуха, которая, даже если сегодня-завтра не умрет, должна будет остаться здесь, когда племя двинется дальше. Такова участь каждого, кто доживает до старости.

И никто, абсолютно никто не взглянул на лежащего за пределами стана Гурмалулу. Даже Руби. С исцарапанным в кровь лицом, посыпав голову пеплом, как настоящая вдова, с невидящим взором она прошла мимо него. Не взглянули на него и его дети. Джубунджава запретил им это, чтобы не пробуждать в осужденном желание жить, не продлевать его муки в борьбе со смертью.

Гурмалулу продолжал лежать на том же месте. Эти несколько дней он не ел, не пил и сейчас, истощенный и похудевший, походил на скелет. Неподвижный скелет. Даже зрачки его глаз под опущенными веками не двигались. Безучастно он ждал смеха кукабурры, чтобы оборвать последнюю нить с жизнью. А бессмертный мальчик Табала молчал. Издевается он, что ли, над ним? Или же вина его была столь велика, что ему надо было выдержать до конца и эту муку?

Гурмалулу должен был умереть. На его могилу положат лангуро, как втыкают колышки над могилами женщин. Чтобы эти вещи были у них под рукой, когда они снова вернутся на землю. В изголовье положат уголек, чтобы он смог разжечь огонь, если ему будет холодно. И дух его будет скитаться, как белый человек, до тех пор,пока не поселится в красивом камне, напоминающем формой человеческую голову. Все меняется. Когда-то, в далекие времена, животные были людьми, а люди могли превращаться в животных и ходить по небу. Луна была мужчиной, а солнце — женщиной. Во что же превратится Гурмалулу? Во что угодно — в камень, в животное, только не в чернокожего!

Вот и Руби! И она уже не замечала его. Может быть, он уже умер? И уже стал духом, который сейчас отдыхает, прежде чем тронуться в путь? Поэтому его и не замечают? Гурмалулу приоткрыл глаза. Нет. Он еще не был мертвецом. Кожа его все еще была черной. А духи — белые. Он узнает, что умер, когда побелеет.

Руби! Давно ли было это? Прежде чем взять ее в жены, он ударил ее своим копьем по голове. Однажды на вчерашнем следе своей ноги он увидел ее след. А когда женщина наступает на след мужчины, это значит, что он ей нравится. И она ему нравилась. И тогда он наступил на ее след. Она должна была понимать сейчас его чувства.

Все смешалось у него в сознании. Воспоминания метались в голове, словно летучие мыши. Они возникали незаметно и так же незаметно исчезали. Вот праздник «коробори»! Гурмалулу танцует. Танцует неистово, до головокружения. Никто не может танцевать так, как он. Но и это было раньше, до виски... Или вот — отряд мстителей идет по степи. Чужое племя выкрало у них девушку. Они должны настигнуть похитителей и наказать их. Во главе отряда — Гурмалулу. Вот они догоняют врагов. Воины выстраиваются друг против друга. Враги мечут копья, а Гурмалулу ловко их ловит и переламывает. И в то же время шутит... Неприятель бежит. Один из врагов убит. Гурмалулу отрезает палец его правой руки, чтобы душа его не могла метать копья, не могла мстить... Но и это было давно, намного раньше, чем он приложился к первой бутылке... Сейчас ему не хочется ни любить, ни петь, ни танцевать. Не хочется ему даже виски пить. Ему хочется только умереть.

Почему же не смеется Табала?

Внезапно Гурмалулу встрепенулся. Джубунджава прокричал что-то и наклонился к огню. Он бросил в костер свежую листву и землю. Над костром поднялся дым. Старик взял в руки циновку, сплетенную из травы, и накрыл ею костер, после чего быстро поднял ее. В воздух поднялся клуб дыма. Потом старик снова накрыл костер. Выпустил два клуба дыма, а затем оставил струю дыма беспрепятственно подниматься в воздух прямым столбом.

С помощью дыма Джубунджава говорил. Но с кем? Не поворачиваясь, Гурмалулу только скосил глаза. На западе, за далекими дюнами, в тихий воздух поднимались такие же клубы дыма.

Дым Джубунджавы говорил:

— Несите сюда белого человека!

