Сделка (СИ) - Безрукова Елена. Страница 37

Но неизбежно это мгновение закончилось. Моя пока ещё баронесса отстранилась, мягко опустила мои руки, убрав со своего тела, и прошептала:

— Спасибо. Я не стану держать на тебя зла. Будь счастлив. Витя.

И ушла. Просто ушла.

Она сказала всё, что хотела, и попрощалась со мной сейчас. Орлова понимает, что я не найду в себе силы воли выйти и проводить её завтра утром. Я не буду на это смотреть. Пусть уезжает и всё, чтобы я не видел… Чтобы поганые чувства сожаления, и что я совершаю огромную ошибку, не раздирали кожу груди еще сильнее, не ломали рёбра и не вынимали моего сердца, которое она неизбежно увезёт с собой.

Надежда вспыхнула и сгорела внутри меня, оставив чадящее пепелище. В моём мозгу еще долго билось это слово — «Уйду», пока я, опустив голову, пытался собрать себя из осколков наново.

Провёл рукой по волосам, которые так нравились женщинам. Совсем уже и не верится, что не так давно я купался в этом восхищении дам моей прической, да и не только ей.

Сейчас мне вовсе не нужны эти признания в любви, эта страсть в глазах. Я будто бы другой человек теперь. Словно целую жизнь прожил с княжной, а не какие-то несколько месяцев. Я хотел бы, чтобы с любовью на меня смотрела только она, но это невозможно. Я сам отпустил её. Сам. А она согласилась уйти.

Метался по кабинету в поисках успокоения, но всё напрасно. Не мог даже места найти, где мне было бы удобно сидеть. Плеснул себе в бокал бренди и отпил. Тут же сморщился и выплюнул назад содержимое. Противно. Я не могу пить. Мне слишком плохо.

Может быть, сигара приглушит душевные муки? Подкурил и затянулся. Закашлялся — гадость какая. Что со мной? Ничего не могу — ни есть, ни пить, ни даже выкурить сигару. Затушил её, с нажимом разломав на куски в пепельнице. Посмотрел на эту квашню, оставшуюся от сигары. Некрасиво, даже отвратительно. Она раздавлена, изуродована, надорвана так, что табак во все стороны. Да и я и сам словно эта сигара.

Сел в кресло у камина, собрав руки в замок, и задумчиво смотрел на огонь. Глаза мои будто бы наблюдали за игрой пламени, но мысли были вовсе не со мной.

Ничто не могло меня сейчас отвлечь, я снова и снова истязал себя мыслями о черноокой красавице, что была лишь миражом. Может, она просто примерещилась мне? Прекрасный морок. Манящий и соблазнительный фантом.

Когда-то я читал о Суккубах. Эти демоны приходят к мужчинам в обличии невыносимо красивых женщин, чтобы забрать их жизнь и душу себе. Может. Елена и есть тот самый Суккуб? Физически жизнь оставила мне, а вот моё ментальное тело она отняла. Физическая оболочка живёт без неё дальше по инерции, а душа свернулась котёнком и дрожит от боли и холода на ледяной стуже января. Если же Елена и обычная земная женщина, наверняка люди говорили именно о таких, как она, рисуя портрет Суккуба. Невозможно её забыть. Смыть с сердца, вытравить образ ничем не получится, даже слезами ангелов.

Она никогда меня не любила. Никогда.

До боли сжал кулаки.

Она лишь подчинялась, потому что я её заставлял. Какими убогими мне сейчас кажутся эти попытки принуждения. Насильно мил не будешь — верно ведь говорят.

Порой мне казалось, что Елена отвечает мне. Я чувствовал, что я ей небезразличен. Я эгоистично насыщался её таким пьянящим меня телом, этими нежными, никем не тронутыми до меня губами. Я был первым во всём, она была моей. Только моей. Даже сейчас эти мысли распаляют меня, заставляя тело реагировать. Снова посетило звериное желание догнать, запереть, взять снова и заставлять её подчиняться вновь. Заставить её ласкать меня, как единожды жена это делала в тот вечер с кинжалом. Больше я не смог уговорить её это сделать. Ласки, полученные всего один раз, довели меня до исступления, до опустошения. Я не могу забыть их. Неумелые движения губ и языка по моему телу выбивали глухие стоны из груди от одних только воспоминаний.

