Тайны Московской Патриархии - Богданов Андрей Петрович. Страница 63

242. О входе в город Москву литовских людей. Враг же прельсти от синклит четырех человек: начата мыслити, како бы пустили литву в город, и начата вмещати в люди, что будто черные люди хотят впустить в Москву вора (Лжедмитрия II, стоявшего в Коломенском. – А. Б.). Многие ж им претяху, что отнюдь нельзя пустити в город литву. Они же тех дворян приведоша к етману и на них шумяху. У веда ж то патриарх Ермоген, и посла по бояр и по всех людей, и нача им говорити со умилением и с великим запрещением, чтоб не пустити литвы в город. Они же ево не послушаша и пустиша етмана с литовскими людьми в город… Вор же, видя то, что литовские люди вошли в город, пойде от Москвы и ста в Колуге.

(Выжжены были Колязин монастырь и Великие Луки; Салтыков с изменниками начинает рассылать русских воинов из Москвы.)

245. О ссылке царя Василъя в Осифов монастырь. Етман же Желтовской и с теми изменники московскими нача умышляти, како б царя Василья и братью ево отвести х королю. И умыслиша то, что ево послати в Осифов монастырь. Патриарх же и бояре, кои не пристоша к их совету, начата говорити, чтоб царя Василья не ссылати в Осифов монастырь, а сослать бы на Соловки. Они же быша уж сильны в Москве, тово не послушаху и ево послаша в Осифов монастырь, а царицу его в Суздаль в Покровской монастырь.

(Василий Шуйский с родственниками был захвачен поляками и доставлен к королю, тщетно осаждавшему Смоленск; Лжедмитрий II был убит под Калугой; казанцы восстали в его пользу против интервентов, но вскоре «прииде из Калуги Олешка Тоузаков с вестию и сказа, что вор убит, а землею прислали, чтоб быти в соединение и стояти бы всем за Московское государство».)

250. О умышлении литовских людей и о соединении московских людей [78]. Литовские же люди на Москве сидяху и начата умышляти, како бы Московское государство разорити. И достальных с Москвы всех ратных людей розослаша, и решотки по улицам все посечи повелеша [79], и на Москве с саблями и с пищальми не велеша ходити, и не токмо со оружием ходити, но и дров тонких к Москве не повелеша возити, и тесноту делаша московским людей великую. На Резани ж Прокофией Ляпунов, слышав про такое утеснение Московскому государству, и нача ссылатись со всеми городами Московского государства, чтоб им стать за одно – как бы помочь Московскому государству. Бог же положи всем людем мысль, и начата присылати к Прокофью и во всех городах збиратися. В Колуге собрася князь Дмитрей Тимофеевич Трубецкой да Иван Заруцкой, на Резани Прокофей Ляпунов, в Володимере князь Василей Масальской, Ортемей Измайлов, в Суздале – Ондрей Просовецкой, на Костроме – князь Федор Козловской з братьею. И все соединеся во едину мысль: что все померети за православную християнскую веру.

(Посланцы из Калуги заявили в Москве, что признают только православного царя.)