— Несем! — отвечал дым за дюнами.

И действительно, вскоре они пришли. На носилках из веток они несли какого-то белокожего. А позади группы медленно вышагивали три верблюда. Когда носилки положили на землю, Гурмалулу с удивлением обнаружил, что это был мистер Том. Ослабевший, в лихорадочном жару, но живой. Сердце Гурмалулу, слабевшее до этого с каждой минутой, вновь застучало быстрее. Что здесь нужно было этому человеку, из-за которого Гурмалулу должен был теперь умереть? Какое новое зло он замышлял?

Даингумбо рассказывал — словами, восклицаниями, мимикой, всем телом, — как они двинулись в ту сторону и нашли трех верблюдов, а рядом с ними полузасыпанного песком человека. Как они его откопали. Как он попросил воды и как они принесли его сюда. А сейчас Джубунджава должен был решить, что с ним делать.

Пока продолжался этот долгий рассказ, и даже не столько рассказ, сколько целое представление, своеобразное развлечение в скучной жизни туземцев, Том Риджер полностью пришел в себя. Раньше он бы и не прикоснулся к посудине дикаря, а сейчас жадно выпил и вторую раковину воды, которую подал ему Даингумбо. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему. А вместе с ними и — голод.

— Есть какая-нибудь еда? — спросил он. В этих местах он жил давно. Так что мог немного изъясняться на языке местных племен.

Джубунджава дал знак, чтобы его накормили. Мужчины бросили принесенного кенгуру в огонь, и, когда мясо испеклось, каждый отрезал себе по горячему куску. Хвост предложили гостю, зная, что белые считают его лакомством.

Наевшись, Том Риджер сказал:

— А сейчас, Джубунджава, дай мне несколько мужчин, чтобы они проводили меня в селение белых возле гор Радужной Змеи.

Старик покачал седой головой.

— Нет!

— Почему? — рассердился Том.

— Потому что это на чужой земле. Никто не имеет права ступать на чужую землю. Там в каждом камне, в каждом дереве живет дух предка какого-нибудь человека из чужого племени. И этот дух обязательно накажет тебя.

Том Риджер хорошо знал, что дикари избегают вступать на чужую территорию. Поэтому у них и нет войн за землю — в отличие от цивилизованных народов. Дикари воюют только из-за похищенных женщин. По-своему они, конечно, правы. Но он боялся двинуться в путь один, без проводника. Он боялся новой бури. Да и без бури он не смог бы найти дорогу в этом пустынном лабиринте.

Случайно он заметил лежащего Гурмалулу.

— Болен? — спросил он больше для того, чтобы продолжать разговор и как-нибудь склонить старика на уступки. Он знал, что у дикарей вождей нет. Но старики, люди с большим жизненным опытом, пользуются таким влиянием, которому могли бы позавидовать многие предводители, лидеры, цари и президенты в цивилизованном мире.

— Это Гурмалулу! — ответил Джубунджава. — Мертвый!

Том удивился.

— Как это мертвый? Я же вижу, он на меня смотрит!

— Для нас он мертв! Он украл чуринги. Убил Нгалбару. Поэтому он должен умереть. Магическая кость послала в него смерть.

Вероятно, кто-то когда-то оцарапался о человеческую кость и умер, отравленный трупным ядом. С тех пор, наверное, и идет вера в могущество заостренной человеческой кости.

Том быстро соображал. Гурмалулу был ему нужен. Сейчас уже не столько для вырезания чуринг. Сейчас Том рассчитывал не на тысячи фунтов от богатых снобов, а на миллионы. Гурмалулу мог стать его проводником, стать его следопытом, его можно будет противопоставить следопыту Крума Димова. Речь уже шла даже не о миллионах, а о спасении жизни. Крума Димова нужно заставить молчать. В этом ему поможет Гурмалулу. И еще одно: не может же он позволить, чтобы у него на глазах уморили человека! Не только как цивилизованный человек, но и как полицейский он должен помешать этой дикарской саморасправе.

— Джубунджава! — сказал он. — Раз он для племени все равно что мертвый, тогда подари его мне! Он уйдет из селения, ведь он всего лишь труп.

— Он осужден на смерть. Мы не изгнали его.