Но, видимо, я всё же ошибся. Как только я предоставил Елене выбор, она сделала его вовсе не в мою пользу. Вдруг накатила слепая ярость. Я верну её! Укажу её место. Прикажу остаться.

Я уже встал, и как в тумане выскочил в коридор, с горячим желанием вернуть её, и сказать, что я передумал. Она никуда не поедет и прямо сейчас сделает то, что я хочу снова. Потом опять и опять.

Рука уже легла на ручку двери её спальни, как вдруг распахнулось от ветра окно в коридоре. Я вздрогнул, рука моя слетела с ручки, и пришёл миг отрезвления.

Что я делаю? Я дал слово, я не должен её удерживать!

Понуро вернулся обратно в кабинет и закрыл дверь изнутри на ключ Так надёжнее. Кажется, я окончательно сошёл с ума. Она свела меня с ума, сделала безумцем.

Что ты сотворила со мной, Елена? Я тебя отпустил. А ты меня не отпустишь никогда.

Глава 31

Она уехала.

Я видел в окно кабинета, как Елена в дорожном плаще садилась в карету. Слуги вышли проводить её. Настя и Тамара плакали, искренне не понимая, что у нас произошло, и почему она уезжает со всеми своими вещами.

На прощание княжна оглянулась и окинула взглядом дом, задержав взгляд на моём окне. Елена не могла меня видеть, я наблюдал за ней тайно, сквозь маленькую щель меж тяжелых штор. Дверь кареты захлопнулась, и лошади начали резво перебирать копытами под кнутом Иллариона.

Вот и всё.

Не удержал я свою красавицу. Не смог добиться её любви. На душе стужа, несмотря на весну. Меня бил озноб. Похоже, что на нервной почве я даже захворал. Или от безответной любви люди тоже болеют? Никогда не думал, что такое бывает в самом деле. Считал, что такие бредни пишут только в романах, которые читала моя жена.

Жена? Нет жены у меня больше. Мы теперь никто друг другу. Чужие.

Я не веки твой, ты — ничья.

Прошёл к софе и прилёг. Ноги не помещались и пришлось их поджать. Никогда и не думал тут спать, в кабинете. Голова чугунная, так и тянется к подушке. Прикрыл глаза и провалился в горячий жар и бред.

Альберт.

Виктор заболел.

Я растерялся поначалу, и не знал, что делать, но заставил себя собраться — сыну помощь сейчас была нужнее, болеть самому некогда. Я не понимал, почему уехала Елена, и как надолго. Разберусь с этим позже.

Настя нашла его на софе, свернувшегося в комок, с испариной на горячем лбу, бормотавшего сквозь сон имя жены. Он бредил, его била лихорадка. Слуги разбудили молодого барона, чтобы помочь перейти в спальню и лечь уже по — человечески. Отправили записку с просьбой приехать Антону Павловичу. За последнее время, он очень уж часто бывал в доме Гинцбургов, и теперь снова требовалась его помощь.

Врач осмотрел Виктора, и обратился ко мне:

— Это не болезнь, Альберт Илларионович. Признаков заболевания никаких нет, кроме высокой температуры. Что — то произошло в доме? Похоже на серьёзный нервный срыв.

— Да, к сожалению, — устало потёр глаза, сидя в кресле. Стоять мне было тяжело. — Это могло бы быть причиной.

— Что ж… Ясно. Жар сойдёт. Давайте ему средства от жара и успокоительные капли. Здесь уже никакие травы не помогут. Похоже, барону очень уж тяжко. Нужно применять более радикальные меры, чтобы состояние не переросло в затяжную депрессию. Я, конечно, не психиатр, душу лечить не умею, но тело тоже в порядке никогда не будет, если душа страдает.

— Спасибо, вам, Антон Павлович. Хотя бы теперь знаем, что это не хворь какая.

— Хворь, но не физическая, — вздохнул врач. — Здесь я вам не помогу. Откланяюсь, если не возражаете.

— Конечно — конечно, любезный. Благодарим вас, — нашёл силы подняться и пожать руку доктора, что выручал нас уже не в первый раз.

Антон Павлович ушёл, а я снова сел в кресло, задумавшись.

Тамара сама всё знает лучше меня, что и как давать. Она подкована в лечении, и уже отправилась за необходимыми микстурами. Настя обтёрла ветошью лицо Виктора и положила прохладный компресс на лоб, чтобы немого унять жар. Она посмотрела в ожидании на меня.