252. О грамотах под Смоленск. Литовские люди и московские изменники, Михайло Салтыков с товарыщи, видя московских людей собрание за православную християнскую веру, начата говорити бояром, чтоб писати х королю и послати за руками бити челом королю, чтоб дал сына своего на государство, – «а мы на твою волю покладываемся», – а к митрополиту Филарету писати и к бояром, чтоб били челом королю, чтоб дал сына своего на Московское государство, а им во всем покладыватца на ево королевскую волю, как ему годно, тако и делати, а все на то приводя, чтобы крест целовати королю (Сигизмунду. – А. Б.) самому. А к Прокофью (Ляпунову. – А. Б.) послати, чтоб он к Москве не збирался. Бояре ж такие грамоты написаша, и руки приложиша, и поидоша к патриарху Ермогену, и возвестиша ему все, чтоб ему к той грамоте руку приложить и властей всем руки приложити, а к Прокофью о том послати. Он же, великий государь [80], поборатель православной христианской вере, стояще в твердости, аки столп непоколебимый, и отвещав, рече им: «Стану писати х королю грамоты на том, и руку свою приложу, и властем всем повелю руки свои приложити, и вас благословляю писати – буде король даст сына своево на Московское государство, и крестит в православную християнскую веру, и литовских людей из Москвы выведет, – и вас Бог благословляет такие грамоты писати и х королю послати. А буде такие грамоты писати, что всем вам положитца на королевскую волю и послом о том королю бити челом и класться на его волю, и то ведомое стало дело, что нам целовати крест самому королю, а не королевичу. И я таких грамот не токмо что моя рука приложити – и вам не благословляю писати, но проклинаю, хто такие грамоты учнет писати. А к Прокофью Ляпунову стану писати: буде королевич на Московское государство и креститься в православную християнскую веру – благословляю ево служить; а буде королевич не крестится в православную християнскую веру и литвы из Московского государства не выведет – и я их благословляю и разрешаю, кои крест целовали королевичу, идти под Московское государство и померети всем за православную християнскую веру». Той же изменник злодей Михайло Салтыков нача ево, праведново, позорити и лаяти, и выняв на нево нож, и хотяше ево резати. Он же против ево ножа не устрашись и рече ему великим гласом, осеняше ево крестным знамением, и рече: «Сии крестное знамение против твоево окаянново ножа. Да буди ты проклят в сем веце и в будущем!» И рече тихим гласом боярину князь Федору Ивановичу Мстиславскому [81]: «Твое есть начало, тебе за то добро пострадати за православную християнскую веру; аще и прельстишися на такую дьявольскую прелесть – и преселит Бог корень твой от земля живых, да и сам какою смертию умреши». Тако ж и збысться ево пророчество. Бояре же не послушаху ево словеси и послаша те грамоты х королю и к послом. Боярину князю Ивану Михайловичу Воротынскому да князю Ондрею Васильевичу Голицыну и повелеху руки приложити насилу – они ж в те поры быша за приставы в тесноте велице.

253. О привозе грамот под Смоленск с Москвы. Придоша ж те грамоты под Смоленск х королю и к митрополиту Филарету. Митрополит же и послы, видя такие грамоты, начата скорбити и друг друга начата укрепляти, что пострадати за православную християнскую веру. Король же повеле послом быти на съезд и нача им говорити и грамоты те чести, что пишут все бояре за руками, что положились во всем на королевскую волю, да им велено королю бити челом и класти все на ево волю. Митрополит же им нача говорити: «Видим сии грамоты за руками за боярскими, а отца нашего патриарха Ермогена руки нет, а боярские руки князь Ивана Воротынсково да князь Ондрея Голицына приложены поневоли, что сидят в заточении. Да и ныне мы на королевскую волю кладемся: будет даст на Московское государство сына своего и креститъся (Владислав. – А. Б.) в православную христианскую веру – и мы ему, государю, ради. А будет на тое королевскую волю класться, что королю крест целовати и литовским людем быти на Москве – и тово у нас и в уме нет. Ради пострадать и помереть за православную християнскую веру!» Король же ноипаче веле деяти тесноту великую послом.

(П. П. Ляпунов и князь Д. М. Пожарский сражались с казачьими отрядами, посланными засевшими в Москве поляками.)

256. О датии за пристава патриарха. Прокофей же Ляпунов и всех городов воеводы собрашась и поидоша под Москву. Литовские ж люди, слышав то, что идут изо всех городов к Москве, и начата говорити бояром, чтоб они шли к патриарху, чтоб патриарх к ним (участникам Первого всенародного ополчения. – А. Б.) писал грамоты от себя, чтоб они к Москве не ходили, воротились опять по своим местом. Бояре же приидоша к патриарху. Той же Михайло Салтыков нача ему говорити: «Что де ты писал еси к ним, чтоб они шли под Москву, а ныне ты ж к ним напиши, чтоб они воротились вспять». Патриарх же им рече: «Яз де к ним не писывал, а ныне к ним стану писати! Буде ты, изменник Михайло Салтыков, с литовскими людьми из Москвы выдешь вон – и я им не велю ходити к Москве. А буде вас идеть в Москве – и я их всех благословляю помереть за православную веру, что уж вижу поругание православной вере, и разорение святым Божиим церквам, и слышати латынсково пения не могу». В то бо время бысть у них костел на старом царя Борисове дворе, в полате. Слышаху ж они такие словеса, позоряху и лаяху его, и приставша к нему приставов, и не велеша к нему никово пущати.

вернуться

78

Эта глава не упоминает о Гермогене, но отражает важнейший момент превращения гражданской войны в освободительную.

вернуться

79

Ночами и во время осады улицы Москвы запирались решетками.

вернуться

80

Титулование патриарха «великим государем» (а не «великим господином») практиковалось при патриархе Филарете Никитиче, когда создавался «Новый летописец».

вернуться

81

Ф. И. Мстиславский возглавлял боярское правительство.